Помню, как объявили. Выступал по радио Молотов. Через какое-то время люди слушали Сталина. Все были уверены, что мы сильны и разобьём врага быстро и основательно. Вспоминали прошедшие события Халкин- Гола и Финскую войну. Был даже какой-то подъём – пели песни, что не отдадим ни пяди своей земли, а враг будет повержен на своей территории.

Как было : Вот что пишет в своих мемуарах Георгий Константинович Жуков, который, в отличие от Хрущёва, непосредственно общался со Сталиным в первые часы войны:

«Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил своё выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И. В. Сталин был растерян. Но вскоре он вошёл в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния».(Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Изд. 13-е, исправленное и дополненное по рукописям автора. В 2 т. Т.1. М., 2002. С.265–266.)

Ребята моего возраста (мне было девять лет) гоняли на ветках-вицах, держа их между ног, и изображали конницу Будённого. Чувствовали себя «Чапаевцами» и разили ненавистного врага шашками, выструганными из палок. Каждый был «красным командиром» и каждый побеждал быстрее другого. Забыты были «казаки-разбойники» и многие мирные игры.

Народ не отходил от динамиков, установленных на столбах в людных местах, в момент передачи последних известий с фронта. «От Советского Информбюро!..» и голос Левитана торжественно и твёрдо «вбивался» в голову каждому.

Дома сидели у радиоточек, собирались соседи, не у всех были эти, чёрные из плотного картона, рупора. В центре тарелок был винт, которым настраивали звук, его громкость.

События на фронте не радовали, солдат призывали всё больше и больше.
Настал момент, когда забрали отца. Сборный пункт был у средней школы.

Перед посадкой в кузов машины он дал каждому по рублю, мы взяли по большому мороженому. Обычно нам перепадали по десять-двадцать копеек, редко брали по пятьдесят. Родители не были скупыми, «мороженки» по пятьдесят уже большие, эти, по рублю - огромны.
Так, удерживая между двумя круглыми вафлями, и облизывая это мороженое, мы четверо, и мать, проводили уезжающего отца на фронт, на долгие годы. Через год-два забрали и старшего брата. Начались годы нужды, выживания. Мать «тянула» всё. Мы помогали, как могли.

« ВОЙНА » №21
Мы держали коровку, как и многие другие. Нужно было накосить сено, заготовить дрова на зиму, посадить на выделенном участке картошку и несколько раз обработать её. Полоть и окучивать. На огородике, возле дома, высаживалась зелень, помидоры, а на навозных грядах получались неплохие огурцы. Сено и дрова вывозились на той - же корове, для этого в каждом дворе были лёгкие телеги. Приучали коровок тянуть груз, надевая на шею мягкий хомут-«шорку». На подъёмах мы помогали труженице. Казалось, что она понимает ситуацию, что возок с сеном – это её пропитание, и надо сделать это много раз, чтоб хватило на зиму. Конечно, многие работы выполнялись и раньше, при отце. Но отец организовывал всё, выписывал машину, часто многое делалось совместно с родственниками, то у одних, то у других.
Теперь же, всё легло на плечи мамы и старших братьев Миши и Вани, а с уходом на фронт Михаила, Иван стал старшим мужчиной в доме. Я и Шурик учились в школе. Иван окончил десятилетку в 1944 году и пошел работать на завод, который перешел на военную продукцию.

Стал классным фрезеровщиком. Был на «брони» и не призывался на фронт. Однако, позже был взят в трудармию, на шахты в г. Копейск, тяжело переболел там тифом, но выжил. Его 800-грамовая пайка по заводской карточке делилась, подчас, на всю семью. Бывало, работал, не уходя с завода, спал в подсобках или у станков. Саша заболел ревматизмом, болели ноги. Пришлось перейти в вечернюю школу и пойти работать. Рисовал афиши в кинотеатре, лозунги и т.п.
Вылечил он свой ревматизм горячим керосином, кто-то рассказал о таком лечении. На горячей печи ставил ступни в сковороду с керосином и закрывался одеялом до пояса. Через какое-то время опухоли колен и боли уменьшились, а затем наступило и выздоровление. Далее, в жизни, он бегал на лыжах и занимался лёгкой атлетикой.
В эти годы пришлось «осваивать» в пищу лебеду, крапиву, жмых (макуху), собирать колоски злаков после уборки полей и т.д. Мать обменяла что могла, в том числе отцовскую одежду, на муку, пшеницу. Делались походы, с этой целью, в соседние районы Казахстана. Весной, на картофельных полях, собирали сморщенные остатки от картошки и, отмыв, измельчённую заливали несколько раз водой. На дно оседал серый крахмал, его использовали для киселя. Ели густой, подсоленный или сладкий с молоком.
В пищу шли «шилушки» - сладкие белые корешки тростника (камыша) и мучнистые корни рогозы, которые мы научились добывать в озёрах и болотах. Подспорьем была охота на уток и зайца, а также рыбалка на карася и гольяна сетками и «мордами» - вершами, сплетёнными из ивняка-тальника. По весне, собирали дикий лук и кислянку (щавель) на мокрых полянах после талого снега.
Однажды, наша кормилица – коровка не вернулась домой со стадом. Нашли её с перебитым хребтом на окраине, у загородки хозяйских стожков сена. Пришлось дорезать.
Нашли виновного, был, вроде, даже суд. Из-за нервного потрясения мать парализовало.Кроме случая с коровой, на её состояние повлияло длительное отсутствие писем от Михаила (как бы пропал без вести) и тяжёлое ранение отца. Почти девять месяцев пролежала она, пока не пригласили из какого-то села местного знахаря Астафия. Он и поднял её на ноги травками и внушениями, как экстрасенс.
Вот тогда были самые тяжёлые дни. Порой, на выделенный рубль, по пути в школу, у бабок на базарчике возьмешь стакан «топлюшки»- кислого топлёного молока, и пару «оладий» из жмыха (макухи) и так - до обеда.
В школе плохо топили печи, мы сидели в одежде, чернила замерзали. Писали в самодельных тетрадях из газет и всяких ненужных книг между строчками печатного текста. Я выдирал такие «тетрадки» из «Капитала» Маркса и «Анти - Дюринг» Энгельса.
Бумага была хорошего качества, но корочки приходилось делать из жёлтой обёрточной бумаги. В своё время сундучок с политической литературой оставил, проездом в Казахстан, какой-то переводчик известного барда-акына. Он, так во время войны и после, не объявился.

«ПОБЕДА!!»№20

9-го Мая в школе организовали субботник. Нас вывели в ближайший лесок, с целью накопать саженцев берёзок и других растений для посадки в школьный садок. У меня, вместо лопаты, была «сечка», которой секли мясо в деревянном корытце для котлет и пельменей.
Мне её дала мать, так как большая лопата была тяжелой. Надавливая ладонью на короткий черенок при работе, я сорвал кожу, большую кровавую мозоль. Пока занимались перевязкой руки, намочив платок, пописав на него в кустах (помогал мне дружок Коля Рапаков), мы отвлеклись от происходящего. Боль затихла.
Вдруг все заволновались, послышались крики. Что-то кричал верховой на лошади, он мчался по дороге в ближайшую деревню Первомайку.

Послышалось: «Конец войне! Победа!!, Победа!!». Все кинулись бежать домой. Возникшее чувство восторга переполняло душу.
Как вернулся домой, я не помню. Кругом люди радовались, лица были просветлёнными, многие плакали. В этот день, или следующий, друг Мишка Баитов (он был из Частоозёрского района, как бы земляк) стащил у брата с милицейскими сослуживцами с праздничного стола полграфина пшеничной водки, стаканы и какую-то закуску.
Пригласил меня и Кольку в сельский парк, недалеко от его дома, и в кустах акации мы решили отпраздновать ПОБЕДУ над фашистами. В наших местах растёт только кустарниковая жёлтая акация, я тогда и не представлял, что она бывает другой и мощным деревом. Ну, это к слову. Худые, вечно недоедающие, тринадцатилетние, сказав какой-то «тост» мы выпили по полстакана этой, выдаваемой по карточкам, наразлив, водки.
Враз опьянели, что-то съели и чтобы скрыть содеянное, разбили стаканы и графин, забросив их подальше в кусты. Неокрепшие организмы не приняли такое «праздничное удовольствие» - всех вырвало. Чувствовали себя прескверно, а Кольку бабка чем-то отпаивала. До сих пор, при праздновании Дня Победы, мне вспоминается, кроме радости и "горечь" того дня и тогдашние друзья - «подельники».