• Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Томик, Назаров  
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » ЛИТЕРАТУРА О ПЛЕНЕ И ПОСЛЕ ПЛЕНА » Вальтер Кумпф "Организация Тодта в войне"
Вальтер Кумпф "Организация Тодта в войне"
СаняДата: Среда, 17 Апреля 2013, 11.42.17 | Сообщение # 1
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Инженер
Вальтер Кумпф

Организация Тодта в войне


Огромный технический прогресс нашего века, большие масштабы операций, равно как и повышенные требования к полевым сооружениям, путям подвоза, мостам, аэродромам и т. п., вызвали необходимость наряду с сохранением всех существовавших традиций создавать крупные формирования строительных войск. Поэтому в книге об опыте второй мировой войны невозможно обойтись без краткого отчета о деятельности организации Тодта.

В последние мирные годы перед второй мировой войной стало ясно, что для разрешения всех огромных задач, связанных со строительством оборонительных и других сооружений, нужно найти новые технические методы и новые организационные формы.

Примером для строительства оборонительных сооружений, а именно «линии Зигфрида» (1937 год) явилась постройка «имперских автострад». Строительство этой особой сети дорог дальнего сообщения, начатое в 1934 году, поставило перед строителями и их руководством задачу невиданных до сего времени масштабов. Решить эту задачу удалось только благодаря тесному взаимодействию всех строительных организаций, а также в результате более рационального и эффективного использования всех имеющихся сил и средств. Между строительными и поставляющими организациями было установлено тесное деловое сотрудничество и урегулированы вопросы использования специалистов и оборудования. Сосредоточение большого количества рабочей силы на отдельных наиболее важных участках потребовало проведения особых мероприятий для организованного размещения рабочих неподалеку от места работ. Сверх того, в административном порядке были решены и некоторые вопросы, касающиеся трудового права, [386] как например вопрос о заработной плате, о тарифных расценках и пр. Эти новшества были разработаны и осуществлены под непосредственным руководством генерал-инспектора путей сообщения Германии. Все предпринятые меры настолько себя оправдали, что опыт строительства дорог был использован и при строительстве «линии Зигфрида», правда, в несколько измененной и расширенной форме, отвечающей новым условиям. Этой формы придерживались во время проведения оборонительных работ на всем протяжении от голландской до швейцарской границы. По имени вдохновителя и руководителя этих работ вся строительная организация вскоре стала называться организацией Тодта.

Все мероприятия организации Тодта проводились на основании подрядов на строительство и поставки, заключаемых между генерал-инспектором и фирмами или корпорациями, причем основой для них служили оправдавшие себя ранее положения и нормы различных инструкций вроде «Инструкции о подрядах» и др.

Новый вид организация Тодта приобрела тогда, когда в начале войны на Западе возникла необходимость использовать ее за пределами Германии для решения вопросов, связанных непосредственно с военными действиями. Из «строительных управлений линии Зигфрида» были созданы управления фронтового строительства, на которые в первую очередь возлагалась задача восстановления шоссейных и железнодорожных мостов, ремонт полотна шоссейных и железных дорог и т. п. При штабе каждой армии было создано главное строительное управление, куда входило определенное количество строительных управлений и строительных отрядов. Строительные отряды формировались строительными фирмами и в большинстве случаев носили их названия. Руководили ими сотрудники строительных управлений и фирм. Фронтовые соединения организации Тодта были моторизованы и могли следовать непосредственно за продвигающимися вперед войсками.

Во время первых работ организация Тодта не имела еще специальной формы одежды. Рабочие носили в основном гражданскую одежду, в которой они работали в самой Германии. Разумеется, что в районе боевых действий это оказалось невозможным. Поэтому из запасов бывшей [387] чехословацкой армии рабочим была выдана единая форма оливкового цвета, значительно отличавшаяся от обычной военной формы цвета хаки. В связи с этим возникли новые трудности. В приказе командующего 6-й армией в начале июня 1940 года о новом обмундировании для организации Тодта отмечалось, что носящие такую форму — немцы, а не солдаты противника, что их нельзя ни обстреливать, ни брать в плен. Этот приказ весьма наглядно иллюстрирует создавшееся положение. Когда же и после приказа недоразумения не прекратились, к этой форме была введена нарукавная повязка со свастикой. Таким образом, мероприятие чисто военно-делового характера привело к тому, что у многих сложилось впечатление, будто бы вся организация Тодта является партийной организацией{104}.

С этого времени ни одно крупное строительное мероприятие на фронте или в тылу было уже не мыслимо без организации Тодта, и нет такого театра военных действий, где бы ни использовались ее отряды.

Особым испытанием для организации Тодта была война на Востоке. Там наряду со строительными работами невиданных до того времени масштабов на нее была возложена и задача доставки из Германии строительных материалов, и обеспечение бесперебойного снабжения войск.

С течением времени между руководящими инстанциями организации Тодта и командованием немецких войск установились весьма тесные отношения. Постепенно на эту организацию были возложены все строительные задачи, имевшие военный характер. Руководители оперативных групп организации, находившихся в распоряжении групп армий, одновременно являлись и «строительными уполномоченными», возглавлявшими строительную службу этих групп армий. Им подчинялись и строительные части всех трех видов вооруженных сил.

К обширным и многосторонним фронтовым задачам организации Тодта во второй фазе войны прибавились еще и задачи в тылу: ликвидация последствий воздушных налетов противника и строительно-технические мероприятия, [388] связанные с переводом особо важных промышленных предприятий в более надежные помещения.

Общее руководство организацией Тодта находилось в Берлине. В связи с ростом организации и расширением круга ее деятельности она превратилась из существовавшего при управлении генерального инспектора путей сообщения отдела в министерстве вооружений и военного производства в самостоятельное управление организации Тодта.

Организация Тодта была совершенно новым органом как для строительной администрации и всего строительного хозяйства, так и для армии. Она не числилась ни в одном мобилизационном плане и не была связана ни с какими традициями. Собственно говоря, она являлась больше «импровизацией», чем «организацией». Прежде всего она не была «ведомством» в обычном понимании этого слова, хотя с течением времени ей приставили некоторое подобие «административной головы». Она представляла собой лишь некую форму сотрудничества хозяйственников и строителей с целью более рационального выполнения крупнейших строительных задач и полного учета военных нужд.

Именно в объединении хозяйства и администрации и заключалась сила этой организации. Всюду, где удавалось выявить хоть какие-либо экономические возможности для строительства, эта организация выполняла свои задачи настолько правильно и точно, как этого не сделали бы никакие другие строительные войска. В рамках данной статьи невозможно дать подробное описание всех мероприятий и работ, проведенных организацией Тодта за время войны. Однако следует все же указать на отдельные наиболее крупные и трудоемкие работы. К первым крупным укреплениям, построенным за пределами Германии, надо отнести огневые позиции для корабельных и железнодорожных орудий на французском побережье Ла-Манша, из которых впоследствии возник Атлантический вал с его многочисленными специальными сооружениями. Строительство крупных баз подводных лодок на побережье Атлантического океана выдвинуло такие проблемы, которые потребовали совершенно новых методов изготовления железобетонных и стальных конструкций. Действия войск и снабжение их в горных условиях (на Балканах и в Норвегии) поставили [389] организацию Тодта перед таким объемом строительных работ, который в нормальных условиях в самой Германии потребовал бы для своего завершения не одно десятилетие. При этом надо учесть, что особые климатические условия северных областей Норвегии и Финляндии в значительной степени затрудняли планирование и проведение строительных работ. Совершенно новые проблемы, естественно, возникли и в широких просторах недостаточно обжитых (по западным понятиям) восточных районов: усиление проезжей части тысяч километров грунтовых и проселочных дорог и превращение их в мощные автогужевые дороги с современным тяжелым каменным или асфальтовым покрытием. На северном и центральном участках фронта, где из-за отсутствия твердого грунта нельзя было строить автогужевые дороги, приходилось сооружать бревенчатые гати и щитовые дороги, используя на это миллионы стволов деревьев. Было построено большое количество мостов, причем многие из них имели такие огромные пролеты, какие до сих пор вообще не встречались в подобных деревянных конструкциях. А восстановление разрушенной Днепровской плотины в Запорожье следует рассматривать вообще как особое достижение, равноценное самым сложным инженерным сооружениям Запада. Для того чтобы расширить сеть русских железных дорог, не обеспечивавших регулярного снабжения немецких войск, необходимо было не только перешить их с широкой колеи на нормальную европейскую, но и построить новые магистральные и полевые железные дороги. Разрушенные в результате военных действий заводы тяжелой промышленности на Днепре и в Донбассе были полностью восстановлены и пущены в эксплуатацию. Чтобы более или менее правильно оценить проблемы, стоявшие перед строителями, членами, организации Тодта, нужно вспомнить о тех несомненно колоссальных трудностях, которые обременяли нас именно на восточном и юго-восточном участках фронта. Это были прежде всего ненормальные по нашим понятиям климатические условия; это были трудности, связанные с доставкой материалов, машин и оборудования с баз, расположенных в Германии и отдаленных иногда на несколько тысяч километров, по ненадежным и часто выходившим из строя путям подвоза; это были, трудности, вызванные необходимостью, не прибегая ни [390] к чьей помощи, собственными силами защищать от партизанских налетов все строительные участки, места расквартирования рабочих, транспорт и склады материалов и оборудования. В котлах под Сталинградом, Холмом, Демянском и Никополем рядовой состав организации Тодта выполнял свой долг точно так же, как выполняли его солдаты всех прочих боевых частей.

Разумеется, большая доля импровизации и отсутствие всяких традиций, наблюдавшиеся в организации Тодта, вызывали и некоторую неурядицу в ее работе. Наиболее неприятным было отсутствие свободного предпринимательского сотрудничества с руководящим аппаратом вооруженных сил, работавшим в соответствии со строгими правилами и канонами. Для безупречной деятельности такой большой специальной организации совершенно необходимым было единое руководство, осуществляемое одной инстанцией. скажем, управлением организации Тодта министерства вооружений. Это было необходимо хотя бы из соображений рационального распределения сил и средств и удовлетворения огромных потребностей всех строительных отрядов в автомашинах, оборудовании, инструментах и строительных материалах. Отдавая свое приказание о целях, месте и сроках окончания строительных работ, войсковой начальник уже больше ни о чем не заботился, предоставляя организации Тодта право найти лучшее решение и осуществить его, исходя из наличия имеющихся в ее распоряжении сил и средств.

Как и всюду, успех или неуспех совместной работы строителей и военных зависел в организации Тодта лично от ответственного лица и исполнителя. Однако, чтобы быть справедливым, нужно сказать, что совместные усилия администрации, хозяйственников и армейских командиров, основанные на высокой степени сознательности всех участвующих в строительстве, в условиях того времени полностью себя оправдали. [391]


Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Среда, 17 Апреля 2013, 11.43.03 | Сообщение # 2
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Трудовая повинность в Германии во время войны
{105}

В конце войны с Польшей, 23 сентября 1939 года, главный штаб вооруженных сил опубликовал исчерпывающий заключительный отчет об этой войне. В этом отчете говорится: «Выдающиеся достижения различных служб тыла в деле восстановления и ремонта мостов, шоссейных и железных дорог, в которых наивысшей оценки заслуживают и действия военизированных отрядов трудовой повинности, чрезвычайно облегчили командованию решение его задач».

Эта особая оценка отрядов военизированной трудовой повинности верховным командованием показывает, что книга об опыте второй мировой войны не может обойти молчанием германскую службу трудовой повинности.

В американской прессе еще во время войны подчеркивалось, что германская система трудовой повинности была частью «тотальной мобилизации германской рабочей силы». «В первую мировую войну, — говорится там, — Германия не проводила подобной мобилизации рабочей силы (она была начата лишь на более поздней стадии войны), а во время второй мировой войны немцы смогли получить превосходство над своими противниками только благодаря тому. что их стратегия с самого начала основывалась на использовании рабочей. силы в очень крупных масштабах».

Создание немцами организации Тодта, а также германской службы трудовой повинности и службы чрезвычайной технической помощи входило в общие планы германской стратегии и оказалось важным не только для идеологического [392] воспитания молодежи, но и дало большие практические результаты{106}.

Отряды военизированной трудовой повинности отражали самое существо современной германской стратегии, потому что основой ее были моторизованные подвижные соединения, которые нуждались в хорошей дорожной сети. Самолеты также могут использоваться только тогда, когда в распоряжении имеются стартовые и посадочные площадки, которые в случае разрушения можно весьма быстро восстановить. При большой протяженности современных театров военных действий непрерывное снабжение может осуществляться только в том случае, если дорожная сеть, мосты и железные дороги — то есть все излюбленные объекты авиации противника — находятся в полной исправности или если они могут быть быстро отремонтированы после нанесения им какого-либо ущерба.

Служба трудовой повинности не была изобретением Третьей империи. Еще во время первой мировой войны главное командование сухопутных войск потребовало — параллельно с использованием солдат на фронте — организации «отечественной вспомогательной службы», которая, однако, в то время не получила большого развития. После первой мировой войны, когда экономика переживала упадок, когда молодежь почти не имела работы и безработица принимала все более угрожающие размеры, в различных областях по инициативе местных властей были созданы добровольные организации трудовой повинности. В чрезвычайной директиве германского правительства от 5 июня 1931 года говорилось, что трудовая повинность вводится в интересах лиц, не имеющих работы и получающих пособие по безработице. Это распоряжение было дополнено специальным разъяснением, что в отряды трудовой повинности может вступать не только безработный, но и каждый немец.

Национал-социалисты продолжили эти начинания, превратив трудовую повинность в мероприятие для воспитания молодого поколения в духе фашизма. 26 июня 1935 года был издан закон об обязательной трудовой повинности. [393]

Согласно этому закону, «все немецкие юноши и девушки в возрасте от 19 до 25 лет» были «обязаны служить определенное время своему народу в системе государственной трудовой повинности». Это должно было убедить молодых людей в нравственной ценности труда, ослабить классовые противоречия, уничтожить пренебрежительное отношение к простому ручному труду и усилить общественное сознание всех слоев населения.

Война очень быстро превратила трудовую повинность, направленную прежде всего на выполнение задач невоенного характера, в чисто военный инструмент. В период всеобщей мобилизации 60% руководителей лагерей трудовой повинности были призваны на военную службу. Вызванная этим нехватка руководителей для службы трудовой повинности послужила причиной закрытия большого количества лагерей. В связи с растущим спросом на пополнения в последующие годы войны верховное командование вооруженных сил было вынуждено уменьшить возрастные ограничения для призыва в армию. При этом трудовая повинность должна была распространяться не только на очередные, но и одновременно на следующие, более молодые возрастные контингента. Продолжительность обязательной трудовой повинности, составлявшая в мирное время 6 месяцев, в ходе войны все более сокращалась. В 1944 году она равнялась уже 2 месяцам. Отбывающие трудовую повинность при уходе из системы государственной трудовой повинности переводились прямо в армию резерва, а иногда и в учебные сборно-призывные пункты действующей армии. Время перевода устанавливалось каждый раз в зависимости от потребности вооруженных сил в людях и определялось верховным командованием. Организовать нормальное обучение и воспитание в системе государственной трудовой повинности в этих условиях было весьма затруднительно. Использование лиц, отбывающих трудовую повинность в продолжение более длительного времени в качестве «воспитателей», допускалось лишь в исключительных случаях.

В начале войны многие отряды военизированной трудовой повинности были превращены в строительные батальоны. В эти батальоны было добавлено некоторое количество военнообязанных старших возрастов, которые не прошли [394] в свое время кадровую службу в армии. Командирами этих батальонов были назначены армейские офицеры. Подобное объединение неоднородных по возрасту и подготовке людей не оправдало себя, и уже в 1940 году от таких строительных батальонов пришлось отказаться. Вместо этого было решено параллельно с созданием армейских строительных частей формировать строительные части военизированной трудовой повинности. Эти части проходили общую подготовку на родине, а затем по мере надобности главный штаб вооруженных сил объединял каждые 4 — 6 батальонов (по 200 человек в каждом) в группы и направлял их в распоряжение высших командных инстанций: групп армий, отдельных армий, воздушных флотов, авиагрупп и военно-морских станций. Командовали этими группами их старые начальники по службе трудовой повинности. Группы были оснащены главным образом велосипедами, отчасти грузовыми автомашинами, вооружены винтовками и частично пулеметами и обучены стрельбе.

При использовании таких групп в качестве обычных полевых войск в составе вооруженных сил командование ими осуществляли те высшие командиры и начальники, в распоряжение которых они поступали. Между начальником главного штаба вооруженных сил и имперским руководителем службы трудовой повинности существовала договоренность использовать эти формирования только для самообороны и лишь в исключительных случаях непосредственно в бою, потому что для этого они были недостаточно обучены и вооружены. Кроме того, было решено не использовать эти части трудовой повинности для охраны и надзора за военнопленными в лагерях и на строительстве, потому что выполнение подобных задач могло отрицательно сказаться на воспитании молодого поколения. Ответственность за выполнение поставленных задач нес командир группы (части) трудовой повинности, подчинявшийся непосредственно командующему того соединения или объединения, которому его группа (часть) была придана, причем распоряжаться бойцами трудовой повинности самостоятельно этот командующий не имел права, равно как и не имел права заниматься вопросами укомплектования отрядов трудовой повинности личным составом. Это вменялось в обязанности начальника имперской службы трудовой повинности. Таким [396] образом, постоянно «молодевший» в ходе войны личный состав отрядов трудовой повинности получал вполне правильное воспитание. Такое распределение командных функций в системе трудовой повинности в общем быстро привилось и оправдало себя. Трудовые успехи и образцовое поведение строительных частей службы трудовой повинности нашли полную признательность со стороны командования вооруженных сил. Строительные части службы трудовой повинности использовались на всех театрах военных действий, за исключением Северной Африки и Италии. В России их перестали использовать с 1943 года по ходатайству начальника службы трудовой повинности, потому что большая физическая нагрузка, особые условия местности и суровость климата чрезвычайно отражались на здоровье молодежи.

Строительные части службы трудовой повинности занимались прокладкой и ремонтом дорог и путей, наводили временные мосты, помогали в строительстве постоянных мостов, строили и ремонтировали аэродромы, склады продовольствия и военных материалов, разгружали эшелоны, а также привлекались для строительства укреплений на побережье Франции.

В первые годы войны значительная часть отрядов трудовой повинности была занята на различных работах в пределах самой Германии. Однако особые условия войны в России постепенно изменили общую обстановку, и строительные части трудовой повинности, работавшие далеко на востоке, нередко вступали в бой, как это произошло, например, в оборонительном сражении под Ржевом летом 1942 года. Их боевые действия и высокая дисциплинированность личного состава и командиров заслужили особую похвалу и признательность со стороны командования фронтовых частей.

Если трудовая повинность для юношей в ходе войны потеряла свой прежний смысл и превратилась в обычную военную службу, то трудовая повинность для девушек приобрела большое значение вообще только во время войны. Призыв военнообязанных мужчин, особенно в сельскохозяйственных районах, вызвал нехватку рабочей силы. И без того перегруженные заботами сельские женщины нуждались теперь в поддержке еще больше, чем когда-либо. Эта задача [396] и была возложена на женские отряды трудовой повинности. В сентябре 1939 года постановлением правительства добровольный призыв женщин и девушек на трудовые работы был превращен в обязательную трудовую повинность. Правда, осуществить это постановление в полном объеме было пока нельзя, потому что разместить целый годовой контингент при полугодовом сроке службы не представлялось тогда возможным. Трудовая повинность среди женщин приобрела большой размах уже в ходе самой войны за счет увеличения женских трудовых лагерей и подготовки достаточного количества начальствующего состава из женщин, так что в последующие годы в женских отрядах трудовой повинности одновременно находилось до 80 тыс. девушек.

Но даже и это не могло удовлетворить растущие потребности государства в рабочей силе. Поэтому по постановлению правительства была создана специальная «военно-вспомогательная служба», в системе которой «девушки-рабочие» должны были работать в течение полугода после прохождения ими службы — также в течение б месяцев — в отрядах государственной трудовой повинности. Девушки, находившиеся на военно-вспомогательной службе, привлекались для работы в военной промышленности, в военной администрации, на транспорте и т. д. Ответственность за качество работы они несли перед директором того предприятия, куда были назначены, а в остальном подчинялись руководящему составу службы трудовой повинности. Их воспитанием в свободное от работы время занимались их прежние начальницы из отрядов и групп трудовой повинности.
* * *

Общее ухудшение обстановки на фронтах стало с 1943 года оказывать на службу трудовой повинности большое влияние. Чтобы высвободить для фронта побольше людей и одновременно пополнить личный состав зенитной артиллерии, 400 зенитных батарей были переданы службе трудовой повинности. Благодаря хорошо налаженной подготовке начальствующего состава службы трудовой повинности уже через некоторое время оказалось возможным сделать некоторых начальников отрядов командирами батарей. [397]

В последний год войны служба трудовой повинности должна была оказать помощь армии резерва и взять на себя задачи боевой подготовки призывников. Из-за нехватки инструкторов и преподавателей военного дела и недостатка в учебном оружии, а также из-за отсутствия достаточного времени для обучения эта задача, вызванная исключительно тяжелой военной обстановкой, решалась весьма .неудовлетворительно. К непосредственной службе в армии привлекались даже женские отряды трудовой повинности. Нередко целые отряды женщин и девушек целиком переводились в авиацию в качестве вспомогательных отрядов связи. В последней фазе войны женщинами из отрядов трудовой повинности было укомплектовано много прожекторных батарей ПВО Германии. Здесь уже тактическое и техническое руководство осуществлялось в зависимости от обстоятельств командованием военно-воздушных сил.

Таким образом, в течение последних двух лет войны под влиянием ухудшающейся военной обстановки служба трудовой повинности все больше и больше превращалась в импровизированную военную организацию. Правда, она еще называлась службой трудовой повинности, но от ее прежнего облика почти ничего не осталось. С этим приходилось мириться, и родители, если они сами не находились на фронте, вынуждены были скрепя сердце отдавать государству своих еще не оперившихся птенцов.{107} [398]

http://militera.lib.ru/h/ergos/18.html


Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Суббота, 26 Марта 2016, 19.13.10 | Сообщение # 3
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
ТЕРНИСТЫМ ПУТЁМ. Записки урядника - 9. ОРГАНИЗАЦИЯ ТОДТ
Автор: Юрий Кравцов

9. ОРГАНИЗАЦИЯ ТОДТ

Вбегает в барак наш староста, командует: «Всем во двор, строиться! С вещами!» Выходим, строимся.

Заходят к нам через ворота трое, в какой-то доселе невиданной мной табачного цвета форме, на рукавах повязка со свастикой. По строю шепот, никто не знает, кто это такие, один говорит — железнодорожники, другой -гестаповцы, их эти повязки смущают.

Двое из вошедших — явно офицеры, один — из рядовых. Старший из них, высокий офицер, идет вдоль строя и одним пальцем показывает, кому выхо­дить. Все это молча. Я стою рядом с Иваном. Доходит этот длинный до нас, Ивана пальцем тычет, а меня нет.

И я заговариваю по-немецки.

— Возьмите и меня, это мой друг.

— Ты говоришь по-немецки? — снисходит он да разговора со мной.

— Немного.

Он счел разговор со мной достаточным и пальцем определил мою судь­бу: я вышел и стал рядом с Иваном.

Нас отобрали двадцать человек, на автомашине подвезли на железнодо­рожную станцию, погрузили в товарный вагон и закрыли. Через пару часов состав тронулся, мы ехали всю ночь и приехали в город Лубны, где нас пере­правили снова в лагерь военнопленных, кучку фанерных бараков. Этот ла­герь был обыкновенным рабочим лагерем, в нем было человек триста, каж­дый день их всех выводили куда-то на работу. Кормили здесь тоже два раза в день какой-то баландой из капусты, картошки и брюквы с небольшим коли­чеством крупы, кажется, перловой. Давали и хлеб, граммов по 300. Из чего был этот хлеб, мы так и не поняли: то ли из отрубей, то ли из опилок.

Мы пробыли в этом лагере двое суток, всю нашу одежду прожарили, хотя, по-моему, ни у кого из нас вшей не замечалось.

И только после всего этого, нас повезли в город, на место постоянного жительства. Что, чего, куда, зачем — мы все это узнавали постепенно, но я для понятности расскажу все сразу. Мы попали в Организацию ТОДТ, это учреждение наподобие советского Министерства строительства. С нача­лом войны, а может быть и раньше, его сделали военизированным, то есть вооружили древними винтовками, присвоили чины, которые все оканчива­лись на «фюрер» и ввели воинскую дисциплину. Конечно, все эти ОТ-маны были или старичками или инвалидами, непригодными для военной службы и, я думаю, что из этих своих винтовок эпохи франко-прусской войны ни один из них так ни разу и не выстрелил.

Строила эта организация много (например, знаменитые автобаны стро­ила именно она), а в условиях войны, конечно, больше всего сил и средств направлялось на строительство укреплений и всяких других сооружений во­енного назначения.

Конечно, своей рабочей силой в необходимых количествах ОТ не распо­лагала и пользовалась трудом военнопленных, заключенных различных ти­пов лагерей (у немцев было много различных лагерей) и мобилизованного, местного населения.

Нас привезли на базу автомобильной роты, которая обслуживала объек­ты ОТ. База представляла огромный двор в форме зеркальной буквы «Г», окруженный кирпичным забором, со стороны улицы высотой метра в пол­тора, а со стороны прилегающих дворов повыше, метра в два.

Торец длинной части буквы «Г», от забора до забора занимала ремонт­ная мастерская, где работали вольные местные жители, только начальником был немец, ОТ-мастер. Был такой чин.

Нас поместили в здании, находящемся в торце короткой части буквы «Г»; здание — кирпичное, с зарешеченными окнами, на полу — солома, на этот раз, не бывшая. Как стало сразу же известно, мы должны были обеспечивать погрузо-разгрузочные работы этой автороты. Режим жизни нашей был определен следующим образом: мы должны быть готовы к работе в любое время суток по необходимости; в дневное время, если работы нет, мы можем свободно ходить по двору, но не пересекая условной линии, которая является границей короткой части буквы «Г» (это нам объясняет переводчица, моло­дая симпатичная украинка), за пересечение линии днем мы будем наказаны, хотя не объяснили как. А в ночное время нас запирают в нашем помещении. Если же кому ночью понадобится в уборную, он должен звать часового, который в это время находится во дворе.

Все это страшно не понравилось всем: и нам, и этим пожилым ОТ-ма-нам. Нам, потому что, если кому одному приспичит ночью, то он должен орать во все горло и стучать в дверь, что остальным девятнадцати понравить­ся никак не могло. ОТ-манам тоже стало несладко; пока нас не было, находя­щийся на посту часовой, обняв свою древнюю винтовку, спокойно спал в кабине грузовика, вставая только по необходимости открывать или закры­вать ворота приезжающим или уезжающим автомобилям. А теперь слушать, не орет ли кто благим матом, а потом вылезать из кабины, идти отпирать дверь, выпускать страждущего, ожидать, пока тот не управится со своим делом, запирать, и только тогда идти досматривать свой сладкий сон.

Это не могло продолжаться долго, и примерно через неделю, возвратив­шись с железнодорожной станции, мы увидели, что высокая часть забора ук­рашена сверху спиралями из колючей проволоки, и нам было объявлено, что на ночь нас запирать больше не будут, нам позволено самостоятельно пользо­ваться уборной, но пересекать ночью ту самую условную границу строжайше запрещается — стрелять часовой будет без предупреждения (если, конечно, про­снется, а это было не всегда, в чем позже многократно убеждались).

Нам назначили старшего из нас же. Его звали Николаем, был он высок, голу­боглаз и белобрыс, по физиономии типичный тевтон. Видимо, по этим призна­кам его и сделали старшим. Нас он не тиранил, главной его обязанностью было соблюдение очередности при назначении на работы, так как работы эти были разнообразными, неравномерными и неодинаковыми по числу рабочих.

С питанием дело обстояло так: дней десять нам возили уже упоминае­мую мной пищу из лагеря, а потом стали готовить тут же и те же поварихи, что и для немцев. Хотя немцами их было назвать трудно, так как большинство из персонала роты было голландцами, бельгийцами, чехами и прочими жи­телями Европы. Даже командиром роты был голландец.

Впрочем, голодными мы здесь не были. Сама специфика работы ав­тотранспорта требует постоянного убытия-прибытия, часто автомобили уходили в дальние рейсы или водители отсутствовали по другим причи­нам. Все, что оставалось из приготовленной пищи, доставалось нам. Хле­ба тоже перепадало.

Мы понемногу обустраивались. Среди нас были и подобные мне маль­чишки, но были и взрослые люди, имеющие специальность и способные что-то изготовить. Так, у нас обнаружилось два автослесаря, которые часто в свободное время ходили потрудиться в мастерскую, надеясь, что их там мо­гут оставить на постоянную работу. Это не вышло: у нас был разный статус, те были свободными людьми, мы — военнопленными.

По нашему благоустройству мы немало преуспели. Строительных мате­риалов у нас было завались, умельцы наши сделали нары из хороших строган­ных досок, затем стол и скамейки. Рабочие из мастерской изготовили нам из консервных банок различные бачки, кружки; все это как-то улучшало наш быт.

Труднее было многим устраиваться с одеждой, но и тут были кое-какие возможности. Когда машины возвращались из дальних рейсов, особенно с фронта, иногда можно было обнаружить в кузовах полезные для нас вещи: то старую шинель, то какие-нибудь тряпки, которые можно было привести в лучшее состояние и использовать с пользой, то рваные ботинки, которые поддавались починке и т.д. Из одежды нам ничего не выдавали, и выкручи­вался кто как мог. Однажды у нас осмотрели обувь и тем, у кого она пришла в негодность, выдали башмаки из искусственной кожи на деревянной подо­шве. При хождении по асфальту одновременно нескольких людей гремели эти башмаки как пулеметные очереди.

Не могу сказать, что нас сильно изнуряли работой. Большей частью рабо­та заключалась в разгрузке строительных материалов и оборудования с желез­нодорожных вагонов и погрузке их на автомашины. Это могло быть и днем, и ночью. На станции мы понесли и первую потерю. С платформы разгружали толстые бревна, они никак не хотели катиться, один из нас взобрался на плат­форму и ломом пытался сдвинуть их с места. Бревна рухнули сразу, он попал между ними и был просто раздавлен. Нас осталось девятнадцать.

Два раза, работая на станции, мы видели, как отправляли молодежь в Германию. Первый раз ничего особенного не произошло. Конечно, объятия прощания, слезы, обещания писать. Поезд тронулся, все разошлись. Второй раз было по-другому. Вначале вроде бы ничего особенного не предполага­лось. Все как в прошлый раз. Но когда вагоны закрыли и состав потихоньку тронулся, в одном из вагонов ребята запели знаменитое шевченковское: «Думы мои, думы мои, лыхо мэни з вамы». Что тут началось! Толпу прово­жающих как будто током ударило: крики, истерика, некоторые женщины па­дают на бетон перрона, другие бросаются на вагоны, хватают их руками, срываются, падают. И какой-то по всей станции звериный вой. Полицейские пытаются отталкивать рыдающих женщин, ничего не получается, тогда они пускают в ход приклады. Картина просто ужасающая.

Было лето. Наша база находилась на окраине города, кругом были частные дома, сады и огороды, от них доносились запахи, весьма и весьма нас соблазняющие. Родились планы. Выбраться из двора, заставленного многи­ми большими автомобилями и штабелями разных материалов, не обнару­жив себя спящему ОТ-ману, и перебраться через низкий забор, труда не составляло. Единственная опасность состояла в том, что мы могли понадо­биться для каких-либо ночных работ. Конечно, если бы оставался наш Нико­лай-тевтон, то опасности совсем бы не было, он бы просто вышел и послал нужное количество людей, и это никого бы не удивило. Но Николай нужен был для разработанного мной сценария.

Пришлось рискнуть. Хотя мы предполагали, что если и попадемся, осо­бенно строгого наказания не будет. Совсем недавно мы разгружали лес на станции, и охранявший или, вернее наблюдавший за нами ОТ-ман подозвал меня и показал на забор, за которым виднелась вся увешанная румяными плодами яблоня. Я выбрал еще одного парня помоложе, мы быстренько пе­ремахнули забор, набрали побольше яблок, возвратились и, выделив спра­ведливую долю немцу, вдоволь полакомились.

Приступили к действиям. Заметив днем при проезде подходящие огоро­ды, отправились мы вчетвером: три пирата и тевтон, которому собрали от всех нас наиболее приличное немецкое обмундирование и которому слеса­ри из мастерской изготовили из консервных банок орла на цепи — опознава­тельный знак полевой жандармерии, самой устрашающей структуры немец­кой военной власти. За старшего временно оставили Ивана, он тоже был и у нас, и у немцев в достаточном авторитете.

Пробрались через скопление автомобилей, перелезли через забор, на­шли нужные огороды, набрали полные пазухи огурцов и благополучно вер­нулись. Трудились трое, а Николай был в засаде. Точно так же закончилась вторая операция, и отдельные оппозиционеры стали поговаривать, что Нико­лая брать не нужно, чтобы зря не рисковать. Я возражал и оказался прав.

Третий поход имел целью добывание яблок. Начало было благополуч­ным, мы набрали яблок с земли, но тут появилась хозяйка, и с ходу — в крик. Мы, конечно, могли просто уйти, помешать она нам не смогла бы, но была опасность, что где-нибудь близко окажется полицейский патруль, и будет боль­шая суматоха, а нам большая беда.

Вот тут и очень вовремя появился Николай во всей своей тевтонской красе и с бляхой на груди. Он энергично взялся за нас и, сопровождая свои действия немецкими ругательствами (я его несколько дней тренировал по этой части), толчками и пинками выпроваживал нас из двора крикливой хозяйки.

— Пан офицер, — твердила она, — а яблоки?

— Я, я, матка! Я, я, — отвечал наш тевтон и буквально за несколько секунд вытолкал нас за калитку. С яблоками, само собой.

Мы и на этот раз возвратились с добычей, но я долго думал об этой хозяйке. Чего она раскричалась? Ведь она отлично видела, что мы пленные, а на Украине к пленным женщины относились очень жалостливо. В немецком плену погибло миллион или два советских военнопленных, а спасению уце­левших во многом способствовало вот это истинно заботливое и человечес­кое отношение женщин. Огромное им спасибо!

Все-таки подобные походы были делом опасным, и мы их прекратили.

Жизнь в Лубнах была спокойной, никаких взрывов, никаких перестрелок и нападения, то есть никаких партизан и подпольщиков и никакой борьбы заму­ченного населения против ненавистных оккупантов и угнетателей. Немножко не так, как рисовала обстановку на Украине советская печать и радио.

И жизнь, и время, и фронт не стояли на месте. Уже в сентябре подразде­лениям ОТ в Лубнах настало время двигаться на запад. Под их имущество было предоставлено пятнадцать вагонов, частью закрытых, частью открытых платформ, мы мотались по городу, собирая это имущества и погружая его в вагоны. Для нас предназначался один вагон, который мы сами постарались обустроить как можно комфортнее: нары, стол, скамейку, посуда.

Исправные автомобили отправились своим ходом, а неисправные: три грузовых и две легковых мы погрузили на платформы.

Эшелон был огромный, наши вагоны — первые от паровоза. О составе эшелона мы узнали позже, а пока — нас заперли в нашем вагоне, и состав тронулся. Ночью проехали Киев, и я почти ничего не увидел, хотя Киев по­смотреть хотелось. Проехали Коростень, направились на Житомир (это мы узнавали по названиям станций) и... остановились в чистом поле.

Вскоре выяснилось, что застряли мы надолго. Причину этой остановки мы доподлинно не знали, шли разговоры, что впереди мост то ли взорван, то ли разбит авиацией. Распорядок жизни нам был установлен такой: днем мы были вроде чем-то заняты, перекладывали-переставляли кое-что в вагонах, но скоро стало ясно, что все это только для вида, и немцам самим надоело этим заниматься. И стало так: днем мы болтались вдоль эшелона, немцы нас не охраняли, а возможно и поглядывали потихоньку, а на ночь запирали в вагоне и несли охрану вдоль эшелона.

Начались знакомства. Следом за нашими вагонами находились вагоны са­нитарной части, штук десять-двадцать, и среди персонала этой части оказался мой земляк-кубанец. Услышав наш с ним разговор, подошел Иван и сразу поинтересовался, есть ли среди разнообразного санитарного груза спирт. Тот ответил утвердительно, но сказал, что для того, чтобы открыть бочку, нужен специальный ключ, а такой есть только у какого-то их начальника. Он, этот земляк, не знал, с кем разговаривает. У нас, в наших вагонах, был любой инст­румент для любой работы в мире. Разговор сразу стал интересным, но закончился он ничем. Днем открыть бочку бьшо невозможно, а ночью, шгда земляк находился на посту, охраняя свои вагоны, мы были заперты. Хотя в конце наше­го здесь стояния Иван все-таки передал земляку-кубанцу ключ, и тот набрал Ивану (и, конечно, что-то себе) пару фляжек спирта.

Подходили ехавшие в конце эшелона кавказцы: чеченцы, ингуши, дагес­танцы, до зубов вооруженные, с ленточками наград на мундирах. Какой-то особый разведотряд. Узнав, что я с Кубани, то есть почти земляк, начали уговаривать меня перебраться к ним. Среди них не было ни одного русского, да и парашютист из меня никакой. Да и кто бы меня отпустил.

Через несколько дней возле эшелона образовался постоянный базар. Чем торговали? Как говорится, что охраняешь, то и имеешь. Эшелон был очень разнообразный, и торговать было чем. Нам, правда, торговать было нечем, так как не мы охраняли, а нас охраняли. Но это только на первый взгляд. Шансы у нас были.

Перед нашим эшелоном, метрах в трехстах от паровоза, находился хвост другого эшелона, из полувагонов, наполненных пшеницей. Посреди эшело­на находилась платформа, а на ней танк и три танкиста. Видимо, этот танк направлялся для ремонта, а танкистам заодно была поручена и охрана груза, но эти три танкиста, три веселых друга, не очень-то старались скрупулезно исполнять обязанности сторожей, и мы неоднократно видели, как они все втроем уходили в близлежащую деревню, и по целому дню их не было ни возле танка, ни вообще в эшелоне.

Это все жители нашего эшелона видели и знали, и пшеница в больших количествах ходила в виде товара на нашем базаре.

Решились и мы с Иваном. Полтора часа я просидел на паровозе и когда окончательно убедился, что черные фигурки танкистов полностью исчезли из поля зрения по дороге в дальнюю деревню, мы с двумя мешками и воору­женные совковой лопатой с укороченной для удобства рукояткой двинулись к пшеничному эшелону. В крайнем вагоне пшеницы уже было не более по­ловины — люди трудятся. Мы нагрузили мешки, Ивану килограммов семьде­сят, мне килограммов тридцать, благополучно добрались до нашего базара и немедленно включились в коммерческий процесс.

По отсутствию торговых навыков и даже с жизненным опытом Ивана первый блин оказался комом. За всю принесенную нами пшеницу один хит­рый дедок выдал нам литровую бутыль самогона, шмат сала килограмма в полтора, немного картошки и пачку листового табака. Только мы собрались отправиться на избранную в качестве базы легковую машину, как к нам подо­шел один из наших начальников, по чину ОТ-мастер. Он ничего не требовал, ничего не просил, но и без этого было ясно, ради чего он к нам подошел. Иван, чертыхнувшись в сторону, предложил ему стаканчик, но тот отрица-

тельно покачал головой и достал фляжку (приготовил уже, гад). Пришлось делиться по-настоящему, по-русски, то есть на троих. Иван отлил ему треть самогона, отрезал примерно третью часть сала. От остального ОТ-мастер отказался, слава Богу.

Два дня мы с Иваном парили-жарили, пили-ели, гуляли по буфету. То, что добыча наша была в некотором роде не совсем пропорциональна по назначению, так как я — непьющий и некурящий, меня ничуть не обижало; ведь Иван тащил в два раза больше меня, да к тому же на следующий день променял половину добытого табака на сахар, а это уже мне в угоду.

На третий день мы уже превратились в организованную преступную группу: к нам сам подошел упоминавшийся ОТ-мастер и сам предложил повторить акцию, пообещав в случае необходимости помощь и защиту. Те­перь, уже он сидел на паровозе главным наблюдателем, а мы ожидали сигна­ла. Операция и на этот раз была успешной, так же успешной была и коммер­ция, а раздел добычи был по предыдущему образцу.

Из приключений была одна перестрелка, ночью, мы были заперты в ва­гоне, а стреляли из того села в полукилометре от путей, а с нашей стороны -из-под вагонов. Кто стрелял с той стороны, так и осталось неизвестным. Кто-то считал, что из села стреляли партизаны, а большинство — что это были просто перепившиеся пассажиры из нашего же эшелона.

Время шло, а наш эшелон не двигался, и уже никто не верил, что он вообще когда-нибудь тронется. Становилось все холоднее, как-никак середи­на октября, а в вагонах, ни у нас, ни у немцев, печек не было.

Наконец это дошло до какого-то неизвестного нам начальства, и наши вагоны начали освобождать от груза. Работа была тяжелая, так как автомаши­ны не могли подойти вплотную к вагонам; приходилось все перетаскивать вручную. Загружали одновременно пять-шесть машин, и с ними уезжало три-четыре человека из наших.

Нас оставалось все меньше и меньше. Наконец, нас осталось последни­ми шесть человек, в том числе мы с Иваном.

Вот и последний рейс. Грузим из оставшегося, что можно погрузить, бросаем неисправные машины и еще много чего разного, нас сажают на машины, и мы прибываем в город Житомир.

Здесь, в Житомире, мы так и остались группой в шесть человек; куда делись остальные, мы так и не узнали. Занимались мы одной работой: пили­ли на электрическом циркуляре дрова, кололи их и складывали. А потом их развозили, уже без нас, куда-то по всему Житомиру.

В первой половине ноября советские войска стремительным и неожи­данным ударом захватили Житомир. Немцы бежали из города с такой по­спешностью, что даже Организация ТОДТ, никогда не бросавшая на произвол судьбы свое имущество, на этот раз отступила от правила: весь персонал за полчаса уселся в автомашины (погрузили и нас) и рванул по направлению наНовоград-Волынский, оставив все.

Отъехали мы недалеко, а через несколько, дней, когда немцы выбили со­ветские войска из Житомира, возвратились в город, несколько дней лихора­дочно метались по Житомиру, собирая, что осталось и что можно было по­грузить. На этот раз ОТ не мешкала, и мы тронулись в путь. Собирая всякое разнородное имущество, мы при погрузке из одного склада обнаружили двухсотлитровую деревянную бочку с топленым коровьим маслом и тайком погрузили ее на одну из машин.

Считалось, что мы остановимся на постоянное пребывание в г. Ровно, но наша колонна простояла в городе около часа, а затем двинулась дальше. В городе Дубно мы наконец разместились в старинном католическом монас­тыре с толстенными кирпичными стенами. Мы ухитрились перетащить в нашу келью упомянутую бочку и активно занялись истреблением ее содер­жимого, пока чей-то бдительный глаз обнаружил ее, и она была от нас ото­брана. Содержимое ее мы все-таки на добрую треть сократили.

Здесь мы шестеро тоже пилили дрова, на этот раз вручную, и разносили по занятым помещениям монастыря. Нас особенно не охраняли; правда, на воротах всегда круглосуточно стоял часовой, но если нам приходилось выхо­дить, то часовой мог спросить, куда мы идем, а мог и не спросить.

В городе мы были раза три; тут я впервые видел повешенного человека. Повешен он был в парке на дереве, и не на веревке, а на проволоке, на груди висела табличка с надписью: «Партизан. Он убивал немецких солдат».

Вот здесь судьба моя и изменилась неожиданно и круто. 5 декабря 1943 года нам двоим: мне и еще одному, Николаю (это был не тот Николай, кото­рый командовал нами в Лубнах, а другой, родом из Ростовской области), было приказано собраться с вещами и приготовиться к поездке. Мы попро­щались с Иваном, друг он был честный и надежный, и двинулись в путь.

В Луцке, уже ночью, нас двоих доставили в расположение какой-то воин­ской части, где нам предоставили место для ночлега, а утром все выяснилось. Нас передали в казачий эскадрон, который находился в составе Организации ТОДТ и занимался охраной строящихся объектов, складов материалов и про­чее в таком духе. Со мной беседовали командир эскадрона Кайзер (чин его по классификации ОТ я не помню) и заместитель командира сотник-казак. Пос­ле беседы мне объявили, что мне присвоен чин ефрейтора, чем я в душе порядком повеселился. Еще мальчишкой после героических фильмов типа «Чапаев» все мы мечтали о военной карьере. В мечтах я видел себя кем угодно, но только никак не ефрейтором. Но так получилось.

Как я уже сказал, наш эскадрон был подразделением ОТ, задачей которого и была охрана объектов ОТ в Луцке. Я попал в группу, которая по ночам выставляла посты на территории большого лесозавода, расположенного не­далеко от нашей казармы, и патрулировала прилегающие улицы.

Никаких происшествий или нападений на наши объекты не было. Только один раз весь наш эскадрон был двое суток под ружьем: невдалеке от Луцка все эти двое суток шел непрерывный бой: стрельба, грохот разрывов, ракеты и рои трассирующих пуль были всем нам хорошо видны. Говорили, что это было столкновение крупных отрядов советских партизан с бандеровцами. Кто кого одолел, мы так и не узнали.

Наш эскадрон представлял собой отряд из 120 казаков или людей, прожи­вающих в традиционных казачьих областях. Было несколько кавказцев: ады­гейцев и карачаевцев. Немцев в эскадроне было четыре человека: командир эскадрона Кайзер, снабженец Фриц Крамер, один немец непонятной долж­ности, возможно, в качестве переводчика, бывший ваффен-эсэсовец, чем он очень гордился, но после тяжелого ранения попавший в ОТ, и четвертый — простой конюх, пожилой, хилый и унылый.

Несколько казаков были с женами. Женщины работали на кухне и в прачеч­ной и тоже считались служащими по выдаче пайков. Из командного состава, кроме сотника, были: один хорунжий, три вахмистра и сколько-то урядников.

Вооружен эскадрон был плохо: одни винтовки и несколько ручных пуле­метов. Видно, считалось, что в настоящих боях эскадрону принимать участие не придется. Что же, не очень и хотелось.

http://cultoboz.ru/np21/59-tern?start=3


Qui quaerit, reperit
 
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » ЛИТЕРАТУРА О ПЛЕНЕ И ПОСЛЕ ПЛЕНА » Вальтер Кумпф "Организация Тодта в войне"
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: