Татарский советский поэт. Родился в деревне Кармат, ныне Аксубаевского района Татарской АССР. Один из зачинателей татарской советской поэзии. В 1924‒25 учился на восточном отделении Казанского педагогического института. Печатается с 1924. Поэмы Турхана «Начало начал», «Между двумя эпохами», «Бибиевы» (все ‒ 1927) положили начало рабочей теме в татарской поэзии. В 30-е гг. Турхан переходит от тонического стиха к классическому татарскому метру, к народным ритмам. Репрессирован в 1940 г. и вернулся из сталинских лагерей в 1956 г. Позднее Турхан обращается преимущественно к философской лирике (стихотворения «О жизнь!», 1963; «Куда ты, Большая Медведица?», 1965; «Ты ровесница вечности», 1966). Республиканская премия им. Г. Тукая (1965). Произведения Турхана переводились на языки народов СССР. Награжден 2 орденами, а также медалями.

ПРОЙДИ, СКЛОНИВ ГОЛОВУ

Меня поэтом мать не родила,
Мой стих - итог пережитого:
Всех предков горести, надежды и дела
В душе моей живут и просят слова.
Рабами были прадеды и деды,
Но я за гордость в горе их люблю.
Иного - хан,
Иного - бай,
Иных - нужды и беды
Вгоняли в смертную петлю.
Когда бы стали в ряд те, кто века
За волю шли на смерть, не размышляя,
Он растянулся бы в длину материка
От Лиссабона до Шанхая!
Сошли в могилу деды, завещав
Надежду, что сведем мы с прошлым счеты,
Избавимся от рабства и расправ,
От виселиц и всяческого гнета.

Не я

Нет, не я, а тропинки в саду
На заре, на закате, впотьмах
Ждут прихода живой красоты
В летних легких цветных башмачках.
И, дыханье своё затаив,
На забрызганный солнцем балкон
Всё глядел терпеливо не я,
А сияющий юностью клён.
Целый день по звонку твоему
Телефон, а не я тосковал;
И не я, а часы мои ждут
Долгожданного: «Ты меня звал?»
Здесь Хафиз и Есенин одни
Говорят о тебе в тишине:
То они, а не я, то они
Называют тебя «Шаганэ».
Почему тебя каждая вещь
В этом доме сумбурном моём
Вдруг признала хозяйкой?
Но тут
Я, ей богу, совсем ни при чем!
Эти строки не я написал –
Прошептала их ты, Шаганэ...
Не приданое ль это твоё
Нашей речи и нашей стране?
Нет, не я, а людские сердца
На заре, на закате, впотьмах
Ждут явления песни живой
В тех татарских цветных башмачках...

СПУТНИКИ

Ты помнишь, как в пути настиг нас вечер,
В огне заката руки грели мы,
Как путники пустынь.
Осенний ветер
Нас пробирал.
Теснясь, сидели мы -
Врасплох застало наступленье тьмы.
Все больше места звездам уступала
Классического неба синева.
За горизонтом солнце утопало,
И лик земли, светившийся сперва,
Другая омрачила синева.
Нет, не на осень темно-золотую,
Не на лиловый сумрак тишины
Глаза глядят.
Но испытуя
Грядущее, они ему верны
И к одному ему обращены.
И вот, ему вопрос,
Смущаясь втайне,
Я задаю в вечерний этот час:
- Там, в новом веке, изредка, случайно
Найдутся ли читатели у нас?
-Так я спросил в вечерний этот час.
И кто-то, схож с Алыпом-исполином,
Встает, вобрав зари вечерней свет,
И чертит знаки в воздухе пустынном,
Как голос тех, кому и счета нет,
И это был грядущего ответ:
«В душе мой спрятан клад: его и ярый
Огонь неймет, и мина не взорвет;
Не я ль, прошедший всех веков пожары,
И все ударь! вынесший народ,
В чьем сердце песни скрылись от невзгод?!»
Ты помнишь, как мы, всматриваясь в дали
За горизонтом, гаснущим вдали,
В огне заката душу согревали,
Как путники, кого на край земли
Дороги бесконечные вели...

Из Казани передают:

Празднование 110-летия со дня рождения выдающегося татарского поэта, лауреата Государственной премии им. Г. Тукая, общественного деятеля Хасана Туфана состоялось вечером 8 декабря в ТАГТОиБ им.Джалиля. Участие в вечере приняла заместитель Премьер-министра РТ – министр культуры Зиля Валеева.
Главным сюрпризом вечера стало то, что именем Хасана Туфана теперь будет названа малая планета, расположенная в 250 млн. километров от Земли. Эта планета была открыта 26 сентября 1995 года на астрономической станции Казанского университета.

Старый конь

Я в транс войду. Впаду в нирвану.
На ровном месте упаду.
Не от того, что в стельку пьяный,
А что не порчу борозду.

Ведь старый конь ее не портит.
А я и есть тот старый конь.
Пора вручить в Кремле мне орден –
И на заслуженный покой.

Или как загнанную лошадь –
Без сожаленья пристрелить.
Борозд напортил много в прошлом.
Уже б и хватит бороздить.

Физик-лирик

Кто мы с тобой?

Кто мы с тобой?Любовники?Друзья?
Как странно нам определили роли:
И до конца открыться нам нельзя,
И обо всём молчать не можем боле...

Пусть будет мимолетной наша связь,
Мы даже назовем ее Любовью,
Которую нельзя ни дать, ни взять,
Ни разделить между собою...

Не так, как все, ты не находишь,
Мы движемся в потоке серых лиц?..
Ты для меня как будто с неба сходишь,
И я всегда готова падать ниц!

Ты грусть моя... и сладкая печаль.
Тебя любя, я прожигаю душу,
И на челе моем тяжелая печать
От сожаления, когда я трушу!

Кто мы с тобой? Любовники? Друзья?
Бог раздает бездумно роли...

Соня Николаева

Перевод С.Я. Маршака.

Прервал я санок легкий бег,
Любуясь, как ложится снег
На тихий лес, и как далек
Владеющий им человек.

Мой удивляется конек:
Где увидал я огонек,
Зовущий гостя в теплый дом
В декабрьский темный вечерок.

Позвякивает бубенцом,
Переминаясь надо льдом.
И наста слышен легкий хруст,
Припорошенного снежком.

А лес манит - глубок и пуст.
Но словом данным я влеком.
Мне еще ехать далеко,
Мне еще ехать далеко.

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
_______

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

Борис Пастернак

Печататься начал в военных изданиях Амурского края в 1950-х годах, когда проходил службу в армии. Первый сборник поэта "В пути" вышел в 1953 году в Амурском книжном издательстве, которое позже выпустило еще восемь книг Завальнюка. Всего у него более сорока поэтических сборников. Завальнюк занимался не только поэзией, но и прозой, а также писал сценарии к мультфильмам и детским фильмам. Его стихи стали основой для песен композиторов Павла Аедоницкого, Юрия Саульского, Людмилы Лядовой, Александра Зацепина, Евгения Птичкина, Давида Тухманова и других. Поэт серьезно увлекался живописью. С 1964 года Завальнюк жил в Москве.
"Он был талантливым разносторонним поэтом, автором многих поэтических книг. Многие его стихи становились песнями. Достаточно вспомнить текст "Три белых коня: декабрь, январь и февраль... " Он принадлежал к группе, неподконтрольной 'вольной русской поэзии военного времени'", - сказал в беседе с агентством "Интерфакс" пресс-секретарь Союза писателей Москвы Александр Герасимов. Прощание прошло 11 декабря в субботу в 12:00 в ритуальном зале Боткинской больницы. Похороны на Троекуровском кладбище в Москве.

Поговори со мной, душа моя, природа.
Пойму тебя на языке любом.
А то, что не дано понять без перевода,
Переведут надежда и любовь.

Молчание в ответ.
Огромное молчание.

Я знаю эту немоту горенья изначального,
Я знаю, в ней все то заключено,
Что может отвести наш мир
От скверны и отчаянья.

Звучит,
Мильены лет звучит язык молчания.
И некому его перевести.
* * * * * * * * * *

Ничего не помню, но былому верен —
Каждой боли прожитого дня.
Нищенским свирепым откровеньем
Одарила родина меня.
Хлеб? Что хлеб!.. Мне белый свет подарен.
Кем? Не знаю. Взял и не гадал.
Нищий никому не благодарен:
Что подали, это Бог подал.
Господи! По жизненному полю,
Как по вечной паперти, иду.
Всех люблю и никого не помню.
Все приемлю — небеса и землю,
Все люблю и ничего не жду.
* * * * * * * * * *

Держись за боль. Все остальное рухнет.
А остальное что? Все боль или тщета.
Но вдруг сквозь тлен, сквозь суету и рухлядь
Такая сила, страсть и красота!
О, ближний, кто ты? И откуда свет,
Что из тебя иль сквозь тебя струится?
Ты сон, мираж души?
И слышится в ответ:
— Я то, что есть в любом, кто края не боится.
— А как же с болью быть? —
И слышится в ответ:
— Одна есть боль на этом свете оголтелом.
И эта боль есть Бог.
Душа болеет телом.
А значит, жизнь — болезнь.
А значит, смерти нет.
* * * * * * * * * * *

Я не привержен людям
И не подвешен к звезде.
Где-то меня не любят,
А это значит — везде.
Качаюсь на собственной совести,
Как висельник на ветру.
И нету печальней повести,
Чем повесть о том, что умру.
Ах, что же там, что там на третье?..
Кончается жизни обед.
И хочется жить на свете,
Так хочется жить на свете,
Что силы на жизнь уже нет.

Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь -
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи...
Сам затерял - теперь ищи...

Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.
1922

Иннокентий Анненский (1855-1909)

Снег

Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка...
От нее даже дыму
Не уйти в облака.

Эта резанность линий,
Этот грузный полет
Этот нищенски синий
И заплаканный лед!

Но люблю ослабелый
От заоблачных нег -
То сверкающе белый,
То сиреневый снег...

И особенно талый,
Когда выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв.

Точно стада в тумане
Непорочные сны -
На томительной грани
Всесожженья весны.

"Ты женщина,и этим ты права......" Валерий БРЮСОВ

ВЕНОК СОНЕТОВ

1.

Лежу в траве.А в небе облака
Плывут, плывут, у горизонта тая.
Не так ли уплывали вдаль века,
Легендами и былью обрастая?

Не так ли, лежа в мураве густой
Мечтал когда-то пращур диковатый,
И созревал в душе его косматой
Из древних слов поэзии настой.

И он хмелел от сочетанья слов:
Роза, Россия, женщина, любовь.
Он изнывал от мысли окаянной,
За словом слово,за строкой строка,
А в небе также плыли облака,
Поэзией и солнцем осиянны.

2.

Поэзией исолнцем осиянны
Цветы и тернии, добро и зло,
И женщины,что так непостоянны...
Но женщине в поэзии везло
На оды величальные, на стансы.

Ревнивые мужья и женихи
Страдали от притворного жеманства
И скрещивали шпаги и стихи
О, женщина - язычница любви!

То жар по крови, то душа в крови _
Причудливая, грешная, святая!
Неправая, ты все-таки права,
Не потому ли нежные слова
Черемухою белой зацветают.

3..

Черемухою белой зацветают
И обретают истину слова
Неоспорима истина простая:
Любовь бессмертна. Женщина права.

Права она, когда рождает в муках,
Извечнр продолжая род людской;
Мудра она, когда, качая внуков,
Испытывает сладостный покой,

Усталость увядающего сада,
Раздумье накануне листопада -
Она еще прекрасная пока -
Хотя покрылся изморосью волос,
И потускнел когда-то дивный голос,
И взор туманит тихая тоска.

4.

И взор туманит тихая тоска
Старушки, в одиночестве скорбящей,
Чья с жизнью связь не толще волоска,
Она не в прошлом и не в настоящем.

Судьбе сопротивляться не вольна,
Иссохла, словно стебель чернобыла:
Трех сыновей отобрала война,
А про нее, видать, и смерть забыла.

Трех сыновей. А дочь всегда одна,
Красивая и статная она,
И в тридцать лет цветет, не отцветая.
Но дочь вдали. У дочери дела.
А мать жива, да словно умерла,
Знать оттого, что ласки не хватает.

5.

Знать , оттого, что ласки не хватает,
Душа у нас черствеет день за днем.
И тает чувство, словно дымка, тает.
И мы уже живем былым огнем.

И вырождается любовь в привычку,
И хуже ссоры равнодушный мир
Становится и серым и обычным
Боготворимый некогда кумир.

И ничего нельзя переиначить:
Живем, как будто бы без пламени горя,
Без радости танцуем и поем.
Все реже плечи обнимают руки,
Все чаще встречи, горше, чем разлуки,
Ночами - одиночество вдвоем.

6.

Ночами - одиночество вдвоем,
Подушка, орошенная слезами,
Окна лимонно-желтый окоем
Навязчиво торчит перед глазами.

Стучат на столике часы - тик-так.....
Храпящий муж раскинулся устало,
Луна блестит, как стершийся пятак,
А как когда-то при луне мечталось!

О, если б прошлое сейчас украсть -
В траве некошеной шальную страсть,
Уста в уста, всю ночь напропалую!
Но равнодушна, как стена, спина,
И ночь до бесконечности длинна,
И тишина звучит, как аллилуйя.

7.

И тишина звучит, как аллилуйя,
Когда ночами мучишься один,
С тоской припоминая жизнь былую
От первых поцелуев до седин.

Припоминаешь небыли и были,
Людскую добродетель и порок.
Тех женщин, что тебя не впрок любили,
И тех, которых сам любил не впрок.

Покоен тот, кто жизнь прожил достойно,
Несчастен, если совесть не спокойна
За то, что ласки крал и брал взаем,
За то, что сердце разрывал на части,
Мы цену человеческому счастью
Порою слишком поздно познаем.

8.

Порою слишком поздно познаем
Мы цену легкомысленных ошибок,
Когда беспечно душу раздаем
За мишуру кокетства и улыбок.

Чужую душу тешим не любя,
Тоску за нежными словами пряча,
И убеждаем каждый раз себя,
Что невозможно поступить иначе.

Любовь сложна. И я не обвиню,
Коли разлюбят. Трезво оценю
Соперника ухватку удалую.
Любовь свою напрасно не порочь,
Когда уходит, и не превозмочь
Навязчивую горечь поцелуя.

9.

Навязчивую горечь поцелуя
Я часто ощущал в тревожном сне;
Я звал - "Вернись, тропинку устелю я
Черемуховым цветом по весне"!

Не ты тот зов услышала. Другая
Пришла ко мне, за что-то полюбя.
А я и ненавижу, и ругаю,
А я люблю по-прежнему - тебя!

Мечусь ночами в оголтелом страхе:
Неуж еще одна любовь на плахе,
Неужто зло зарубит доброту?
Поймешь ли ты: Не дни потратил - годы,
Через такие миновал невзгоды,
Чтобы найти единственную - ту?

10.

Чтобы найти единственную - ту,
Что нам нужна. По свету куролесим,
Влеченье принимая за мечту,
Нам трезвый мир обыденности тесен -
Нас радуга романтики зовет.
Мы вдаль спешим, а счастье где-то рядом.
Мы не ведем годам и встречам счет,
Считая лишь заслуги да награды.

Я в жизни рисковал и ошибался,
Я часто очень больно ушибался,
Коварство принимал за доброту,
Карабкался наверх, срывался с кручи,
Болят ушибы, потому и учат:
Не путай с пустоцветом красоту!

11.

Не путай с пустоцветом красоту,
Осу с пчелой смотри не перепутай!
Когда весна, когда ты сам в цвету,
Легко всю жизнь перечеркнуть минутой.

А в общем-то неверно, ерунда -
Влеченье сердца сдерживать рассудком.
Любовь - звезда. Падучая звезда -
Пока горит - светло, сгорает - жутко.

И все-таки зачем-то до сих пор
Я сам с собой веду бесплодный спор -
Люби, покуда сердце не остыло!
Пусть многого себе ч не прощу,
Но я любовь свою не отпущу,
Иначе жизнь покажется постылой.

12.

Иначе жизнь покажется постылой,
Коль не внимать кипению крови.
Скажи, какая женщина простила б
Того, кто отказался от любви?

И кто из нас к соблазну не причастен,
Проверить непорочность божества?
И если честно: не бывает счастья
Без яростного плоти торжества.

Любовь грешна. Без ханжества замечу:
Я не вязал узлы при каждой встрече -
Не верю в прочность всяческих узлов!
Ханжа в любви достоин лишь презренья,
Пусть я сгорел, но в звездное горенье
Я испытал - мне в жизни повезло.

13.

Я испытал, мне в жизни повезло -
И при любви и радость вдохновенья.
А все, что поддавалось на излом,
Пошло на слом и предано забвенью.

Но странно, где-то там, на дне души
Гнездится прошлое и шепчет тихо:
"Отречься от былого не спеши,
Иначе в будущем придется лихо!"

Любовь моя, прошу, на всякий случай,
Прости меня и ревностью не мучай,
Не говори обидных резких слов!
Издревле в этом мире ходят рядом
Измена и любовь, тоска и радость,
Цветы и тернии, добро и зло.

14.

Цветы и тернии, добро и зло
Переплелись в моем венке сонетов.
Где правил сам, а где меня несло
Под ветром вдохновенья по сюжету.

Снимаю парус. Впереди причал.
И говорю: "Любовь моя, спасибо!"
Ты терпелива. Я не замечал,
Как иногда кидал тебя на глыбы".

У всякого начала есть конец.
Нет у венка? На то он и венец -
Доволен я. Еще хватило пыла,
Хватило голоса и, может, слов
Пропеть свою сонату про любовь,
И чувство новое мне душу осветило....

15.

Лежу в траве, а в небе облака
Черемухою белой зацветают,
И взор туманит тихая тоска,
Знать, оттого, что ласки не хватает.

Ночами одиночество вдвоем,
И тишина звучит, как аллилуйя -
Порою слишком поздно познаем
Навязчивую горечь поцелуя.

Чтобы найти единственную - ту,
Не путай с пустоцветом красоту,
Иначе жизнь покажется постылой.
Я испытал, мне в жизни повезло:
Цветы и тернии, добро и зло -
И чувство новое мне душу осветило!

ПЕТРОВИЧ, вот что говорит о Леониде Чашечникове интернет:

Чашечников Леонид Николаевич

(1933-1999)

Леонид Николаевич Чашечников родился в 1933 году в Седельниковском районе Омской области. После окончания Тарского культпросветучилища работал в сельских клубах Тарского, Колосовского и родного ему Седельниковского районов, в тарской районной газете, где и опубликовал первые стихи. В Омске работал на заводе имени Баранова, в многотиражной газете «Сельский строитель». Омичам оставил нестареющую песню: «Я люблю этот город, мой город зеленый у могучей реки Иртыша».
Как профессиональный поэт расправил крылья над Нижней Волгой, в Астрахани, куда переехал по семейным обстоятельствам. В родную Сибирь присылал письма друзьям и стихи в областные периодические издания.
Уже на пятом десятке Чашечников окончил Высшие литературные курсы при Литинституте имени А.М. Горького.
Более семнадцати лет отдал журналистике, работал в газетах «Советская Россия», «Сельская жизнь».
Автор изданных в разные годы десяти книг, среди которых «Время жатвы», «Лебедь-песня», «Я вновь про это» и других. Незадолго до кончины Леониду Чашечникову удалось осуществить главную мечту своей творческой жизни. С помощью спонсоров выпустил в столичном издательстве свою самую солидную книгу – «Русская Голгофа», в которую вошло двести пятьдесят стихотворений и две поэмы, полные тревог за Россию и надежд на ее возрождение.
Член Союза писателей России.
Умер в 1999 году в подмосковной деревне Семенково.

http://www.stihi.ru/2010/01/03/3489

Леонид Чашечников

АСТРАХАНЬ

Шел по дорогам я,
бродил по тропам
Сгорал в июле,
мерзнул в январе —
Пока на стыке Азии с Европой
Явился белый город на заре.
Он колыхался, как мираж в пустыне,
Он отражался в маковках кремля,
Он расползался красками густыми
В развалах за кормою корабля.
Над пристанями чайки голосили,
Тянуло с Волги волглою пенькой...
Старинный город
на краю России,
Такой как все —
и все же не такой!
Двадцатый век и здесь взметнул над водью
Громады из бетона и стекла,
Но в тихих улочках живет сегодня
Та Астрахань,
которая — была.
Она застыла в каменных фасадах,
В смешенье стилей русских и татар,
Она торгует на Больших исадах,
Сбывая свой немыслимый товар.
И продавцы — немыслимые сами —
С немыслимых приехали сторон:
Кавказцы с черно-синими усами,
Мордовки с расторопностью ворон.
Гудит, бурлит
Семнадцатая пристань —
Туристы изнывают от жары.
И страшно возмущаются туристы,
Что нет в продаже воблы и икры.
А на базаре бабы языкасты:
Коль спрашиваешь —
слушай, рад не рад.
Толкуют,
что мелеет Волго-Каспий,
Что рыбу, мол, изводит Волгоград,
Что виновата будто бы плотина
(А, может, вовсе не в плотине суть),
Что сами ждем с путины до путины,
А на продажу — нет,
не обессудь...
Ну что с них взять,
с базарных тараторок!
Мне Астрахань не слухами мила —
Стоит в низовье Волги белый город,
С которым жизнь навек меня свела.
Я начал уставать от долгих странствий.
Сибиряка по нраву и крови,
Зачисли меня, город, в астраханцы
За робкое признание в любви!

Леонид Чашечников

В Сибирь за песнями

Как назвать мне это самое,
Если в полдень и в ночи
Вижу я дороги санные.
Голубые кедрачи;

Вьюги снежные, тугие,
Шорох ветра у виска?..
Говорят, что ностальгия,
Или попросту тоска.

Только плакать я не стану
По снегам, по кедрачу -
Я закрою плотно ставни,
Накрест дверь заколочу;

Я рюкзак за плечи вскину,
Укачу в урман и снег.
Мне соседи бросят в спину:
"Ненормальный человек.

Было то и было это -
Задурил, и трын-трава.
И куда-то на край света.
Словно в рощу по дрова..."

Невдомёк им, домоседам,
Неприкаянность моя.
Я в Сибирь за песней еду -
Душу там оставил я!

В день рождения Есенина

Дрожит листва под моросью осенней.
Берёзы по лесам роняют грусть.
Звучат по радио стихи Есенина
Про Персию, а больше всё про Русь.
Они весь день в ушах, как наважденье,
Чтецы порой срываются на крик.
Сегодня у Сергея день рождения.
Он был бы нынче дряхленький старик...
Не верится. Да я и не поверю!
Я с озорным Есениным знаком.
Вот прозвенит сейчас звонок над дверью
И он войдет - красивый, под хмельком.
Присядет в кресло, макинтош отбросит
И вымолвит: - Дожди, как на беду.
Плаксивая в Москве сегодня осень,
Как в двадцать пятом роковом году;
Вторые сутки, как из сита, сыплет
И на душе такая ерунда!..
А нет ли у тебя, приятель, выпить?
Ах, только чай - и чаю, не беда -
Не господа, мы к бедности привычны -
С дождя чайку покрепче - тоже впрок.
Наговорили нынче мне прилично
Заздравных слов и поминальных строк.
Про то насочиняли и про это:
Каким я не был и каким я был.
А был я гражданином и поэтом
И Родину, как женщину, любил.
Мне лжи и славы с юности хватало -
Не разберешь: где слава, а где ложь... -
Он закурил, откинулся устало,
А над Москвой всё так же плакал дождь.

Деревенские окна

Я люблю окошки деревенские
И старух, сидящих у окна.
Я люблю произносить и женские,
Словно Русь, простые имена:
Домна, Пелагея, Серафима...
С детства их запомнил наизусть.
Я иду, и проплывает мимо
Мудрая, несуетная Русь.
Русь с ее надеждой и печалью.
Памятью, впечатанной давно,
Русь, которую еще встречаю
В деревнях и, изредка, в кино.
Матери, печальницы Державы! -
Будет Русь по-прежнему статна.
За Любовь и Веру уважаю
Я старух, сидящих у окна.

Ностальгия

Люблю глубинную Россию:
Чтоб сразу за селом - леса,
Чтоб по утрам дымки косые
Завинчивались в небеса.
Чтоб от росы на зорьке дрогнуть,
Вожжами шлепать по шлее,
Чтобы подрагивали дроги
На допотопной колее, -
Шагать дорогою, которой
Шагал за возом прадед мой;
Чтоб ни трамвая, пи мотора,
Ни толчеи в пути домой.
Чтоб после бани на крылечке
Курить и думать не спеша,
И слушать, как жуют овечки,
Трухой душистой шебурша.
Потом, при тусклом свете сидя,
В кругу семьи гонять чаи...
Но обречён любить и видеть
Глубинку ту - из толчеи.
Издалека. Манит и дразнит,
Знать, оттого и дорога
Россия та, что давний праздник
Заносят памяти снега.
На гребне лет. Крутой и нервный.
У века смутного в долгу -
Я в тишине такой, наверно.
Недолго выдержу - сбегу!
Но в час, когда закрутит лихо -
И ссоре быть, и быть беде -
Вздыхаю о России тихой,
Которой нет теперь нигде.

Лебедь-песня

У меня две реки, как две верных руки:
Справа - гордый Иртыш, слева - вольная Волга.
У меня по России везде земляки
И причалы везде на пути моём долгом.
На яру постою - Ермака воспою,
На песчаной косе возвеличу Степана.
У меня две реки, как две сильных руки,
Караваны ведут - кораблей караваны.
Справа - глубь-глубина, слева - голубь-волна.
Правой сила дана, левой нежность и ласка.
И на все времена лишь Россия одна -
Лебедь-песня моя, моя вечная сказка.

Распродажа

Торговых людей и жульё будоража,
По нашей Державе разносится зов
"Идёт распродажа, идёт распродажа -
На рынок скликаем краплёных тузов!"
Летят косяком, от азарта балдея,
И льстиво елозят, и прут на таран -
Всех рас прохиндеи, всех каст иудеи-
К российским иудам масоны всех стран.
Идет распродажа Забыты уставы.
В ухватке торговцев дзюдо и у-шу.
И хохот, как в цирке, где клоун лукавый
Зевакам на уши навешал лапшу.
Идёт распродажа. Не сеем, не пашем.
Садов не сажаем, не строим дорог, -
Идёт распродажа в Отечестве нашем-
Вгрызаются Соросы в русский пирог.
Идёт распродажи, идёт распродажа
И мы, одурев от масонских оков,
Пока пробавляемся костью и кражей,
Как стая шакалов за стаей волков.
Очнитесь, славяне! Во лжи, словно в саже
Вы святость отцов позабыли, сыны!
Идёт распродажа, идёт распродажа,
Идёт распродажа великой страны!..

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ (1797 г.)- немецкий поэт, публицист и критик. Гейне считается последним поэтом «романтической эпохи» и одновременно её главой. Он сделал разговорный язык способным к лирике, поднял фельетон и путевые заметки до художественной формы и придал ранее не знакомую элегантную лёгкость немецкому языку. На его стихи написал песни композитор Роберт Франц.

ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873 г.) - русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма.

ЛЕВ КАРСАВИН (1882 г.) - русский поэт, историк культуры, философ, знаток религиозных учений европейского Средневековья. Развивал учение о всеединстве применительно к проблеме личности, методологии истории, истории культуры, социологии.

ТЕОДОР БУЙНИЦКИЙ - польский поэт, сатирик и журналист. В поэтическом творчестве лирическая рефлексия, унаследованная от романтизма, сочетается с модернистской поэтикой. Значительная часть творчества тематически связана с Вильной и Литвой.

Женское тело — те же стихи!
Радуясь дням созиданья,
Эту поэму вписал господь
В книгу судеб мирозданья.

Был у творца великий час,
Его вдохновенье созрело.
Строптивый, капризный материал
Оформил он ярко и смело.

Воистину женское тело — Песнь,
Высокая Песнь Песней!
Какая певучесть и стройность во всем!
Нет в мире строф прелестней.

Один лишь вседержитель мог
Такую сделать шею
И голову дать — эту главную мысль
Кудрявым возглавьем над нею.

А груди! Задорней любых эпиграмм
Бутоны их роз на вершине.
И как восхитительно к месту пришлась
Цезура посредине!

А линии бедер: как решена
Пластическая задача!
Вводная фраза, где фиговый лист —
Тоже большая удача.

А руки и ноги! Тут кровь и плоть
Абстракции тут не годятся,
Губы — как рифмы, но могут при том
Шутить, целовать и смеяться.

Сама Поэзия во всем,
Поэзия — все движенья.
На гордом челе этой Песни печать
Божественного свершенья.

Господь, я славлю гений твой
И все его причуды,
В сравненье с тобою, небесный...
Мы жалкие виршеблуды.

Сам изучал я Песнь твою,
Читал ее снова и снова.
Я тратил, бывало, и день и ночь,
Вникая в каждое слово.

Я рад ее вновь и вновь изучать
И в том не вижу скуки.
Да только высохли ноги мои
От этакой науки.

Генрих Гейне

Ева

Адам! Адам! приникни ближе,
Прильни ко мне, Адам! Адам!
Свисают ветви ниже, ниже,
Плоды склоняются к устам.

Адам

Приникни ближе, Ева! Ева!
Темно. Откуда темнота?
Свисают ветви справа, слева,
Плоды вонзаются в уста.

Ева

Адам! Адам! кто ветви клонит?
Кто клонит, слабую, меня?
В певучих волнах тело тонет,
Твои — касанья из огня!

Адам

Что жжет дыханье, Ева! Ева!
Едва могу взглянуть, вздохнуть...
Что это: плод, упавший с древа,
Иль то твоя живая грудь?

Ева

Адам! Адам! я — вся безвольна...
Где ты, где я?., все — сон иль явь?
Адам! Адам! мне больно, больно!
Пусти меня — оставь! оставь!

Адам

Так надо, надо, Ева! Ева!
Я — твой! Я — твой! Молчи! Молчи!
О, как сквозь ветви, справа, слева,
Потоком ринулись лучи!

Ева

Адам! Адам! мне стыдно света!
О, что ты сделал? Что со мной?
Ты позабыл слова запрета!
Уйди! уйди! дай быть одной!

Адам

Как плод сорвал я, Ева, Ева?
Как раздавить его я мог?
О, вот он, знак Святого Гнева, —
Текущий красный, красный сок.

Валерий Брюсов

Лев Карсавин

http://www.vcisch2.narod.ru/KARSAVIN/Karsavin.htm

Теодор Буйницкий

http://www.media-office.ru/showevent.php?event=21417

Мерцая желтым язычком,
Свеча все больше оплывает,
Вот так и мы с тобой живем -
Душа горит и тело тает. (1926)

#

Перси Биши Шелли
«Разобьется лампада, не затеплится луч»

I

Разобьется лампада,
Не затеплится луч.
Гаснут радуг аркады
В ясных проблесках туч.
Поломавшейся лютни
Кратковременный шум.
Верность слову минутней
Наших клятв наобум.

II

Как непрочны созвучья
И пыланье лампад,
Так в сердцах неживучи
Единенье и лад.
Рознь любивших бездонна,
Как у стен маяка
Звон валов похоронный
Над душой моряка.

III

Минут первые ласки,
И любовь - из гнезда.
Горе жертвам развязки.
Слабый терпит всегда.
Что ж ты плачешь и ноешь,
Что ты, сердце, в тоске?
Не само ли ты строишь
Свой покой на песке?

IV

Ты - добыча блужданий,
Как над глушью болот
Долгой ночью, в тумане,
Птичьей стаи полет.
Будет время, запомни,
На осенней заре
Ты проснешься бездомней
Голых нив в ноябре.
Перевод - Б. Л. Пастернака
#
Не покаянье за грехи,
А трезвое признанье –
Писать абстрактные стихи
Не женское призванье.

Стих без героя гол и пуст,
Мир без него бессмыслен.
От женщин ждут глубоких чувств,
А не глубоких мыслей!

От женщин ждут уменья ждать,
Желать, смеяться, плакать,
Любить, страдать и сострадать,
А ум поглубже прятать!

© Татьяна Бакланова?

Константин Бальмонт

Родился под Таганрогом в дворянской семье с греческими корнями (его бабушка была гречанкой). Позже семья переехала в Таганрог, где Николай стал учиться в городской гимназии.
Щербина как потомок греков еще в детстве познакомился с бытом и легендами этого народа, выучил греческий язык, что впоследствии отразилось на творчестве поэта. Почти во всех своих произведениях он воссоздавал древнегреческие сцены.
Свою первую поэму «Сафо» мальчик написал в 13 лет. Однако издаваться начал в 1838 году, дебютировал в печати со стихотворением «К морю». После гимназии Щербина поступил в Харьковский университет, но из-за недостатка средств не смог окончить обучения. Поэт остался в Харькове и начал работать учителем.
В 1850 году поэт в Одессе опубликовал свой сборник «Греческие стихотворения», который имел успех у читателей. Благодаря успеху, Щербина переезжает в сначала в Москву – в журнал «Московские Губернские Ведомости», а через четыре года в Петербург – в министерство народного просвещения.
История поэтического творчества Щербины распадается на два периода, причем время с 1854 по 1860 г. является как бы переходным. В первом периоде поэт не подвергался влияниям литературных течений и в своей поэзии был предоставлен самому себе. В это время он писал антологические стихотворения, звучные и красивые. Он тосковал в своих стихах о Греции, о любви к женщинам, которая у него является пластической и чувственной. Эпоха подготовки реформ отразилась и на поэзии Щербины: у него появились и гражданские мотивы, и чувство бодрости. Но это продолжалось не долго; в конце жизни поэт перешел на сторону реакции; остроумный и желчный, он выливал свою злобу в эпиграммах, осмеивавших по большей части передовые идеи и передовых людей
Интересно, что стихотворения Щербины были популярны среди моряков. По мотивам его стиха «Моряк» в начале 20 века была написана песня «Раскинулось море широко», которую считают народной.
Полное собрание сочинений Щербины вышло в 1873 году уже после смерти поэта.

МОРЯК

Не слышно на палубе песен,
Эгейские волны шумят...
Нам берег и душен, и тесен;
Суровые стражи не спят.

Раскинулось небо широко,
Теряются волны вдали...
Отсюда уйдем мы далеко,
Подальше от грешной земли!

Не правда ль, ты много страдала?
Минуту свиданья лови...
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.

Спалив бригантину султана,
Я в море врагов утопил
И к милой с турецкою раной,
Как с лучшим подарком, приплыл.

ЮЖНАЯ НОЧЬ

На раздольи небес ярко светит луна,
И листки серебрятся олив;
Дикой воли полна,
Заходила волна,
Жемчугом убирая залив.

Эта чудная ночь и темна, и светла
И огонь разливает в крови;
Я мастику зажгла,
Я цветов нарвала,
Поспешай на свиданье любви!..

Эта ночь пролетит, и замолкнет волна
При сияньи бесстрастного дня,
И, заботы полна,
Буду я холодна.
Ты тогда не узнаешь меня!

* * * * * * * * * * *

Когда любовь моя смущает ваше счастье,
Забудьте про нее... Зачем меня любить!
Я благодарен вам за прошлое участье, -
Я вашим счастьем буду жить.

Пора мне в путь... Скажите мне, не вы ли
И кров любви простерли надо мной,
И, странника, меня у сердца приютили,
Где я гостил и отдохнул душой?..

Невольны мы в любви и в охлажденьи:
Я вас не упрекну изменой никогда...
Нет! Чувство, как и мысль, всегда горит в движеньи,
И чувству есть свой возраст и чреда...

Но как боялся я, чтоб вы не помутили
Слезою обо мне своих небесных глаз...
Я счастлив тем, что вы меня забыли,
Я счастлив тем, что не забуду вас!

когда сердце плачет Господь слышит
боль поднимается из души (наполняет душу)
человек падает прежде чем погружается
в короткую молитву (короткой молитвой) рассекая безмолвие
слушай Израиль Бог мой ты всесильный
ты дал мне жизнь дал мне все
у меня слезы на глазах сердце тихо плачет
когда сердце молчит кричит (вопит) душа
Слушай, Израиль Бог мой я теперь один
держи меня Боже сделай так чтоб не боялся
боль невыносимая и некуда деться
сделай чтобы это кончилось нету больше моих сил
когда сердце плачет останавливается время
вся жизнь вдруг проходит перед глазами
человек не хочет идти в неизведанное
к Богу зовущему его (к себе) на краю бездны
Слушай Израиль, Бог мой, …

В тему приведу два стихотворения Андрея Дементьева из его цикла стихов "Припав к Земле обетованной".

Четвёртый год живу средь иудеев...

Четвёртый год живу средь иудеев.
Законы чту и полюбил страну.
И ничего плохого им не сделав,
Я чувствую в душе свою вину.

Не потому ль, что издавна в России
Таилась к этим людям неприязнь.
И чем им только в злобе ни грозили!
Какие души втаптывали в грязь!

Простите нас... Хотя не все виновны.
Не все хулу держали про запас.
Прошли мы вместе лагеря и войны.
И покаянье примиряет нас.

Дай Грсподи Земле обетованной
На все века надежду и покой.
И кем ни был ты -
Абрамом иль Иваном,
Для нас с тобой планеты нет другой.

Они хотели жить со всеми в мире...

Они хотели жить со всеми в мире.
Иметь свой дом, свободную страну.
Но их святые Храмы разгромили.
И жизнь саму поставили в вину.

Спасаясь от неправедного гнева,
Они искали мир в чужих краях.
Где общим было только небо,
И где своими стали боль и страх.

Их уводили в рабство, истязали.
Не потому ли дети с давних пор
Рождаются с печальными глазами,
В которых замер вековой укор.

Они спускаются, кружась
В небесном танце непрерывно,
Как будто исполняют вальс –
Такой чарующий и дивный.

Я им гляжу с восторгом вслед
И ощущаю сердцем радость.
Воспринимаю белый снег
Как ожидание, как праздник.

Снежинки падают с небес…
На них не в силах наглядеться,
Я начинаю ждать чудес,
Как в Новый год в далёком детстве.

Чего я жду? Проходит жизнь.
Как скорый поезд, мчатся будни.
Порой случается тужить,
Что счастья нового не будет.

Но, грустным мыслям вопреки,
Смотрю на белый пир природы
И верю: ждут ещё деньки
Счастливые, а, может, годы.

И в душу льётся чистый свет.
И наполняет сердце радость.
Воспринимаю белый снег
Как очищение, как праздник.

Зима разделена на части:
До, или после января.
У времени так мало власти…
Меняй листы календаря!

Сюрпризы, елка и подарки
Вернут нас в прошлое опять.
Гирлянды свет, как в детстве, яркий,
И тайн волшебных не понять.

Есть чудеса на белом свете!
От нас зависит всё! И тот,
Кто Новый год с улыбкой встретит,
Веселым будет целый год!

Конечно, не всё было плохо в году,
Но многим принёс он шальную беду.
Теракты в метро, нефть покрыла залив,
Пираты бесчинствуют из Сомали.

Сгоревшие сёла, пожары в лесах –
Так огненный Тигр нагонял на всех страх.
По осени рыкнул на мэра Москвы,
Кому-то пришлось не снести головы.

Навстречу нам Кролик и Заяц идут.
Все ждём: ну чего же они принесут?Затишье ли будет? Продолжим стонать?
Или побежим – только пяткам сверкать?

А Кролика знаем: он – символ – плейбой.
И, значит, детишки пойдут чередой.
А с ними заботы – любви, доброты.
Не стоит нам прятаться, люди, в кусты.

Пусть год будет тёплым пушистым для всех.
Пусть радостью встретит, звучит только смех!В семье без раздоров, достаток во всём.
И счастьем наполнится, каждый наш дом!

Русский советский поэт, сценарист, драматург, автор и исполнитель собственных песен. Член НТС. Галич — литературный псевдоним, составленный из букв собственных фамилии, имени и отчества.

СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК

Мы давно называемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль
Ни в пустыню, ни к полюсу холода,
Ни на катере... к этакой матери.
Но поскольку молчание - золото.
То и мы, безусловно, старатели.

Промолчи - попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за!
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники.
Потому что молчание - золото.

Промолчи - попадешь в первачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маята.
Но под всеми словесными перлами
Проступает пятном немота.
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем - доходней молчание,
Потому что молчание - золото!

Вот как просто попасть в богачи,
Вот как просто попасть в первачи,
Вот как просто попасть - в палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!

Александр Галич