| Валентин | Дата: Понедельник, 31 Мая 2021, 13.23.07 | Сообщение # 12 |
Группа: Модератор
Сообщений: 7514
Статус: Отсутствует
| ФСБ рассекретила архивные документы о "брянском Бухенвальде"
12:07 31.05.2021 (обновлено: 12:15 31.05.2021)
Документы :
https://ria.ru/2021053....5518000
МОСКВА, 31 мая - РИА Новости. Управление ФСБ России по Брянской области рассекретило архивные документы, рассказывающие о том, какие зверства творили каратели в отношении узников одного из самых крупных нацистских лагерей на территории СССР в годы Великой Отечественной войны – брянского "Дулаг-142", где погибли десятки тысяч людей.
РИА Новости ознакомилось с этими историческими материалами.
В одном из крупнейших нацистских лагерей смерти Бухенвальде за девять лет его существования, с 1937 год по 1945 год, было уничтожено 56 тысяч человек. Куда большие по динамике и размаху преступления совершили нацисты в "Дулаге-142": за два года, что он был в Брянске, там погубили свыше 40 тысяч человек. Большая часть из них погибла из-за невыносимых условий существования.
В начале Великой Отечественной войны образованная в 1924 году в качестве стационарных автомастерских по ремонту бронетехники ремонтная база №6, располагавшаяся в районе Брянска, была эвакуирована вглубь страны. На ее территории осенью 1941 года был организован концлагерь, носивший официальное название "Дулаг-142" и первоначально предназначавшийся для пленных красноармейцев.
Начиная с марта 1942 года, сюда стали сгонять и мирных жителей из прилегающих к Брянску сел и деревень. Одновременно в лагере размещались до 80 тысяч человек. Мирное население и военнослужащих не разделяли. "Дулаг-142" служил и сборно-пересыльным пунктом, откуда трудоспособное население угоняли на принудительные работы в Германию.
Среди обнародованных сейчас документов - акт комиссии по установлению злодеяний и ущерба, нанесенного немецкими оккупантами в Брянске, от 28 сентября 1945 года.
"В лагере находилось более десяти бараков, предназначенных (в мирной обстановке) для складских целей, а немцы использовали для размещения лагеря. В каждом таком бараке было размещено по 1200-1500 человек на деревянных четырехэтажных нарах, которые кишели насекомыми всех видов", - говорилось в акте.
Нацисты издевались и избивали заключенных, невзирая на возраст и пол.
"Издевательское отношение немцев было одинаково ко всем попавшим в этот лагерь. За всякие "проступки" били резиновыми плетками. Пример: если военнопленный вышел из строя, его, кроме побоев, лишали пищи. За взятую доску или щепки для приготовления пищи взявший подвергался избиениям. Был случай, когда женщину избили до смерти за то, что в не приспособленную для детей уборную упал ее ребенок", - отмечалось в документе.
Вместо газовых камер в лагере создавались нечеловеческие условия существования, которые приводили к мучительной смерти людей. Согласно выявленным документам, до 80% узников погибли от голода, избиений и инфекционных болезней.
"Питание было в этом лагере: утром кипяток (чай) и суррогатный хлеб, взрослым выдавали по 200 грамм, на ребенка по 100 грамм в пять часов вечера так называемой "баланды", приготовленной из непросеянной гречневой муки, без жиров, взрослому – 1 литр, на ребенка - поллитра. Такое питание приводило к частым заболеваниям, а затем к смерти", - такие показания свидетелей приведены в обнародованных документах.
До этого времени, когда в лагере находилось только военнопленные, питание было еще хуже. "Давали непроваренную гречиху или полусырые отбросы от овощей, от чего появились желудочные заболевания, а порой и ничего не давали. Были частые случаи самопоедания человека человеком, а немцы безжалостно расстреливали военнопленных", - рассказывали свидетели.
В бараках царила грязь, сырость, холод. Причем вместе с живыми людьми там по нескольку дней лежали трупы - их просто не успевали вывозить. От голода, грязи, холода вспыхивали эпидемии инфекционных болезней - в том числе тифа и дизентерии. Ни медикаментов, ни питания для больных немцы не выделяли.
От такого режима первыми умирали дети дошкольного возраста, затем взрослые, особенно старики. Ежедневно из лагеря на телегах на свалку вывозили не менее 100-150 трупов, отмечалось в документах.
Из рассекреченных материалов Брянского процесса следует, что мирных жителей с марта 1942 года привозили в лагерь большими партиями – так нацисты зачищали прифронтовую территорию. В лагере оказывались целые семьи из близлежащих сел и деревень.
Преступлениям нацистов против мирного населения и военнослужащих в "Дулаг-142" был посвящен целый раздел в обвинительном заключении на Брянском процессе, который состоялся в 1945 году и которое также рассекречено.
Охраняли лагерь не только нацисты, но и охранный отряд 615-го украинского карательного батальона, который входил в карательный полк "Десна". Рассекреченные документы свидетельствуют, что 615-й батальон формировался из военнопленных украинской национальности, начиная с весны 1942 года.
Также сейчас рассекречены списки немцев, служивших в "Дулаг-142" и причастных к злодеяниям против военнопленных и мирных граждан. Как следует из документов, один из первых комендантов лагеря Мартин Вайзе возглавил добровольческий карательный полк "Десна", куда входил 615-й украинский карательный батальон.
Первыми рассекреченные документы смогли увидеть финалисты всероссийского конкурса школьных сочинений, инициаторы и создатели тематического музея о "Дулаг-142" в Брянском техникуме энергомашиностроения и радиоэлектроники, молодые архивисты, принимавшие участие в поиске документов, поисковики, обнаружившие место массового захоронения, молодые педагоги, студенты вузов Брянска.
В воскресенье в Брянске началась экспедиция "Поискового движения России", цель которой - определить границы мест захоронений мирных граждан, погибших в "Дулаг-142". Экспедиция уже нашла первые останки погибших.
https://ria.ru/2021053....5518000
|
| |
| |
| MSDNO_17 | Дата: Среда, 15 Сентября 2021, 21.38.44 | Сообщение # 18 |
Группа: Эксперт
Сообщений: 1521
Статус: Отсутствует
| "Искусство кино", 2007, №5
Семен Школьников. Фронтовой кинооператор
Отрывки из книги известного кинооператора-документалиста Семена Школьникова. Рассказы друзей и коллег он записывал чуть ли не с самой войны, и вместе с его собственными воспоминаниями они сложились в яркую, уникальную книгу. Живые, очень личностные, насыщенные неповторимыми деталями рассказы, охватывающие основные события войны, принадлежат не только прославленным кинооператорам, таким как Роман Кармен, Владислав Микоша, Михаил Ошурков, но более всего тем, кто не написал своих книг, чьи имена редко встретишь в периодике и даже в киноизданиях, но чей вклад в кинолетопись войны бесценен, хотя по достоинству не оценен. Таких в книге большинство: Иван Чикноверов, Михаил Гольбрих, Борис Шадронов, Леонид Филатов, Ян Местечкин, Борис Маневич, Маматкул Арабов, Ефим Лозовский, Иван Беляков, Иосиф Гольдштейн, Александр Казначеев… — всего около тридцати фронтовых кинооператоров. В предлагаемую читателям журнальную публикацию вошли отрывки из воспоминаний только пяти из них. Это воспоминания фронтовых кинооператоров о начальном этапе войны.
Аркадий Шафран "Мы как пожарники"
В начале октября танки Гудериана прорвали нашу оборону южнее Брянска. Поэтому когда 6 октября мы с моим ассистентом Андреем Николаевичем въехали в Брянск, нас поразила какая-то тревожная тишина. Улицы были безлюдны. Только при въезде в город мы заметили красноармейца, который стоял на посту, охраняя мост через речку. Недавно бомбили город. Разрушенные дома, дымящиеся пожарища, битое стекло и кирпичное крошево на асфальте улиц…
В восточной части города увидели воинскую колонну. Мы двинулись ей навстречу. На тротуаре стояла небольшая группа горожан. Они замахали нам руками. Мы решили, что они приветствуют нас. Машина у нас была грузовая. Я сидел рядом с водителем. Андрей был в кузове, и ему ничего видно не было. Мы сблизились с колонной и только тут разглядели, что это немцы. Улица узкая, машину не развернуть. Я крикнул шоферу:
— Давай в сторону!
Он резко повернул руль вправо. Машина передними колесами перескочила придорожную канаву и безнадежно заглохла. Немцы открыли пулеметный огонь. В первые месяцы войны оружие операторам не выдавали, поэтому ответить на огонь нам было не из чего. Так мы попали в плен. У меня забрали киноаппарат, содрали с ног сапоги. Очки сбили, я слышал только, как они хрустнули под сапогом немца.
Нас втолкнули в какой-то скотный загон, где уже находилось немало наших красноармейцев, превратившихся теперь в военнопленных. Нас продержали в этом загоне три дня без пищи и воды. Кругом колючая проволока и много-много наблюдательных вышек.
В лагере немцы сразу стали нас сортировать. В первую группу отобрали коммунистов и политработников. Во вторую — командиров. Все остальные оказались в третьей группе. Тех, кто попал во вторую и первую группы, сразу жe куда-то увезли. Куда — не знаю. Но полагаю, что эти люди погибли раньше, чем кто-либо другой…
Кормили в лагере только раз в день. На завтрак, обед и ужин — баланда из гнилых капустных листьев. В отличие от других солдат, сумевших сохранить в вещмешках кое-какой «НЗ», у нас с Андреем ничего не было. Не было и котелков. До тошноты постоянно хотелось есть. Не выдержав, мы отправились на поиски какой-нибудь посуды. Случайно за углом барака Андрей нашел старое, с тройным слоем грязи, помойное ведро. Мы его долго оттирали песком, но до конца очистить так и не смогли. Ведро стало для нас и котелком, и тарелкой. Его постоянно надо было таскать с собой. Оставишь на минуту без присмотра — ищи ветра в поле.
Поначалу нас буквально тошнило от вонючей лагерной пищи и от «посуды» тоже. Но человек привыкает ко всему. Привыкли и мы. По очереди брали ведро, подносили ко рту, опрокидывали его и таким образом пили жижу, а потом все остальное, тоже соблюдая очередность, выгребали пятерней. Надо было как-то существовать, потому что мы с Андреем на что-то еще надеялись.
Зима в 41-м наступила неожиданно рано. В октябре. На ночь все пленные стремились втиснуться в барак. Там было немного теплее, чем на улице. Людей набивалось такое количество, что можно было только стоять. Когда ноги затекали, выходили наружу, устраивались в заветренной части двора, за углом барака. Стелили одну шинель на землю, а второй укрывались. Ложились обязательно на левый бок, опасаясь застудить легкие. Немцы больных не жаловали — просто пристреливали.
Как-то утром построили весь лагерь. Мы полагали — на работу. Оказалось, что перегоняют в другой лагерь. Колонна военнопленных вытянулась по дороге на большое расстояние. В голове колонны и в ее хвосте ехали на машинах солдаты с пулеметами, по бокам шли конвоиры с собаками на поводках.
Колонна двигалась лениво, как вязко текущая по равнине река. Люди шли с поникшими головами. Кто-то опирался на палку, кому-то посчастливилось раздобыть костыль. Тот, кто мог двигаться самостоятельно, сам подставлял свое плечо товарищу по общей беде. Многие в этом «строю» были перевязаны грязными бинтами с пятнами запекшейся крови. Сбитые ноги месили холодную дорожную грязь…
Когда наступил вечер, нас остановили на опушке леса. Недалеко находилось картофельное поле. Андрей отправился добывать картошку, попросив меня оставаться на месте, чтобы нам не разминуться. Я ждал, долго ждал, но Андрей все не возвращался. Я подумал, что пора идти на поиски. По дороге несколько раз негромко окликал Андрея. Тишина… Вернулся к кострам, обошел их все до единого. Андрея нигде не было. Решил отложить поиски до утра. Пристроился возле одного из костров и посидел возле него до утра. Чуть рассвело, и нас погнали дальше. Пошел дождь пополам со снегом. На ногах у меня были лапти. Ими снабдили меня добрые люди, когда увидели мои сбитые в кровь босые ноги. Лапти пристраивать к ногам я не умел. Поэтому портянки из них все время вылезали, волочились по грязи, мешали идти.
Механически переставляя ноги, я все думал о том, как мне отыскать своего товарища, и не заметил, что попал в голову колонны. И тут меня осенила мысль прочесать всю колонну до самой последней шеренги. Замедлив шаг, я начал отставать. И так переходил из ряда в ряд, пока не оказался в последнем. Сзади были только конвоиры и немецкие овчарки. Я понял, что больше мне не суждено было увидеть Андрея. Скорее всего, он погиб на том самом картофельном поле…
Следующий привал был на болоте. Всю ночь едкий дым костра разъедал глаза, а отойти было никак нельзя, потому что место твое тотчас же будет занято таким же бедолагой, как и ты. К утру я почти ослеп. В голове билась страшная мысль, что наступит утро, конвоиры заставят подняться едва держащихся на ногах людей и страх неминуемой смерти погонит нас дальше. А вот смогу ли подняться и переставлять ноги я? Десять абсолютно голодных суток сделали свое дело. Сил не было. Уж лучше скорая смерть при побеге, чем медленное умирание в лагере от голода и болезни. Я решил бежать. Мысль о возможной смерти не тревожила, не вызывала никаких охранительных чувств.
Стелился утренний туман. И я пошел. Пошел открыто, не таясь. В полный рост. Вышел на дорогу. Осмотрелся. Никакой охраны. Перешел дорогу… Никого. Тихо. Я понял, что вырвался на свободу. И вот тут-то на какое-то мгновение мне стало страшно. Мелькнула трусливая мысль: а вдруг за мной следят, и я, идущий сейчас по хрусткой, прихваченной осенним морозцем траве, уже на мушке, еще шаг, другой и… утреннюю тишину разорвет выстрел. Или, что еще хуже, по моему следу пустят собак, которые в момент растерзают меня. Кругом — открытое поле, ни кустика… Я побежал. Бежал долго, бежал, когда уже не было сил, когда сдавило грудь. Все передо мною было словно в тумане. Сколько я бежал — не помню, но вдруг увидел перед собою несколько изб. Постучался в одну из них. Дверь отворила женщина с добрыми глазaми. Я вошел. Изба была буквально набита такими же, как я. Женщина, видя мою растерянность, посоветовала идти на чердак, на сеновал. Здесь гулял ветер, проникавший через прорехи в кровле. Я зарылся поглубже в сено и мгновенно заснул.
Мне приснился сон: я в Арктике, в пургу, снимаю, как ледокол колет льды. Ураганный ветер сбивает с ног, а я кручу ручку аппарата. Рука застыла, весь я окоченел окончательно, но надо снимать, во что бы то ни стало, на то мы и кинохроникеры. И я кручу ручку аппарата, изо всех сил кручу…
Проснулся от оклика хозяйки. Открыл глаза. Уже наступил день, и через прорехи в крыше светило солнце.
— Наконец-то добудилась, — миролюбиво сказала хозяйка. — Ты, парень, уходи! Скоро на постой немцы придут. Как бы беды не случилось! Твои друзья ушли. Еще ночью… Ты ведь почти сутки проспал.
— Куда же мне идти?
— Иди через огороды. Потом увидишь деревню. Там немцев нет. Авось люди добрые найдутся, пристроят тебя. Свои ведь как-никак.
Я добрался до указанной мне хозяйкой деревни и постучался в первый же дом. Открыв дверь, новая хозяйка пропустила меня в парное домашнее тепло. Долго и, как мне показалось, жалостливо смотрела на меня. Потом сказала находившемуся в избе солдату-окруженцу:
— Ну, парень, ты уже здоров, окреп. Иди дальше… А вот этого, — кивнула она в мою сторону, — мы, ничего, поставим на ноги.
Меня оставили. Я был вымыт, обогрет, накормлен. Не могу простить себе, что не удержал в памяти имя этой доброй женщины. Помню, что называлась деревня Починок, на дороге между Рославлем и Смоленском.
Дней через десять я сказал хозяйке, что хочу перейти линию фронта, хочу к своим. Без слов она извлекла из сундука старую и очень, на мой взгляд, странную одежду. Домотканый армяк, холщовые штаны и новые лапти с онучами. Я облачился во все это, перетянул армяк бечевкой, водрузил на голову какую-то невероятную шапку. К тому времени у меня отросла длинная и пушистая борода. Мне показалось, что я похож на Ивана Сусанина. Хозяйка, глядя на меня, одобрительно улыбалась. Ее дети достали из своих учебников географическую карту, по которой я выбрал основное направление и запомнил, через какие населенные пункты придется следовать. Хозяйка посоветовала идти только днем. Ночью немцы стреляют без предупреждения. Мы с ней придумали незамысловатую легенду. Я добираюсь из заключения к себе в деревню. Там жили ее родственники. Их фамилию она меня настоятельно просила запомнить.
Перед тем как покинуть дом, который согрел меня, вдохнул жизнь, я написал письмо жене. У меня не было уверенности в том, что мне удастся добраться до линии фронта и перейти ее. Не знал я, что со мной будет, дойду ли до своих. Письмо я передал хозяйке и попросил отправить его по моему московскому адресу, как только их местность освободят наши войска. В письме я описал всю свою одиссею…
С интервалом в один месяц Аркадий Михайлович отправил жене два письма.
В первом из них, датированном 20 октября 1941 года, Шафран скрупулезно излагает историю своих скитаний по вражеским тылам: «Ну, Нинка, слушай мою грустную историю…»
На втором стоит дата — 20 ноября 1941 года. Это канун нашего контрнаступления под Москвой.
"Моя дорогая, моя нежная и бесконечно любимая!
Вот уже прошел месяц с тех пор, как я написал тебе первое письмо. За этот месяц я прошел из-под Смоленска до Алексина (это между Тулой и Серпуховом)… Уже месяц иду из деревни в деревню, месяц живу милостыней чужих людей, пока еще жив, пока еще здоров, но и здоровье, такое нужное сейчас, сохранить все трудней…
Нинушенька, дорогая моя, неужели это пройдет, неужели это когда-нибудь кончится, неужели мне еще суждено увидеть вас когда-нибудь, мои дорогие. А страшная, холодная, злая зима уже на дворе, и день ото дня становится холоднее, а надеть нечего, ноги в лаптях, уже истрепал три пары, а достать новые трудно. Э, да о чем говорить, одно слово — плохо. И единственное желание, единственное чувство, которое еще придает мне силы, заставляет еще как-то шевелить ногами, — это желание прочитать эти два письма вместе с тобой. Все-таки верю, не могу не верить в то, что все кончится хорошо, я верю, что это чудо совершится".
К письму, которое я оставил у первой хозяйки, была сделана ею приписка: «Человек, который у нас был, написал это письмо и просил его отправить при первой возможности, что я и делаю. Не знаю, что с ним было дальше. Жив ли он?»
Шел я до линии фронта более месяца. Прошел свыше пятисот километров. По дороге мне встречались наши солдаты-окруженцы. Они тоже, как и я, пробирались к линии фронта. Какое-то время шли вместе, потом расставались, встречались и шли с другими. Вдвоем ведь всегда сподручнее, чувствуешь себя увереннее. Останавливались в деревнях. Люди принимали нас жалостливо и чем могли помогали. Кормили, устраивали на ночлег. Так, от деревни к деревне, мы продвигались к линии фронта. Все чаще стали встречаться немецкие войска. Их гарнизоны располагались по деревням. Поэтому нам приходилось их обходить. А это лишало нас крова и еды.
Наконец мы добрались до Оки, где в районе Алексина проходила линия фронта. На той стороне были наши. Река замерзла — был конец ноября, можно было перейти по льду. Но кругом немцы. Мы собрались в разрушенном пустом заводике и стали думать, как перейти реку. Кругом завода был совершенно разбитый поселок и ни одного жителя.
Но к великой нашей радости поздно вечером мы увидели старика. Он собирал щепки около разрушенного дома. Стали расспрашивать, как нам перебраться на ту сторону. Старик охотно указал наиболее удобное место для перехода и посоветовал идти только днем — ночью и немец, и свои могут открыть огонь. Опасно. Он сказал: «Люди часто переходят в этом месте реку, авось и вам повезет…»
Через пару дней отдохнувшие и выспавшиеся мы незаметно, скрываясь за развалинами, подошли к реке. Остановились, огляделись. Сошли на лед и пошли. И вдруг пулеметная стрельба. Мы залегли. Стрельба прекратилась. Поднялись и пошли уже более резво. Опять пулеметная очередь. Пули зафырчали совсем рядом. Мы упали на лед. Лежим, не шевелимся. Проходит минута, две… И вдруг один из нашей группы скомандовал: «Бегом!» Мы вскочили и побежали во всю мощь наших ног и благополучно достигли берега, где нас встретили наши солдаты.
Не передать радости, которая охватила нас, когда мы оказались среди своих. Мы просто плакали.
А после был допрос в отделе контрразведки «Смерш».
— Как это вам удалось бежать из плена? Странно. В то время когда многие тысячи наших красноармейцев и командиров сидят за колючей проволокой в фашистских лагерях, вы из плена бежите?
Оказывается, он, кинооператор Шафран, подозревается в шпионаже в пользу фашистов. Что он мог ответить оперативнику из «Смерша»? Он даже самому себе не мог объяснить, как ему удалось бежать.
— Я очень хотел к своим. Я очень хотел снимать эту войну. Может быть, поэтому во мне родилось неукротимое стремление, родилась неимоверная смелость…
И снова, в который уже раз, произошло чудо. По тогдашним временам, конечно, чудо. Поверил кинооператору капитан из «Смерша». Может быть, читал когда-то о героях-челюскинцах и слышал о нем. Поверил и отпустил.
Вот так Шафран прибыл в Москву. И, не заходя домой, как был в «армячном костюме», так в нем и заявился на студию.
Сказать, что это была радостная встреча с товарищами, — значит, почти ничего не сказать. Многие были уверены, что меня давно нет в живых. Меня обнимали, расспрашивали, фотографировали… Смеялись над моим видом.
И, правда, было сходство с Иваном Сусаниным.
Я тут же включился в работу. Снимал на оборонных заводах, на подмосковных аэродромах авиацию дальнего действия. Летал с летчиками, снимал бомбежки переднего края и ближнего тыла фашистов. (Потом я летал на бомбежку Берлина с Молодчим, Героем Советского Союза.) Некоторое время снимал в тылу, потом стал просить, чтобы меня направили во фронтовую кино-группу. Поняв, что мои деликатно-интеллигентские просьбы на начальство не действуют, я переменил тон и стиль и стал требовать прямо, громко и даже по-солдатски грубо. Помогло. Но после долгих проверок и согласований по инстанциям. А просился-то я не в тыл — на фронт просился. И меня наконец отправили на Воронежский фронт. Там я сразу попал в сильную кутерьму — на Курскую дугу. С аппаратом лез в самую гущу боя. Снимал и ликовал. Ведь армия наша двигалась вперед…
https://old.kinoart.ru/archive/2007/05/n5-article20
Четверть наших пропавших без вести лежит в наших архивах...
|
| |
| |
| Саня | Дата: Вторник, 15 Ноября 2022, 17.33.07 | Сообщение # 20 |
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Присутствует
| Бывший концлагерь в Брянске планируют сделать музеем
Многофункциональный музейно-образовательный центр на месте бывшего нацистского концлагеря "Дулаг-142" планируют создать в Брянске. Этот комплекс может стать крупным центром сохранения исторической памяти и местом патриотической работы со школьниками, студентами, представителями поисковых организаций и волонтерских объединений, сообщила директор Центра документации новейшей истории - филиала Государственного архива Брянской области Анастасия Каратаева на заседании оргкомитета "Победа", которое в режиме видео-конференцсвязи провел президент России Владимир Путин.
"Мы бы хотели создать здесь многофункциональный музейно-образовательный центр, который объединил бы и школьников, и студентов, краеведов, ученых, представителей поисковых организаций и волонтерских объединений. <...> Мы просим вас, Владимир Владимирович, поддержать инициативу создания музейно-образовательного комплекса жертвам - узникам нацистского концлагеря "Дулаг-142". Нам нужна помощь в разработке проектной документации и содействия в финансировании строительства будущего мемориального комплекса с учетом уже имеющегося на федеральном уровне опыта создания подобных объектов", - сказала Каратаева.
По ее словам, комплекс может стать крупным центром сохранения исторической памяти, и не даст забыть о преступления нацистов, о подвиге и трагедии мирного населения в годы Великой Отечественной войны.
"Предложение очень хорошее. Уверен, что ваша работа в архивах, с документами, конечно, должна реализовываться в конечном итоге в такие проекты, о которых вы сейчас сказали, и оживать - для того, чтобы люди могли на почве достоверной информации давать сами объективную оценку тому, что происходило в прошлом, и это будет помогать, безусловно, ориентировать и в дне сегодняшнем. Безусловно, нужно такие проекты поддерживать", - отметил Путин.
Каратаева добавила, что на территории бывшего завода в Брянске, где располагался "Дулаг-142", имеется около 20 зданий, это лагерные бараки, карцер, лазарет, мастерские, кузницы, их предстоит отреставрировать и сделать из них экспонаты музея.
Концлагерь "Дулаг-142" для военнопленных и гражданского населения был организован немецко-фашистскими захватчиками в Брянске осенью 1941 года и действовал до 1943 года. В нем содержалось до 80 тыс. человек, около 40 тыс. из них были казнены, по историческим свидетельствам, захоронение жертв осуществлялось на всей территории концлагеря. В соответствии с приказом Министерства культуры РФ "Дулаг-142" получил статус объекта культурного наследия федерального значения.
https://news.rambler.ru/communi....-muzeem
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
