Модератор форума: doc_by, Назаров, AgniWater71, Геннадий  
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » Общие судьбы военнопленных » Фильтрационные и спецлагеря НКВД (СМЕРШ) (для освобожденных из плена)
Фильтрационные и спецлагеря НКВД (СМЕРШ)
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11:25:47 | Сообщение # 246
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Среди заключенных бергенского лагеря не было предателей, у нас даже не было лагерной полиции составленной из бывших пленных. И когда в лагерь приезжали представители "власовцев", записывать добровольцев в РОА, то к ним никто из наших не пошел! Но, никто из нас не думал, что на Родине нас просто отпустят по домам, ведь, как Сталин относится к попавшим в плен, и что считает их всех поголовно предателями, мы уже знали. Некоторые серьезно задумались над предложением американцев, и в итоге согласились. Но для меня лично Родина была превыше всего. В начале июня в город Берген прибыли советские офицеры, называвшие себя представителями Советской Миссии в Норвегии. Они приступили к составлению списков бывших военнопленных для депортации их на Родину. Я записался под фамилией Гурин. Вскоре, большую группу бывших пленных направили в Осло, там уже ожидали отправки в Союз несколько тысяч человек. Было немало таких, которые были уверены, что по прибытии на Родину, нас или расстреляют "за плен" или дадут лагерный срок лет так на пятнадцать, и я сам вскоре так начал думать, но обратной дороги для себя не видел... С корабля нас в порту Ленинграда выводили на берег группами по сто человек, выстраивали за портовыми строениями, вдали от чужих глаз, забирали у нас все вещи и подарки, пленных переодели в старое солдатское обмундирование б/у, переобули в ботинки, и под конвоем вели на вокзал, где "товарняками" нас отправили в Муром Владимирской области, в проверочный лагерь.

С первых же минут на родной земле отношение к нам было как к предателям.

http://iremember.ru/desantn....-3.html

Г.К. - Как проходила государственная проверка в Муроме?

Г.В. - Разместили бывших военнопленных в бараках, на голых деревянных нарах .

Бить никого не били, но все время в наш адрес раздавались угрозы со стороны охраны и следователей. Уже в первые дни проверки из бараков изъяли всех "подозрительных", отделили от рядовых бывший комсостав. Смершевцы вызывали к себе по одному и тщательно допрашивали, и где-то через неделю в следственный отдел лагеря вызвали и меня. Первое, что я услышал от следователя, было следующим: "Ты Гурин Григорий Данилович?! Садись, предатель Родины! Давай, рассказывай, где, когда и при каких обстоятельствах сдался в плен?!". Я сказал ему: "Для начала я постою. А зовут меня меня не Гурин, а Григорий Давидович Водянский". На мой ответ последовала мгновенная реакция, резко поднявшись со стула, следователь в упор произнес: "Так ты хочешь сказать, что ты еврей?! Тогда почему, ты, еврей, находясь в немецком концлагере, остался в живых?!". Тогда я подробно рассказал следователю, в каких частях служил, какую задачу выполняла наша ВДБр и при каких обстоятельствах, будучи раненым, без сознания, я был взят в плен, и что два живых свидетеля могут все это подтвердить. Когда я закончил говорить, то следователь, выдержав долгую паузу, произнес: "Ну что же, пока ты свободен... Пока... Жди следующего вызова на допрос"... Спустя две с лишним недели, охрана меня снова вызвала к тому же следователю, и в отличие от первого допроса, он вел себя по-другому. Сначала дружелюбно предложил сесть, однако сразу сурово произнес: "Ты почему родителям не сообщил о том, что жив и здоров?". Я ответил, что не знаю, где они сейчас находятся, в эвакуации были в Челябинске, но уже два года прошло. Следователь сказал: "Мы навели справки и установили, что твои родители живут сейчас на Украине, в городе Херсон" Он сообщил мне адрес и велел немедленно связаться с ними. Закончилась эта моя встреча со следователем на том, что он сказал: "Жди, тебя снова вызовут, но уже в другой отдел". И действительно, следующий вызов был в отдел, занимавшийся дальнейшим направлением бывших пленных на работу в народном хозяйстве. Мне вручили временное удостоверение личности, в котором было сказано, что я прошел государственную проверку, ни в чем не обвиняюсь и преступлений перед Советской Родиной не совершал. Являюсь гражданином СССР и имею право участвовать в выборах во все органы власти страны. Направили меня на работу в город Ростов Ярославской области, на лесосплав. 10 -го июня 1946 года я получил полный расчет в организации, занимавшейся лесосплавом, и поехал домой в Херсон свободным человеком. Но в Херсоне, как только я встал на учет, меня снова стали тягать на проверку уже в городское управление МГБ, которая продолжалась долгие месяцы. Гражданский паспорт мне выдали только через полгода.

Г.К. - А после 1953 года, за "пребывание в плену" были какие-то ограничения?

Г.В. - Нет, после сороковых годов меня никто пленом уже не попрекал.

http://iremember.ru/desantn....-4.html
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 11:28:14
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11:31:58 | Сообщение # 247
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Как-то в лагерь прибыли власовские агитаторы, вербовали в РОА. Желающих не оказалось.

Третий раз бежал в Грейсрсвальде в апреле 1945 года. Тогда нас под усиленной охраной погнали в cторону западных земель. Колонна остановилась на отдых. Фрицы-конвоиры уморились, задремали. Я уполз в лесопосадку, спрятался, несколько дней блуждал по лесу. Потом пришли наши. И вечером 30 апреля я был уже на сборном пункте военнопленных в Грейсрсвальде. Служил в Красной Армии до 1950 года. Уволился сержантом. Кончил среднюю школу, а затем Таганрогский радиотехнический институт. Работал в НИИ. В комсомол вступал дважды: в 1941 и в 1946 годах. Дважды вступал в партию. Первый в марте 1943 года в ТПУ, второй – в 1963 г.

http://iremember.ru/pulemetchiki/vershinin-valeriy.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11:59:36 | Сообщение # 248
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Вместе с Евгением Железняком мы поехали в Париж. Когда приехали туда, то попали на прием в советское консульство. С нами разговаривал секретарь Гузовский. Он дал нам указание ни в какую армию не вступать, а вести людей на сборный пункт для советских граждан в город Борегар. Мы спросили у него, что нам делать с оружием. Мы тогда не хотели его сдавать в Шалоне, так как местные власти там были "правыми". Об этом и сказали ему. Товарищ Гузовский на это сказал нам, что они, консульство, вмешиваться в такие дела не имеют права, а что оружие необходимо сдать тем и туда, куда требуют.

Я и Евгений Железняк отправились к своим в Шалон. Но по пути зашли на собрание компартии, которое проходило в предместье Парижа - городке Шелль. Там мы и договорились о передаче им оружия. В комитете нам напечатали расписки о том, что мы обещали им дать оружие. А затем они поехали на машине вместе с нами в город Шалон. Там мы и передали им оружие и получили от них расписки. Их, эти расписки, я потом сдал при фильтрации в городе Цейтхане.

Потом мы, то есть, русские из отряда сопротивления, приехали на сборный пункт для советских граждан в город Борегар. Там из нас организовали комендантскую роту по охране сборного пункта. Григория Задорожного назначили ее командиром, а меня - его заместителем по политической части. В Борегаре же я познакомился с девушкой Таисией Владимировной Трофимовой. Ее мама и две сестры были увезены в Латвию, потом в Германию и наконец во Францию по обвинению в связи с партизанами. Там же я на ней женился, мы сваляли свадьбу, а мои товарищи гуляли на ней.
...
ПОСЛЕ ВОЙНЫ

3 мая 1945 года на самолетах из Франции мы были отправлены в Германию, в город Цейтхайн. В город мы прибыли 27-го числа. Я попал в проверочно-фильтрационный пункт № 254. Там я сдал в штаб почти все партизанские документы, которые у меня имелись. И там же 27 мая по 25 сентября я работал по приему репатриированных советских граждан в штабе батальона, а моя жена - в столовой. Справки, которые это подтверждают, у меня и у нее сохранились. В октябре месяце мы поехали домой: я - на свое место жительство, а она - к себе. Потом я приехал к ней, там мы официально зарегистрировали свои отношению и поехали жить ко мне на станцию, в город Себеж Псковской области. Там я попытался на железнодорожную станцию, поехал оформляться в Новосокольники. Но ничего не получилось. В МВД мне сказали, что поскольку я был в плену, то нечего и думать о том, чтобы устроиться на железную дорогу. Тогда я предъявил им кое-какие документы на французском языке, в том числе и свою партизанскую характеристику. На это они мне предложили ехать в город Ригу в Министерство Иностранных дел и там сделать переводы этих документов на русский язык. Я поехал. Переводы они сделали, но печати не заверили, так как на французских документах не было штампа легализации. Мне сказали, что мне за этим нужно ехать в Москву в Союзное Министерство.

Жить, по сути дела, тогда было не на что, а тем более разъезжать по министерствам. Ведь это был 1946 год! Мы с женой уехали к ее родителям в Гдовский район Псковской области. Два месяца ловили в Чудском озере рыбу - тем, как говорится, и жили. В августе месяце я поехал в Эстонию искать себе работу. Но в городе Нарве, где я сначала оказался, очень трудно было достать билеты до Таллина. На первый поезд я не попал. Ко мне подошел начальник вокзала Леонов, мы с ним разговорились (он и сейчас живет в Нарве). Я ему сказал о том, что еду в Таллин искать себе работу. Он мне посоветовал сходить к начальнику станции "Нарва", так как, по его словам, им были нужные рабочие. Я пошел туда. Начальник станции Иванов дал мне направление в город Таллин в отделение дороги. Когда я приехал в Таллин и пришел в отдел кадров отделения дороги, то меня там, как и в Носокольниках, стали спрашивать о том, что я делал во время войны. Я сказал им, что был в плену, несколько раз бежал и воевал в партизанском отряде во Франции . Они стали меня расспрашивать о жизни во Франции. В общем, меня взяли работать учеником стрелочника на станцию "Нарва". Через несколько месяцев я сдал экзамены на стрелочника, потом - старшего стрелочника, а еще через какое-то время, 29 июля 1947 года, - на дежурного по станции. Но работу по специальности мне не предоставили, не было вакантных мест. Предложили ехать в Кивиыли. Но так как переговоры велись на эстонском языке, которого я, конечно, не знал, я решил взять расчет, что и сделал 28 апреля 1948 года. А всего через несколько дней, 3 мая 1948 года, оформился работать на комбинат "Кренгольмская мануфактура" учеником помощника мастера. В ноябре 1948 года я сдал экзамены и с тех пор работаю поммастера.

http://iremember.ru/partiza....-6.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12:03:52 | Сообщение # 249
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Я прошел образом 5 лагерей: Бяла-Подляска, Вайден, Фолькенау, Нюрнберг. Из Нюрнберга меня отвезли в Чехословакию, там немецкая оккупированная территория была. Судетская, наверное. Там французы были, им полегче было. Хотя загородь была из досок, но они иногда передавали нам еду.

После освобождения привезли нас в Чехословакию, в определенное место. Там проверка. Зовут меня. Называют мою фамилию, я прихожу. Сидит значит капитан, спрашивает как фамилия. Я называю – Книжник Андрей Иванович. Он сразу орать на меня:

-Так это что, вы говорили «спасибо что немцы взяли Украину, теперь нам лучше будет жить?..

А я сразу на него, говорю:

-Скажите пожалуйста, товарищ капитан, кто это вам сказал?

-Какой я вам товарищ, ваш товарищ в Брянских лесах.

Его мать! Выходите, говорит. Я выхожу, там одна часть хлопцев на левую сторону идет, а я попадаю на правую. Думаю – яка ж ты моя права сторона? Оказывается моя правая сторона – там пришли «купцы», и забрали снова в армию. В 1946 году я, прослужив год, пришел домой. Вот так судьба сложилась.

http://iremember.ru/pekhotintsi/knizhnik-andrey-ivanovich.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12:10:54 | Сообщение # 250
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Освободили нас американцы 22 апреля. У ворот появился танк, с него спрыгнуло два-три человека. Старший офицер лагеря построил охрану, подошел к американцам, отрапортовал. Мы хлынули наружу. Американцы перевели нас в находившиеся неподалеку казармы, а лагерь стали набивать пленными немцами. Поменялись местами: Я бы не сказал, что появилось желание отомстить. К самим немцам ненависти не было. Наоборот я проникся уважением к их пунктуальности, аккуратности, к тому, как они относятся к труду. Но конечно, мы зажили вольной жизнью. Стали ходить на грабежи. Кто понахальней заходили в дома, требовали еду, одежду. Я стырил велосипед, который стоял прислоненным к стене дома. Раздобыли оружие. Дня через три после освобождения пошли брать склад. Нам сказали, что в нем полно тканей. А американцы стали вводить немецкую полицию, у которой были только дубинки. Немцы приехали на машине, хотели навести порядок, наши их обстреляли. Они смотались. Вдруг на джипах мчатся американцы. Несколько выстрелов вверх, ребята испугались. Собрали митинг. Сказали: "Все! На этом ставим точку. Если будут подобные случаи, будем подавлять самым безжалостным образом. Вы должны разделиться на батальоны, роты, взводы, выбрать командиров и навести порядок". Летчики, которые так и держались вместе назначили старшего, создали взвод. В конце мая американцы подогнали около 200 "Студебекеров". Началась посадка. А все же обрахлились! Сначала грузим свое барахло, а потом сами, как туристы-мешочники поверх скарба садимся. Тронулись. Впереди идет "Виллис", а сзади санитарная машина. Водители-негры гонят страшно. Ехали несколько часов. Привезли нас в Чехословакию, в Чешские Будеевицы, входившие в зону оккупации советских войск. Там нам говорят: "Завтра пойдете пешком в Австрию. Идти около 100 километров". Мы приуныли. Как же так? У нас чемоданы, всякое барахло, мы везем на Родину. Разгрузились, повыбрасывали лишнее. Оставили только одеяла и продукты. Шли пешком в Австрию около трех суток. Пришли в местечко Цветль. Обустроили себе лагерь. По прошествии двух или трех недель, нас частями отправили в пассажирских вагонах на Родину.

Вышли мы из поезда под городом Невель на железнодорожной станции Опухлики. Вроде играет оркестр, нас хорошо встречают, построились и пошли. Смотрим, колючая проволока, часовые по углам - опять попали в лагерь! Мы, летчики, так и держались вместе и тут попали в одну землянку, как сформированное подразделение. Ничего плохого о проверочном лагере не могу сказать, издевательств не было. Конечно, и кормили неважнецки, и жили в сырых землянках. Начались основательные допросы, с повторами. Мы должны были писать показания друг о друге - как он вел себя в таком-то лагере, что из себя представлял, можешь ли ты за него поручиться. Давали понять, что если что-то скроешь, то тебя самого накажут. Я был чистым, ни в какие сговоры с немцами не вступал. Главное все этапы моего плена могли подтвердить свидетели: с кем-то я был в Смоленске, с кем-то на работах и так далее. А вот помнишь, я говорил, у нас старший по бараку в Лодзе был Лешка Ляшенко? Он искал, кого-то кто мог подтвердить его пребывание в Лодзе и ко мне тоже приставал. Я ему говорю: "Знаешь, Лешка, вроде ты парень ничего, хороший, но тебя сделали старшим по бараку. У немцев очень строгая субординация. Они старшими назначали только старших по званию. У нас в бараке было четыре капитана, а ты старший лейтенант. Тебя сделали старшим по бараку. Почему? За какие заслуги? Тем более, что вас вызвали куда-то, проводили беседы, интересовались, кто что говорит и так далее. Так что, Леша, на счет Лодзи я писать ничего не буду. Зачем мне свою голову подставлять?"

Выбрался я из этого лагеря в числе первых где-то в ноябре 1945 года, пробыв в нем два-три месяца. Когда освободился, дали документ о том, что прошел проверку, чтобы явился в Военкомат.
...
Я понимал, что после плена я человек второго сорта. По объявлению пошел в школу мастеров пенициллинового производства, которое было на территории московского мясокомбината. Но все равно рвался в авиацию. Когда закончил школу мастеров пенициллинового производства, послал документы в Сасово Рязанской области в школу гражданских летчиков. Там меня забраковали по кровяному давлению. Председатель комиссии говорит: "Я могу вас сейчас зачислить, ваше давление 140 на пределе. Война окончилась. Если вы попадете в авиацию, то каждые полгода будут медосмотры, и через год-два вас спишут, и надо будет устраиваться в жизни. Какое у вас образование?" - "Десять классов". - "Знаете что, идите и учитесь". Приехал из Сасово говорю родителям: "Потяните, если я пойду учиться?" - "Да". И я поступил в Московский химико-технологический институт мясной и молочной промышленности.

http://iremember.ru/letchik....-5.html
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 12:11:41
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12:29:21 | Сообщение # 251
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Из Нюрнберга повезли нас в Судецкую область город Комутау, ныне город Хомутов. Лагерь был маленький, всего на двести пятьдесят человек. Охраняли чехи. Они относились к нам по-доброму, да и понимали, что войне скоро конец.

За день до освобождения прошли отступающие немецкие части. Конвоиры нам сказали, чтобы мы не высовывались. А 8 мая ворота лагеря открыл младший лейтенант, сибиряк. Какая же была радость! Пришла наша новая жизнь. Он говорит: "Идите в город, там уже наша власть, переоденьтесь, но не наедайтесь, а то можете умереть". Пошли в магазин, выбирали себе костюм. В подвалах колбасы, сосиски.

На следующий день, раздобыв повозки и лошадей, мы двинулись вслед за дивизией, которая нас освободила. Местные жители встречали нас по-человечески, с хлебом и солью. В один из дней на построении командир дивизии заметил нас, одетых в гражданское: "Это что за войско?" - "Мы бывшие военнопленные" - "Возвращайтесь обратно, там с вами разберутся". Через пару дней вернулись в Хомутово. В лагере уже действовала советская комендатура. Нас, несколько человек летчиков, отправили в дивизию Покрышкина. В штабе дивизии отобрали "своих", а остальным, разбив на пятерки, выдали документы до станции Алкино. Через Варшаву добрались до Москвы. По пути я встретил стрелка-радиста Колю Смирнова. Он после освобождения был зачислен в стрелковую часть и ехал с ней на переформировку.

Целый месяц мы жили в Москве, отдыхали. Помню в нашей пятерке был летчик-истребитель Смирнов Сашка из Щелково. Его сбили над Черным морем. Решили мы все вместе отправиться к нему домой. Идем, смеемся - пацанва. Я говорю: "Саша, ты первый в дом не врывайся. Сначала мы войдем, немножко подготовим твою маму к встрече, чтобы это не было неожиданностью для нее". Он вроде согласился, а когда стали к бараку, где его семья жила подходить, он вдруг побежал и первым туда ворвался. Мать его увидела и упала в обморок - сын с того света вернулся. Привели ее в чувства. Она встала, опомнилась, начала причитать: "Сынок, я чувствовала, что ты жив" - достала похоронку из комода - "Вот похороночка, а тут ты появился:"

Через месяц поехали в Башкирию. Нас за колючую проволоку, запретили свидания и переписку. В лагере в основном сидели власовцы, поэтому отношение к нам было такое же, как и к ним - изменники, предатели Родины. Как же было обидно! Случались и самоубийства. В такой обстановке легко потерять веру: Нас гоняли на вокзал: разгрузка - погрузка. Немцы нас не гоняли! Настроение ужасное, гнетет неопределенность и неизвестность, сколько мы тут просидим. Я говорю: "Давайте, писать Сталину". Пишем, а поскольку переписка запрещена, то письма бросали по дороге с работы. Видимо, нашлись добрые люди, переправили по назначению. Наконец началась собственно проверка. Меня вызвали первым. Я рассказал свою судьбу, в какой части служил, при каких обстоятельствах попал в плен, в каких лагерях находился, кто может подтвердить мои показания. Ну, конечно, спросили: "А почему ты не застрелился?" - "Если это требуется, давайте пистолет, сейчас застрелюсь". - "Ну зачем так сразу:" - "Я на что-то надеялся, на судьбу. А сейчас вы мне такие дикие вопросы задаете!"

В августе проверка закончилась. Поскольку я ничем не запятнал себя, то мне разрешили вернуться служить в свой полк. Приехал в Москву в Управление морской авиации. Там меня переодели, вернули погоны лейтенантика, ордена. Приехал в свой 12-й Гвардейский полк. Командовал им тогда полковник Усенко, который в 1943-ем пришел лейтенантом. Курочкин командовал дивизией. Я пришел к нему, доложился. Он говорит: "Сынок, живой! Мы знали, что ты в плену, но ходили слухи, что ты немцев на Пе-2 летать обучаешь" - "Если бы они мне доверили, я бы уже давно улетел". Дали мне отдохнуть. Прошел медицинскую комиссию. Восстановил летные навыки и был назначен командиром звена, хотя, когда меня сбили, уже был замкомэска.

В начале мая 1948 года приходит посыльный из штаба дивизии: "Срочно явиться в штаб". А там приказ на демобилизацию. Я к майору особняку: "В чем дело?" - "Если бы на тебе хоть одно пятно было, я бы тебе житья не дал. Сейчас идет сокращение армии и в первую очередь за счет бывших военнопленных. Ну, дорос бы ты до командира эскадрильи, дальше бы тебе роста не было". - "Мне бы долетать еще бы полгодика, чтобы военную пенсию получать. У меня семья, дочь". - "Нет!" Поехал в Главное управление ГВФ, а там в очереди годами стоят - идет массовая демобилизация. Правдами и не правдами я попал на прием к начальнику отдела кадров, а оттуда в Казахстан летчиком По-2. Так и летал до 1981 года

http://iremember.ru/letchik....-4.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12:36:29 | Сообщение # 252
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Как и все партизаны, я должен был пройти проверку СМЕРШа. Нас разместили в бараках, а работники СМЕРШа располагались в землянках. Вот и меня вызвали в землянку. Следователь - младший лейтенант, видимо, выпускник каких-то краткосрочных курсов. Выглядел он не особо солидно, на передовой фронтовики таких называли "желторотиками" или "инкубаторскими", выпускали на этих курсах в звании лейтенантов, а тех кто слабо усваивал учебную программу - младшими лейтенантами. Следователь, вежливо обращаясь на "вы", предложил мне сесть и угостил "Казбеком", лучшими по тем временам папиросами. На столе лежали бумаги.

Я рассказывал о себе и, когда дело дошло до плена, следователь внезапно, я даже не уловил этот момент, выхватил из-под бумаг пистолет, направил его на меня, и голосом, каким пугают детей, заорал: "Какое задание получил от немцев!?"... У меня все поплыло перед глазами. Не помня себя, я схватил стул и поднял над головой, чтобы бросить его в младшего лейтенанта, но землянка явно не было расчитана на мой рост, поэтому стул ударился о перекладину, поддерживающую потолок. На следователя и на стол посыпались обломки стула. Я не помню, что было потом, вероятно, прибежал часовой, но этот младший лейтенант так и не набрался духа выстрелить в меня... Очнулся у себя на нарах. Три-четыре дня прошли в ожидании, что будет завтра со мной. Наконец, вызвали.

На этот раз была другая землянка и другой следователь, в чине капитана. Между нами произошел такой разговор: "Проходите, садитесь" - "Спасибо, я уже сидел" - "Курите?" - снова предлагает мне "Казбек" - "Спасибо. Я свою махорку лучше закурю". Капитан посмотрел на меня, спросил: "А почему вы такой, как еж колючий?" - "Со мной уже разговаривал ваш человек. Закончилось тем, что он стал совать мне пистолет под нос!" -"Так это были вы?!" -капитан смотрел на меня с неподдельным интересом , и мне показалось, даже , с одобрением - "А кто вы по национальности?" - "Еврей!" - ответил я с вызовом. - "Все" - подвел черту капитан - "У меня больше вопросов нет. Свободны!".

И меня направили в маршевый батальон, на фронт. Передо мной лежали длинные фронтовые пути-дороги. Почти полтора долгих и кровавых года оставалось еще до конца войны... Но на этом проверки не закончились... В 1948 году у меня родился первый сын, и в том же году на меня обратило внимание Краснодарское ГБ.

http://iremember.ru/partiza....38.html

Это было нечто неописуемое - и для меня, и для всей семьи. По ночам приходил конвой - два автоматчика и через весь город меня везли на допрос. В большой комнате стоял длинный покрытый зеленой скатертью стол. За стульями следователей на специальных штативах загорались три мощных лампы. Я стоял метрах в трех от стола, обалдевая от яркого света и высокой температуры, почти ничего не видя от горячих слез, вытекающих из глаз. Ни двигаться, ни менять положение - не допускали. Это невыносимое издевательство называлось допросом. Вопросы следовали один глупее другого.

Где родился, где крестился, где воевал? Какие секретные задания получал от немцев?

Я объяснял, что в ту пору мне еще не было и семнадцати лет... что я доброволец, по национальности еврей, в немецком лагере пробыл всего пять дней,остальное время ушло на этапирование меня, и благодаря этому я сбежал... Увы, меня никто не слушал. Я не видел лиц моих мучителей, свет слепил меня, но ясно слышал, как булькает жидкость, разливаемая по стаканам, и муки мои продолжались. Мучители часто менялись за столом, только не менялось их настроение. А я, доброволец, пулеметчик партизанской бригады, разведчик штурмовой бригады, сто раз, если не больше, видевший смерть лицом к лицу, награжденый на войне двенадцатью правительственными наградами... качался перед ними на своих трижды перебитых ногах. И так целую ночь. По несколько раз в месяц...

От нервного перенапряжения открывались раны, снова прогрессировали последствия контузии, появились сильные головные боли. А в доме стояла тревожная тишина и ожидание - а вдруг и в правду, как грозились, ушлют куда-то на Колыму?

Много позднее, когда этот кошмар кончился, один товарищ, которому я рассказал эту историю, пояснил: "Ты у них проходил как "политически неблагонадежный".."
....
я стал работягой, притом - независимым от государства! Организовал бригаду ребят с молоточками в руках и стали мы работать по договорам. А в вечернее время - пять лет подряд, без отрыва от производства - учился, и заработал диплом - механик по холодильным установкам и пневмооборудованию.

Жизнь продолжалась, жена родила еще одного сына. Много еще было пережито тревог и волнений... В 1994 году мы уехали в Израиль...

http://iremember.ru/partiza....39.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13:08:37 | Сообщение # 253
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Г.К.- Как и когда Вы встретились с частями Красной Армии?



Л.Б. - В начале сентября 1943 года я перешел передовую. Сплошной линии фронта не было. Увидел, как навстречу мне идет цепь солдат с оружием наперевес и побежал навстречу. У меня от волнения, впервые после всех мытарств и мучений, покатились слезы , кинулся обнимать своих.

Привели в штаб, переодели, расспросили кто, как и что, накормили. И оставили меня служить и воевать в этом полку, командиром пулеметного взвода.

Никаких проверок не было. В штабе полка выдали новые документы, офицерское удостоверение. И в составе 314-го Стрелкового полка 73-й Стрелковой Дивизии 48-ой Армии я провоевал больше двух месяцев. После взятия города Добруш, наше наступление застопорилось. И тут , как говорится - «недолго музыка играла»…, и меня , неожиданно, отправили - « на проверку», в фильтрационный лагерь НКВД.



Г.К. - Как это произошло на деле? Арестовали и под конвоем на проверку?



Л.Б.- Нет, все было обставлено «технично»…

Вызвали в штаб полка, приказали прибыть в штаб дивизии, а там мне сказали, что я направляюсь в командировку в 29-й ОПРОС (отдельный полк резерва офицерского состава), находящийся под Смоленском, якобы за пополнением. Выписали все необходимые документы . Прибыл в ОПРОС, и сразу оказался на допросе в СМЕРШе. В совхозе «Жуковка». В этот момент до меня дошло, что вся эта «история с командировкой», была «липовой», и просто таким образом «завуалировали» истинную причину моего отзыва с передовой. И здесь «понеслось»…Начались ежедневные допросы, дневные и ночные…

Смершевцы бесились - «Как ты еврей, остался у немцев живым в концлагере!?». Заваливаются в комнату к следователю, три пьяных «чекиста», и орут на меня - «А… ! Это ты , тот еврей! Да мы тебя сейчас на месте шлепнем, сволочь! Немецкий шпион! Предатель!». Моим рассказам не верили.

И вскоре, как «не заслуживающего доверия» меня отправили в спецлагерь НКВД, в Рязань, на дальнейшую проверку.

Конвоировал меня только офицер с пистолетом, но я ехал в лагерь со знаками различия, погоны с меня не сорвали.



Г.К. - Что это был за лагерь?



Л.Б.- Обычный лагерь. Колючая проволока , вышки с пулеметами. Бараки…

В день давали 500 граммов хлеба, утром черпак овсяной каши, вечером немного вареной капусты. Бараки были отдельными : для бежавших или освобожденных из плена офицеров, для «окруженцев». Кроме комсостава в лагере находились и полицаи, и даже наши военнопленные, привезенные западными союзниками из Северной Африки. (Эти пленные использовались немцами для строительства укреплений в армии фельдмаршала Роммеля). С последними - запрещалось разговаривать, они все считались завербованными английской разведкой.

К подследственным в этом лагере относились… , скажем, так - довольно сносно, и , я не думаю, что нас всех огульно и поголовно, изначально записывали в « предатели и изменники Родины» , иначе бы, не разбирались с каждым отдельно.

По крайней мере , в Рязанском лагере обходилось без «любимых чекистских обещаний» - «мы тебя , падла, прямо тут к стенке поставим!», и я даже видел среди «спецконтигента» подполковника в погонах и с орденами на гимнастерке.

Проверяемых не избивали. Но атмосфера была гнетущей…

Я подробно рассказывал следователю, все , что со мной произошло за последние два с лишним года, но мне не верили. Все упиралось в одно - «как же , еврей, и остался жив!? Здесь , что-то не так». Мой сосед по нарам, земляк, посоветовал напрямую обратиться к следователю капитану Соколову, имевшему репутацию порядочного и справедливого человека. И я, минуя все запреты, подошел к нему, и попросил Соколова взять мое дело на проверку.

Рассказал ему все, что пережил, перечисли все населенные пункты и назвал людей, которые могут подтвердить сказанное. Прошло несколько недель, и меня вызывает капитан Соколов - «Мы все проверили. Воевать хочешь?» .

Я ответил - «Только воевать!». И вскоре, в конце февраля, с группой бывших офицеров , меня отправили в Подольский проверочный лагерь НКВД, а оттуда - на станцию Щербинки, на формирование 10-го отдельного штурмового батальона ( в 10- й ОШБ). Одним словом - в штрафники, искупать вину кровью…

http://iremember.ru/pulemet....-5.html

Без вины виноватые, мы, должны были расплачиваться своими жизнями за ошибки Сталина и генералов в 1941 году…

В такие штурмовые батальоны направлялись бывшие «окруженцы» и военнопленные , командиры РККА, в звании от младшего лейтенанта до полковника включительно. Тех, кто успел повоевать в партизанских отрядах, у нас в 10-м ОШБ было очень мало.

Г.К.- Вы были направлены в штурмовой батальон в качестве штрафника?

Л.Б.- Да, но мне было оставлено офицерское звание. И по прибытии в батальон, штрафников из переменного состава , но с сохраненным званием, назначали командирами взводов. И меня, на формировке штурмбата, поставили на должность - командира взвода в пулеметной роте. Другими взводами также командовали штрафники - лейтенанты Токарев и Оснач. Оба после плена.

Г.К. - Но, я думаю, само по себе, сохранение звания, означало, что Вы полностью проверены, и в отношении Вашей преданности Советской власти, нет никаких сомнений. Вот один пример. Я на днях прочитал отрывок из воспоминаний бывшего командира роты, Героя Советского Союза старшего лейтенанта, (впоследствии полковника), Григория Моисеевича Гончаря.

Он , в 1941 году, попав в окружение вместе со своей 172-ой СД, с первых дней ушел партизанить в леса, командовал партизанской ротой в отряде Дубового в Черкасской области, был трижды ранен в боях в немецком тылу.

Так вот, после соединения партизан с Красной Армией, его послали на спецпроверку, на так называемый, сборно - пересыльный пункт 52-ой Армии.

Из 2.000 человек, бывших командиров РККА, находившихся на проверке , только семерым (!) было восстановлено прежнее воинское звание, в том числе и Григорию Гончарю, которого направили из спецлагеря в обычную войсковую часть, на должность командира стрелковой роты в 273-ую СД.

Л.Б. - Я считался обычным штрафником, только со званием, и это ровным счетом ничего не означало - верят мне или нет. Все остальные солдаты в 10-м отдельном штурмовом батальоне, за исключением нескольких взводных- штрафников, были лишены воинского звания - «до искупления вины»…
...
Г.К. - Направляемые в штурмбат офицеры имели на руках документ, в котором был строго определен срок пребывания в штурмовом батальоне? В литературе называют разные сроки нахождения бывшего командира военнопленного или «окруженца» в ОШБ : якобы, до двух месяцев участия в боях , согласно «Указа от первого августа», или - до полугода, судя по воспоминаниям бывших бойцов- «штурмовиков».



Л.Б.- Офицеров направляемых в штурмовые батальоны никто не ставил в известность, на какой срок они идут в эту часть.

Нам никто из начальства, из постоянного состава батальона, ничего об этом конкретно не говорил . На уровне слухов муссировалась цифра - 6 месяцев, но мы знали, что воюем до первого ранения или до своей гибели.

Ну и за взятого «языка» могли освободить из штурмбата, об этом , кстати, нас как-то предупреждали. Но были еще исключительные случаи.

Летом 1944 года, по «указу об отзыве с передовой специалистов с высшим образованием для народного хозяйства», от нас ушел в тыл прекрасный человек , бывший интендант 2-го ранга , химик по специальности, Константин Сергеевич Булгаков. Я написал на него хорошую боевую характеристику и ходатайствовал о его досрочном освобождении из 10-го ОШБ. Эту просьбу удовлетворили.



Г.К.- В ОШБ могли направить не офицера, а скажем , бывшего сержанта - «власовца» или простого сельского полицая, изменника Родины?

Л.Б.- У нас таких не было. Штурмбат формировался только из бывшего комсостава. Могли только случайно «пропустить» на спецпроверке, командира РККА, который у немцев служил в полицаях, или был в лагерной полиции. Например, у нас в батальоне был обнаружен бывший полицай из Смоленска, числившийся под фамилией Иванов. Его опознал и разоблачил кто-то из бывших пленных, видевший этого полицая на немецкой службе.

http://iremember.ru/pulemet....-6.html

Сам факт Вашего пребывания в немецком плену и в штурмовом батальоне как-то влиял на Вашу дальнейшую армейскую службу?



Л.Б.- Да, влиял, и очень серьезно.

После освобождения из 10-го ОШБ меня направили для дальнейшей службы в 1-й гвардейский Механизированный корпус, в 3-ую гвардейскую мех. бригаду.

Явился в штаб. Кто-то из штабных офицеров, мне говорит - Пойдешь командиром пулеметного взвода в мотострелковый батальон.

Я спросил - «Опять на взвод? Так что теперь, всю войну я взводным провоюю?». Штабной начал почти орать, и на шум из соседней комнаты вышел командир бригады, полковник. Комбриг поинтересовался - «Чем тут лейтенант недоволен?».

Штабной ему отвечает - «А он из штрафбата к нам прибыл!».

Комбриг процедил -«А… Ну тогда все понятно», и удалился. Поставили на взвод.
...
Г.К.- А что происходило после войны, когда началась массовая чистка офицерских армейских рядов от бывших пленных и «окруженцев»?



Л.Б. - К моему великому удивлению меня оставили в армии, но, согласно приказу Сталина, всех «бывших», оставленных в армии во время « кадровой зачистки», - снимали со строевых должностей, и категорически запрещалось: присваивать им очередные звания, принимать в партию и в военные академии. Меня перевели на административно - хозяйственную службу. И только с приходом к власти Хрущева, вышел новый приказ, снимавший ограничения с бывших военнопленных. Так что, старшим лейтенантом я стал только через 15 лет после присвоения первого командирского звания. После войны я женился на девушке, которую знал с детства - жили на одной улице. Когда началась война, моей будущей жене Марии было всего пятнадцать лет. Она, убегая от немцев, под бомбежками, пешком дошла до Воронежа, неся на руках двухлетнюю сестренку!.. Служил я в дальних гарнизонах, да в пермской тайге. В 1971 году вышел в отставку в звании майора, поселился в Брянске, и еще двадцать лет преподавал в школе военное дело.

http://iremember.ru/pulemet....-8.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13:17:43 | Сообщение # 254
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Тут аккурат 12 апреля умер Рузвельт и вскоре нашу зону передали англичанам. Нас перевели в лагерь для перемещенных лиц, где мы находились вместе с гражданскими немцами. А нашим полком бывших военнопленных командовал мой земляк, капитан Белов из Уфы. Он мне так говорил: "Вот будешь в Уфе, зайдешь к моей жене, и передашь ей привет!" Потом в июле эшелоном в лагерь Магдебург, и вот только там проходили проверку.

А не было разговоров, что не нужно возвращаться, могут посадить?

Может, каждый и думал по-своему, но таких разговоров не было. Хотя в этом военном городке по радио мы слушали такие обращения: "Говорит радиостанция Люксембурга! Вы слушаете голос Объединенных наций! Не переходите границу с Францией, она заминирована!" Значит, наверное, кто-то и пытался переходить. А у меня даже и мысли такой не было, я наоборот, хотел скорее домой, к родителям.

Сколько времени и как проводилась проверка?

За две недели, что мы там пробыли, меня всего один раз допрашивали и то минут десять. А происходило все очень просто. Сидит контрольная комиссия в ряд, как сейчас на выборах, и начинают задавать вопросы: "Когда призывался? Где воевал? Где и как попал? В каких лагерях и с кем сидел?" И ни одного грубого слова, никаких унижений, и тем более не били, ничего подобного.

А кого-то при этой проверке разоблачили?

Лично я не видел, поэтому не могу вам сказать точно.

И после проверки меня 6 августа снова зачислили в Красную Армию. Определили в стрелковую роту, обмундировали, выдали красноармейскую книжку, я сфотографировался и отправил домой. Отец был в поле, тут сестренка бежит с письмом: "Вася жив!" Служил первым номером пулемета Горюнова, и так получилось, что там в Германии я в третий раз в своей жизни принял присягу. Первый раз это было еще в училище на 7 ноября, а потом в мае 42-го в Нижних Сергах.

http://iremember.ru/pekhoti....-7.html

Потом служил на пограничной заставе на границе с ФРГ. Там у нас вообще большинство было таких же как я, после плена. И все ждали, надеялись, что через какое-то время нас должны демобилизовать, но тут приехал какой-то капитан и отобрал двадцать человек в штаб, в технический отдел по репарации заводов из Германии. Занимался учетом демонтированного оборудования и каждый день мне приходилось составлять и отправлять донесения маршалу Жукову и начальнику тыла Красной Армии генералу-армии Хрулеву. В частности мы участвовали в вывозе объекта №109 - это был завод "Юнкерс" в городе Шонебек. Отправили оттуда аж 1377 станков на авиационный завод в Таганрог. Вот тут я почувствовал, наконец, зачем учился. Как хозяин там ходил, даже главный инженер со мной за руку здоровался. Еще отправляли магниевый завод в Запорожье, сахарный завод в Воронеж, автомобильный цех в Минск.

Потом с декабря 46-го несколько месяцев служил в Брестской крепости связистом. В 870-й отдельной кабельно-шестовой роте связи. Но тогда у нас даже словом никто не обмолвился какие там шли бои. Вообще в первые годы после войны о ней почти не вспоминали и не говорили, настолько она всем осточертела. Оттуда и демобилизовался.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь? Вас, например, не попрекали пленом?

Было такое дело. В марте 1947 года я демобилизовался и поступил в уфимский авиационный техникум на отделение ракетных двигателей. После окончания обучения дали мне направление на авиационный завод, и стал работать технологом. Проработал там три года и вдруг по сокращению меня уволили. Вот тут я почувствовал… Хотя в первый раз это случилось еще в 52-м. Как отслуживший в армии я должен был получить звание техника-лейтенанта. Пошел в Уфе в военкомат, начал заполнять анкету, а оказывается у меня в военном билете стоит пометка "был в плену"… Не дали…

А когда меня уволили, пошел в Обком. Там меня поначалу хотели направить в сельское хозяйство директором или главным инженером МТС, но я сам признался: "У меня есть такая пометка". - "Тогда максимум заведующим мастерской". Когда только приехал в Стерлитамак и хотел устроиться на завод "Авангард", то начальник отдела кадров, наткнувшись на злополучную пометку, тихо сказал: "Не советую к нам устраиваться, тут тебе хода не будет…" Так что нет-нет, выходило боком…

Даже свою медаль "За Победу над Германией" я получил лишь через четырнадцать лет после войны. И в партию меня не приглашали вступать, хотя за тридцать три года работы на заводе "Строймаш" занимал там довольно высокие должности. Начинал мастером токарного участка, потом работал начальником капитального строительства, конструктором, старшим инженером бюро механизации, начальником ремонтного цеха, а самое высокое - был главным механиком завода. Так что это пятно было на мне, и только в 1963 году выдали военный билет, в котором уже не было этой пометки.

http://iremember.ru/pekhoti....-8.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13:28:49 | Сообщение # 255
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
В первых числах февраля, ночью появились разведчики, выяснили, что здесь пленные и ушли. При этом выяснилось, что в лазарете я один, а все кто мог ходить, смотались и спрятались в низинке у леса, боясь обстрела. Надо сказать, что самым ужасным было ощущение пока я лежал в полном одиночестве, готовясь погибнуть под развалинами лазарета. И это пред самым освобождением! Под утро со стороны лагеря послышались автоматные очереди, а вскоре я услышал шаги. Первая мысль у меня была - Немцы! Пришли добить!. Но в комнату вошли два автоматчика и Степанов с Урусовым.

- Ну, брат, - пожали мне руку - тебе повезло! Тебя разведчики спасли, а то командование уже думало накрыть это здание "Катюшами". Уж больно оно на штаб похоже. Потом пришел майор из командования части, освободившей лагерь поздравить всех с освобождением.
Вскоре меня перенесли в другое здание. В Хоммерштайне был организован эвакогоспиталь ЭГ 2222. Его начальником и главврачом был назначен Вячеслав Владимирович Степанов. Я пролежал в этом госпитале какое-то время, потом меня посадили на поезд, отвезли в Пермь. Оттуда меня послали на проверку в аерь НКВД. В этом лагере издевались над нами хуже чем в немецких лагерях. Меня допрашивали с пистолетом в руках: "Сейчас говорят, застрелим, если не будешь сознаваться. Почему ты остался живым? Нужно было застрелиться!" Я говорю: "У меня оторвался пистолет". - "Нет, ты врешь!" Мне повезло, потому что из нашего лагеря было много людей, которые меня знали. Тот же Степанов там был, говорил, что я и карты составлял для побегов, и направления давал. Обстановка накалилась до того, что начался бунт. Закончилось все это тем, что приехало начальство из Москвы, какое-то очень большое из ЦК партии. Они начали разбираться во всем этом деле. И выяснилось, что те недостатки, из за которых начался бунт, эти недоразумения и издевательства, которые были в этом лагере действительно существовали и наши жалобы были обоснованы. Руководителям лагеря после этого дали нагоняй. Многих разогнали, а многих арестованных, как и меня, отпустили раньше времени. Я, может быть, если бы не было этого самого дела, там еще дольше просидел. А меня отпустили как раненого в ногу, понимаете ли, как больного. После этого самого дела меня направили в Москву на пункт сбора летного состава для учебы. Здесь я пробыл три месяца.

http://iremember.ru/letchik....-3.html

- А.Д. А награды и звания вам вернули? После прохождения лагеря...

- Награды и звания мне не все вернули. У меня были два ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степени и Орден Красной звезды. Орден Красной Звезды мне не вернули.

http://iremember.ru/letchik....-4.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14:09:29 | Сообщение # 256
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
20 апреля меня в числе 3002 партизан передали в армию, это произошло в пос. Емельяновка Симферопольского района, где стоял 94-й запасной артиллерийский полк 4-го Украинского фронта, который штурмовал Севастополь. При передаче нас построили на ул. Шмидта, кроме партизанского начальства нас поздравил Председатель Совмина Крыма Сайфуллаев. Выдали новую форму, ботинки с обмотками, меня поставили заряжающим к 45-мм противотанковой пушке, командиром расчета был маленький казах, он начал учить матчасти, из чего состоит орудие, как стрелять из пушки, задача расчета и заряжающего, наводчика. Перед штурмом Сапун-горы нас в составе 94-го полка вместе с пушкой перебросили под Севастополь под Сапун-гору, мы открывали из нее артогонь, поддерживающий пехоту. Потратили 2 ящика снарядов, они были у пушки в 2 ряда сложены, стреляли фугасными и бронебойными снарядами. Кормили так себе, но голодными не были, в партизанах мы уже привыкли к такой пище. И подчиняться приказам было не трудно, я любил армию, звание мне присвоили рядовой, хотя я был политруком роты, но тут никто не считался с этим, не спрашивали даже.

http://iremember.ru/partiza....-4.html

18 мая я был депортирован. В этот день мы стояли в пос. Емельяновка Симферопольского района, маленькая деревня, там размещались наши палатки. И вот пришедшие из увольнительной в Симферополь ребята говорят, что ночью в городе выселяли крымских татар, потом через некоторое время нас, татар, вызвали по-фамильно из всех палаток, смотрим, в лагере кругом стоят часовые. В итоге нас вызвали к штабу, он от лагеря ниже располагался, метрах в 200, в штабе стоял стол, за которым сидел человек, он сказал: "Ребята, крымских татар депортируют из Крыма. Вы должны явиться, зарегистрироваться, сдать все ваши партизанские справки и вы получите партизанские билеты уже в Феодосии, на основании справок вам все выдадут". Дали нам по 100 гр. колбасы, четверть хлеба, нас набралось 125 человек, и мы под руководством лейтенанта, совсем молодого, после регистрации направились пешком в Феодосию через Симферополь.

http://iremember.ru/partiza....-5.html

Я из Паркента переехал в Ташкент, купил маленький домик, потом немного поработал и купил большой хороший дом, который газифицировал, ванну и баню построил, 8 соток земли. Такого дома в центре Луначарского г. Ташкента (сначала Орджоникидского района, потом этоместо перевели в городскую черту) ни у кого не было. Я его хорошенько обработал, красиво отделал. И вот пришло время возвращаться в Крым. В 1989 г. по настоянию сына и жены я продаю этот дом, со двора зайдешь, посмотришь, одна красота, все бетонировано и цементировано, засажено. Я, признаюсь, не хотел его продавать, до этого просил 60 тысяч рублей, до переселения людей, но я, дурной, не предупредил жену, пришел покупатель, она сказала 60 тысяч, человек сказал: "Я беру". Прихожу с работу, мой дом продан. Кто продал? Жена, как так, без меня мой дом продали, хозяин-то я. Потом дома стали уговаривать, но были люди, которые 80 тысяч давали, если я буду продавать. Я вынужден был подчиниться, напротив по улице жили шофера того человека, который купил. Это был начальник Дома кино в Ташкенте, оказывается, он купил для перепродажи. И вот взяли меня в такое окружение его люди, предупредили, что если я не продам, то дом сожгут. Я как раз должен был получать новую машину, через 15 дней по очереди давали. Поэтому решили выехать своим ходом, жену оставил в доме, к счастью, покупатели нас не торопили, я мог в июне или июле ехать, как хотел, сын купил билет на самолет, я его должен был в Симферополе ждать. Привезли вещи, а мы 27 марта выехали с одним нашим родственником на 2 автомобилях, через Туркмению на пароме. ... Потом стал и я искать дом, купил в д. Михайловке. В городе не мог найти, предлагали только совсем маленький. А там купил 2 дома на 2 семьи, один дом как дом числится, а второй как кладовка, что ли, но очень хорошие, построенные по-современному, я купил его за 44 тысячи. Так я снова поселился в Крыму.

http://iremember.ru/partiza....-7.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14:37:54 | Сообщение # 257
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
- Вернемся к тому, что пришли части Красной армии. И что Вы, пошли в комендатуру, или Вас вызвали?

Русских много было. И все ждали какого-то распоряжения. Но еще до этого восстание подняли в Праге. И нас как десантников на платформах поезда перебросили в Прагу на помощь. Потом участников наградили за освобождение Праги. Вот после этого наш командир говорит:

- Командование настаивает, что все советские люди должны пешком, этапом идти.

Один из моих знакомых по отряду меня тогда уговаривал:

- Не ходи! Оставайся здесь. Чехи - хорошие люди, они почти русские, славяне. Оставайся. Такие красивые девчата. Куда ты поедешь?

А другой, постарше, и поумнее нас всех, сказал:

- Надо взять из отряда документ, что мы участвовали в боях, что мы награждены. И с печатью отряда. Пусть хоть групповую бумагу дадут нам для проезда по Чехословакии.

Выдали нам такую справку и двинули мы не организованно. Добирались по-разному, где пешком, где ехали - машину разбитую подобрали, завели и поехали. Такое тоже было. В Словакию пришли, там нас везде гостеприимно встречали. Хорошо кормили, поили, ну все по-человечески. В самых лучших условиях отдыхали. И продолжали двигаться. Потом мы вышли к Польше. Мы прослышали, что там есть пункт сбора, через который мы должны пройти. Однажды мы прошли буквально рядом со знаменитым лагерем Освенцим. На встречу наши солдаты идут, и кричат:

- А, предатели! И откуда их столько прет?

Ну, каждому не скажешь, каждому не объяснишь. И вот мы пришли в Брест-Литовск. Там нас стали оформлять. Забрали наши справки и с наших слов записали все данные: фамилию, имя, отчество, где родился, где служил, награды, все данные по плену… Ну все… Сергей Чепышко остался в Польше. Он на месте прошел проверку и стал искать свой полк. Остальным выдали проездные документы в Башкирию, в место с названием Алкино. Потом я оценил всю прелесть этого места...

Нас строго предупредили, что проездные документы выписаны так, что мы должны проехать мимо Москвы. А мы нахально решили ехать через Москву. У меня в голове записан адрес московский жены Сергея Чепышко. И я нашел ее… Подъезжаем к Москве. С нами едут наши демобилизованные солдаты. Разговорились, рассказали, что были в плену. Потом поняли, что нельзя было этого говорить. Приехали в Москву, а нас уже встречают. В черных шляпах…

- Чтоб к вечеру духу вашего здесь в Москве не было!

Пронесло. Мы откомандировали старшего из нас, нашего капитана, в нашу флотскую резиденцию. И неожидано запросто попали к начальству управления кадров. Туда приходило много таких, как мы. Всех кормили, поили, на дорогу давали еду… Выдали и нам конфеты, шоколады, всякие вкусные вещи. Но главное пообещали:

- Не волнуйтесь братцы, проверка - это быстро: два - три месяца. Ну, четыре, не больше.

Мы обрадовались, поехали в это Алкино.

- И сколько по времени&np; на самом деле заняла проверка?

http://iremember.ru/letchik....-8.html

Долго, но меньше года. В общем, в 1946 году я приехал на Балтику. Оказались в Алкино очень поздно вечером. Идем, спрашиваем дорогу, нам отвечают:

- Вот туда. На бугорке будет сторожка, увидите.

Подошли мы к сторожке, оттуда выскочили автоматчики:

- Кто такие?

- Вот документы.

- О, офицерье пришло! Хорошо! Сколько вас?

Пересчитали, записыли:

- Шагом марш!

Открыли ворота - раз, открыли - два, третьи, четвертые ворота решетчатые открывают. И закрывают…

Там все расписаны по полкам: 2-й, 1-й, 4-й, 5-й и так далее. А жить негде. Ни землянки, ни палатки, а сколочены черте-что из брезента и всякого хлама. И вот там мы поселились. И началась новая жизнь. Погоны нам всем дали, но солдатские и старую форму солдатскую… И оказались мы в условиях, не лучше, чем жили в плену. Начали мы много писать бумаг. А в это время давят на психику.

- Предатель! Предал Родину! Продал такой, сякой… такую-то!

Некоторые не выдерживали, вешались, бросались на проволоку, по ним стреляли. В день помывочный, нас на речку под автоматами повели. Потом пересчитывают: одного не хватает. Кто-то утопился… Да, до этого дошло. Вот такое дело… Когда война началась с Японией, мы стали орать, требовать, письма писать: "Отправьте нас на фронт! Мы смоем с себя грязное пятно своей кровью! Отправляйте нас на фронт!" Бесполезно.

Оказывается когда организовывали этот лагерь, то первое время, как то полегче, посвободнее было. И после, как мы проверку прошли тоже положение улучшили. Самое страшное выпало именно на тот промежуток, когда мы на проверку попали. Командир нашего полка, с армянской фамилией, без ноги, Герой Советского Союза, Москву он защищал. Этим очень хвалился, и орал, на нас:

- Я вам…

Одни угрозы и больше ничего. А у меня кровотечения начались. Что ни сьем, кровь сочится. Один старик-полковник мне посоветовал сходить в медпунт. Пошел, пожаловался.

- Снимай штаны! Повернись! Что-то, - говорит, - у тебя действительно течет.

Только я рот открыл продолжить свои жалобы, а мне:

- Хватит болтать! Много таких мудрецов. Марш отсюда!

И все. Кормить надо, народу тысячи. Там такие здоровые кухонные столы были. С той стороны ты сидишь, а с этой стороны, какая-нибудь тетя Мотя раскладывает. Я коробочку носил консервную для еды… Вот так было. Про это нигде не написано…

До нас доходили слухи, что из Америки кричали на весь мир: "В мире не было ничего подобного, чтобы так относиться к своим бывшим пленным, которые воевали!" Возможно, достучались… И к нам прислали комиссию во главе с армейским генералом Захаровым. И с ним представители всех родов войск. По признаку рода войск начали разделять. Построят полк:

- Моряки, два шага вперед марш!

Мы вышли. Подумали: все жизнь новая грядет. Опять раздали нам бумагу, такую серую, ручку, чернила:

- Пиши, со дня рождения и до сегодняшнего дня, все подробно: где ты был, где родился, где крестился, родственники где живут. Не дай Бог, если за границей есть родственники, но все равно пиши.

Про "не дай Бог" - это говорил нам капитан I ранга, явно подсказывал, чтобы кто-нибудь по наивности не написал. И мы писали несколько дней. Потом все это проверяли, и требовали корректировать те места, где, по их мнению, не так, как надо. Переписывать заставляли все начисто - как будто за один раз написано. А потом написанные нами бумаги собрали и уехали. Мы сидим, ждем… Прошли красивые парады Победы, закончилась война с Японией, мы сидим. Еще не зима, но холод и сырость…

А до этого нас использовали на сенокосе. Дождь льет, и день и ночь, но все равно "коси" под автоматами. Охрана у нас была из какой-то автономной республики. Но повезло - старшим в охране был русский, здоровый такой, младший лейтенант, с севера. И он старался нас беречь от оскорблений и от битья. Мы слышали, как он своих подчиненных наставлял:

- Если кто-нибудь из вас хотя бы орать на конвоируемых будет, я не прощу!

Привезут кашу, он контролирует, чтобы всем досталось. Вот такой человечный был охранник. Собаки у него злые, а сам человек! Нам собаки были не страшны, мы их уже видели. К этому относились как к норме. У немцев охрана, и здесь охрана. Но это же наши, чего волноваться. А еще было такое: едут мимо нас люди на базар и везут чего-то съедобное. Видят нас:

- Это же бывшие пленные!

И тащат нам поесть. Охрана начала гонять, а наш младший лейтенант говорит:

- Пусть...

И нам подбрасывали. Даже масло сливочное! В то голодное время! Вот такой наш народ, русский. И это было... Пришло освобождение. Одели нас в новые армейские шинели, и форму новую. Но без звания… Русский народ, он и добрый, он и умный, он и "толковый":

- Шинели новые давайте загоним.

И как только проездные документы оформили, как говорится "чин-чинарем", тут же продали все эти шинели… В Москву приехали и сразу опять в управление кадров флота. Там нас одели в морскую форму и дади две недели отдыха, чтобы мы приняли человеческий вид. Никаких у нас забот не было, только чтобы вовремя пришел на завтрак, обед и ужин, и на вечернюю проверку. Как санаторий…

- Кадры распределяли обратно в свои части?

Нет. Например, мне было предписано вернуться на Балтийский флот, в свою дивизию. А в дивизии распорядились - в 51-й полк, откуда начинал, туда и вернулся… Я понимал, и принял как должное: я побывал в плену, а 1-й полк - гвардейский…

А через два месяца, может через два с лишним, приказ: уволить в запас, со статьей, типа "морально неблагонадежный". Или что-то вроде этого. В общем, это слово "мораль" там было.

И я поехал домой.

http://iremember.ru/letchik....-9.html

Это был самый тяжелый период в моей жизни. Я все вижу и все понимаю, но ничего не могу сделать. У меня не было тогда даже паспорта. Вместо него выдали листочек с записью: "С правом проживания только в сельской местности". То есть лишили права проживать в городе, а приехал я в Ташкент. Вот мое было такое положение. В 1942 году перед призывом я был зачислен в транспортный институт. Вышло постановление Правительства: "Восстановить участников войны в институтах, где они учились, или были приняты". Я попытался воспользоваться своим правом. Но меня в архивах не нашли. И это был очередной тяжелый удар. Поступать заново на общих основаниях я не мог. Я оказался лишенным всех прав. Положение отчаянное…
И вот однажды, я решился, оделся поприличней, старый китель одел, чтоб было видно, что я имею какое-то отношение к нормальной человеческой жизни, и стал ходить по всем предприятиям и учреждениям, и открыто говорил: вот так и так. Но куда не приду, везде отказывали из-за отсутствия у меня специальности. Иду и читаю вывеску: "Академия наук Узбекской ССР". Что-то меня толкнуло, зашел.

- Я в отдел кадров.

- К начальнику? Вот сюда! Пожалуйста.

Вхожу. В кителе, оставшемся с войны, с наградами - в планочках сидит узбек, посмотрел на меня и вежливо предложил сесть. Я сел и начал рассказывать ему… Все. И даже то, что был зачислен студентом, но меня не восстановили. Он внимательно выслушал и говорит:

- Я Вам помогу! У нас есть "Академический городок". Там размещена часть научно-исследовательских институтов Академии наук Республики. Там очень много работ, на которых Вас могут использовать. Вы же грамотный. Писать ничего не буду, запоминайте: Научно-исследовательский энергетический институт. Обратитесь прямо к заместителю директора по науке Николаю Арсентьевичу Чернову. Скажите, что прислал Вас Ахмедбаев в отношении устройства на работу. Запомнили?

С визита к Ахмедбаеву началась новая жизнь. Как он сказал, так я и сделал. Для начала предложили должность завсклада.

- Это научный склад, в основном аппаратура разная. Привезли из Германии. Вашей обязанностью будет выдача аппаратуры. Вы быстро освоите: амперметр, вольтметр и т. д., и т. д.

Начальник отдела кадров, как сейчас помню, Мария Прокопьевна, сделала в Трудовой книжке первую запись: "принят на работу с такого-то числа". И началась у меня работа.
...
- И чему Вас стали учить?

Во-первых, работе на всех металлорежущих станках. Это и первые "ДИПы" наши знаменитые, были и иностранные. По репарации привезли. И я быстро осваивал, понимал смысл. У меня появился подъем энергии. Появилась еще и ночная работа. Я стал подрабатывать, и помогать семье… Однажды выполнил заказ директора института - металлический корпус для его личной картотеки. Он остался очень довольный и выписал мне премию пятьсот рублей. Я обомлел… И тут начался следующий этап. Волей-неволей стал чаще заходить в бухгалтерию, и главный бухгалтер обратил на меня внимание:

- Ты же был зачислен в институт? Ты же образованный человек? Что ж ты так и будешь слесарем. Учиться надо!

Уговаривали меня долго. И самое главное, что мама посоветовала. И она как-то сказала не прямо, а тихонечко промурлыкала:

- Ты у меня же красивый и образованный и хорошо русский язык знаешь.

А она сама несколько языков знала. Французский знала, но даже от меня долго скрывала, и немецкий. Естественно знала узбекский, таджикский….

- А в школе, у Вас национальные языки изучали?

Обязательно - узбекский. Такое положение установили еще в XIX столетии, когда завоевывали Среднюю Азию. Кстати, утверждают, якобы Ульянов основал Ташкентский университет. Ничего подобного! Еще Николай II. Все перевернули…

Короче, по направлению я поступил на годовые курсы бухгалтеров по специальной программе ЦСУ Союза ССР. Были они в Ташкенте. Прописку мою продлевали, продлевали. Там на листочке уже записи об этом делать негде было. Вот тут-то я и паспорт получил. И я осмелел. А поднял меня Ахмедбаев, узбек, фронтовик…

- А на апелляцию Вы тогда подавали, чтобы Вас в партию восстановили?

Нет. Только в 1958 году восстановили.
...
- То есть паспорта у Вас не было, но военный билет был на руках?

На руках, но никто им не интересовался.

Когда я закончил курсы, меня направили в Министерство легкой промышленности бухгалтером. Там же в Ташкенте. И как только я устроился на работу, мне стали вызывать в КГБ.

- Можно Вас на минуточку? - говорят, - Вы знаете эту улицу? Вас хотят видеть в КГБ. В двенадцать часов ночи будет Вам пропуск. Не забудьте. Будьте любезны.

И так продолжалось, пока не умер Иосиф Виссарионович. Связано с этим или с чем-то другим, понятия имею. На допросах вопросы были такие:

- С Вами в плену одновременно был такой человек. И называют фамилию. Что Вы можете о нем сказать?

Я отвечаю:

- Не знаю. Я по фамилии не могу ничего сказать. Фамилии мы знали только самих близких. Потому что были такие условия у нас… Покажите мне фотографии, так я не могу. И по-человечески рассказываю все…

А они требуют свидетельских показаний, но с какой стороны? Может тот, о ком речь наоборот меня оклеветал? Всякие мысли лезли в голову. И спрашивают меня со всех сторон. Ночью… И держат до трех-четырех ночи. А я уже женился к этому времени. Это какое-то хамство…

- И супруга ревнует, где ночью пропадает.

И это тоже было. Были всякие накладки… И так продолжалось долго. А на работе начальник кадров предупредил:

- Вы знаете, мы на Вас должны давать и даем характеристику. По требованию военкомата.

Каждые полгода отправляли бумажки в военкомат. И так продолжалось до смерти Иосифа Виссарионовича. Через год после смерти Сталина меня вызвали в военкомат и показали бумагу, где все было расписано как я был в плену. С подробностями тогда-то там-то… И это был секрет, от меня никто об этом никогда не должен был узнать. Только теперь я могу свободно говорить, ничего не боюсь. Что мне бояться, когда скоро девяносто лет будет. А что я был в партизанском отряде, я скрыл. Мой друг, все время спрашивал:

- Ну почему ты медаль носишь, а не хочешь рассказать?

Я говорю:

- Не хочу! А медаль "Медаль за освобождение Праги" ношу. Вручили мне в партизанском отряде.

- А действительно, почему Вы умалчивали о том, что были в партизанском отряде?

Потому что не хочу дальнейших разбирательств. И по сей день, я в особых органах состою на учете. Есть отдельный учет тех, кто был в плену. И даже когда он умирает, не вычеркивают. У меня друзья есть в КГБ.

Ну, что к этому я добавить. К примеру, 1970 год. Сто лет Владимиру Ильичу Ленину. Я читаю: "…награждаются все участники войны, защитники Родины" Всех награждают, меня - нет. Я давно восстановлен в партии. Я к секретарю парткома:

- Как коммунист коммунисту: почему мне не вручили эту медаль?

Он отвечает:

- Не сердись на меня. Я здесь не причем. У тебя есть заковырка - был в плену!

Это был 1970 год!

- Каким образом Вы оказались в Военно-морской медицинской академии? Вас восстановили в кадрах?

Я там состою на учете благодаря общественной работе.

http://iremember.ru/letchik....10.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14:46:09 | Сообщение # 258
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Пролежал я в госпиталях восемь месяцев. О плене молчал, на вопросы отвечал коротко - "Был окруженцем, стал партизанить". В июле 1944 года меня выписали из госпиталя в Ярославле , раненая рука действовала , только два пальца были скрючены контрактурой. Выдали документы, форму с погонами младшего лейтенанта, и направление - "прибыть для дальнейшого назначения в Отдел кадров Московского ВО"

http://iremember.ru/partiza....-7.html

Я получил назначение в Зарайск, в 55-й запасной офицерский полк, где в течение трех месяцев проходил вместе с другими офицерами переподготовку на командира-минометчика. Офицеры жили по частным квартирам, по утрам на занятия на полигон нас возили на грузовиках. Осенью 1944 года мы закончили курс переподготовки и ожидали отправки по передовым частям. И тут меня вызывают в штаб запасного полка - "Товарищ младший лейтенант, мы командируем вас в Подольск. Вы там раньше бывали?" - "Никак нет" - "Ничего страшного, у нас есть для вас попутчик-сопровождающий". И "сопроводили" меня в Подольский лагерь НКВД на спецпроверку, как "побывавшего в плену". Вместо фронта я снова оказался за колючей проволокой...

Г.К. - На сайте есть интервью пулеметчика Л. Белкина проходившего спецпроверку в начале 1944 года в Рязанском проверочном лагере НКВД. Скоро появится интервью с еще одним человеком, "окруженцем", которому довелось пройти проверку весной 1942 года в Гороховецком лагере. А как это происходило в Подольске?

Р.Л. - Привезли в лагерь. Всего два ряда колючей проволоки. Сразу поменяли форму, выдали солдатское обмундирование б/у без погон, ботинки с обмотками, и привели в барак. Это был барак для командиров РККА, бывших пленных и "окруженцев", рядом были бараки для рядового и сержантского состава, и отдельно - для гражданских лиц. Внутри бараков стояли железные койки. В день давали по 350 граммов хлеба, дважды в сутки раздавали по черпаку каши. Кормили, как в пословице - "жить будешь, но бабу не захочешь". В барак приносили центральные газеты, и из них мы имели информацию о происходящем на фронте. Переписка с родными запрещалась.

Никто из офицеров, сидящих в бараке между собой о прошлом, войне, плене, - не разговаривал, все молчали. Люди держались отчужденно, каждый со своими нелегкими думами, будто нам дали приказ - "Больше двух не собираться". Каждый день проходил в тягостной душевной обстановке, у некоторых не выдерживали нервы, так один из нашего барака бросился на проволоку лагерного ограждения, по которой шел ток под напряжением, и сразу со всем покончил, и с жизнью и с проверкой. Пытка неизвестностью и надеждой - страшная вещь...

Некоторых вывозили на работу на лесозаготовки, но основная масса проверямых постоянно оставалась в бараке. 95 % контингента из офицерских бараков после проверки отправлялись в штрафные батальоны, "искупать вину кровью". Я прекрасно понимал, что даже если мне снова в жизни повезет, и все обойдется без штрафбата, то в дальнейшем жить с таким пятном - "был в плену" - придется несладко. Время то какое было... Допрашивали проверяемых только по ночам, и на допросы вызывали еженощно. Скажу честно, что избитых я в нашем бараке не видел, если надо было кого-то "сломать", то "особисты" умели это сделать и без мордобоя и насилия.

Мне достался спокойный следователь, который вел себя довольно корректно. Он ни разу не назвал своей фамилии, не бил и не угрожал, а методично и спокойно все расспрашивал. В одну из ночей меня не вызвали на допрос, я удивился, а утром пришел вертухай - "Лазебник, с вещами, на выход!". Привели в лагерную комендатуру, спрашивают - "Жалобы есть? Вас не били?". Я насторожился , и тут мне объявляют, что я освобождаюсь из лагеря, как успешно прошедший государственную проверку, и буду отправлен рядовым в Действующую армию . Но то, что я считаюсь разжалованным, мне еще объявили в начале проверки, следователь сказал, что поскольку архивы ОК Приб.ВО сохранились частично, и у них нет официального подтверждения о присвоении мне звания воентехника в мае 1941 года, то отныне, я - рядовой. А мне какая разница, главное, что живой остался... "Особисты" посоветовали мне на будущее, никому не рассказывать о том, что я проходил проверку, сказали, чтобы я нигде не говорил ничего лишнего. В декабре 1944 года я вышел за ворота лагеря, держа в кармане гимнастерки справку о спецпровеке и направление в 36-й артиллерийский ЗАП, откуда через четыре дня меня отправили с маршевой ротой на запад.
...
Г.К. - Что происходило с Вами после демобилизации в 1946 году?

Р.Л. - Пришел срок моей демобилизации, и я не знал куда податься. Мне предложили остаться в армии, старшиной на сверхсрочной службе, обещали через год присвоить звание лейтенанта, я не захотел. Отец после войны в семью не вернулся, остался жить в Сибири, а мама с младшим братом возвратились в Смелу, я был у них в отпуске три дня еще в сорок пятом году. Но вернуться домой..., я сомневался... стоит ли...

В анкетах никогда не писал, что был в плену, а в Смеле некоторые знакомые, уже об этом от матери слышали. Одновременно со мной уходил, как сейчас говорят, "на дембель", наш солдат, узбек из Ташкента по имени Мухтар. Он сказал - "В стране карточная система, голод и разруха, а у нас в Ташкенте тепло, сытая жизнь, фрукты, и работу всегда найдешь. Поехали со мной в Узбекистан. Если понравится, останешься в наших краях" . И я решил попытаться круто изменить не только климат , но и судьбу. Приехал в Ташкент, и когда получал паспорт, то честно написал, что бывший военнопленный. Старший лейтенант милиции, прочитал лист анкеты и сразу мне сказал - "Никогда не пиши и не говори про плен. Иначе жизни у тебя не будет".

Пошел искать работу в Управление кинофикации. Там за меня двумя руками ухватились, в послевоенном Узбекистане киномеханики были очень нужны. Жил в Ташкенте, в 1953 году переехал в Фергану, женился, воспитал двоих детей, работал начальником техотдела областного управления кинофикации. И все эти годы я молчал о плене...

Молчал... А сегодня решил вам все пережитое рассказать...

http://iremember.ru/partiza....-8.html
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 14:46:47
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14:55:51 | Сообщение # 259
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
9 мая кончилась война, а нас числа 7 или 8 мая из лагеря на полуострове посадили в катер и увезли ... Там стоял большой-то этот, как пароход.

А. Б.: Паром?

П. Е. М.: Паром большой. Нагнали нас больше 2000 человек, хотели потопить. Пока формировали, англичане зашли, нас освободили.

(улыбается)

А. Б.: Это где-то около Гамбурга было?

П. Е. М.: Да, около Гамбурга. Местность-то не знаю, так чёрт его знает. Город тоже какой-то был. Ну и вот, кончилось всё на этом. Война кончилась, нас всех собрали.

(машет рукой)

Военная база была какая-то немецкая, не база, армия тут была у них. Там формировали, и переправили к своим уже в Германии. Я сразу попал в контрразведку. Как это было. Недели 2.

А. Б.: Фильтрационный лагерь на территории Германии?

П. Е. М.: Да, да. Ну и вот, сразу нас: где был, как попал. Всё это прошёл, всё проверяли. И потом тех, кто кроме плена нигде не был, нас сразу в войска. Я опять попал в артиллерию, и так и дослужил в армии до 47 года. Вот так, всё прошёл.

http://iremember.ru/artilleristi/mikheev-pavel-egorovich.html

А. Б.: Давайте теперь поговорим про время после войны. Вот Вы демобилизовались из армии в 47 году и сразу вернулись сюда?

П. Е. М.: Да, сразу сюда.

А. Б.: Как Вас встретили односельчане?

П. Е. М.: Встретили нормально. Я в МТС не пошёл работать, что-то мне трактора эти надоели. Я остался в колхозе работать. У нас в колхозе было неплохо - грузили землю на завод, формовочную глину на 3 завода. Паёк давали, деньги давали, и всё хорошо было.

А я взял, да и в колхозе стал работать кузнецом: плуги ремонтировал, косилки, телеги, сани, лошадей ковал - всё делал, что надо было до 50 года. А в 50 году весной приехали ко мне вдвоём - директором МТС был Фёдор Семёнович Лошев, - я, видишь, трактористом был. А пришли тракторы новые, гусеничные, "пятидесятки". Говорят: "Давай, Павел Егорович, трактористов надо, трактористов нет". А тракторы эти дали на 2 наши сельсовета - Злобинский и Салтыковский, - дали 2 трактора, гусеничный и колёсный. Меня на гусеничный.

Я не хотел идти, мне врачи говорили, что из-за моей контузии я могу отстать от слуха. Совсем оглохнуть. Но я пошёл работать. Что делать-то? И до осени работал хорошо на тракторе. А осенью заводил трактор - пускач-то завёл, а основной долго не схватывался, - и всё, у меня уши заткнуло.

(показывает руками на оба уха)

Отошёл от трактора, и не слышу даже, что он работает. И вот так и слух потерял совсем. Сейчас правое ухо немного отошло, а левым нисколько не слышу. Так и работал на тракторе до 58 года. Потом работал бригадиром тракторной бригады, механиком отделения совхоза, опытной станции.

http://iremember.ru/artille....-4.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15:02:47 | Сообщение # 260
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Бежать решили в ночь 25-26 апреля захватив на побережье лодку.
Однако 24 числа мы попали в очередную партию пленных, которых немцы грузили на баржи и увозили в неизвестном направлении. Ходили слухи, что в Швецию, а некоторые говорили, что баржи топили в море. Так вот прошел шепот, что в эту ночь нас будут вывозить. Мы между собой договорились не бросать друг друга и если что встречаться у нашей траншеи. Примерно в час ночи шум, гам, всех поднимают. Догадались, что поведут на причал на погрузку. Я протер глаза борной кислотой. Видеть я немного мог, но для того чтобы смотреть вперед приходилось сильно закидывать голову назад. Начали нас выводить, я пристроился. Построили несколько колонн военнопленных. Сотни, тысячи человек. Ночь была звездная и лунная - все прекрасно видно. На меня конвой не обращал внимания - мол, все равно доходяга, ему конец. Я прошел немного в строю и присел. Пленные и конвой ушли, а я остался. Думаю, куда идти? Кое-как выбрался на дорогу. По дороге шла немецкая колонна. Я остановился, никто из немцев не тронул - видят весь в бинтах, раненый, рот завязан, одни глаза. Прошла эта огромная, может быть в тысячу человек, колонна. Самолеты летают - не поймешь чьи: наши или немецкие. Чудом я вышел на ту дорогу, которую запоминал, когда первый раз меня вели в лагерь. Кое-как добрался до траншей, в которых мы сидели. Никого. Подал сигнал как мог своим обожженным ртом - никто не отвечает. Сел в траншею с мыслью ждать до утра, задремал. Проснулся от звука русской речи. Подходят мои ребята - тоже сбежали из колонны. Мы просидели остаток ночи и день, а на следующую ночь они пробрались к побережью. Присмотрели подходящую лодку, нашли весла. Вернулись, мне рассказали, мы пошли. Сели и поплыли на восток, ориентируясь по звездам. Ориентация в ночных условиях мне была знакома, к тому же вскоре взошла луна. Плыли мы до утра. Начало сереть и я им сказал: "В светлое время нас или немецкая или наша авиация расстреляет. Я сам летал, расстреливал корабли. Надо приставать к побережью или нам конец". Около 6 утра мы подгребли к берегу. Я услышал сначала говор и русский мат - славяне. Потом вырисовался контур побережья. С берега нас заметили и не дожидаясь, пока мы подплывем бросились к лодке. Я-то в бинтах и летной кожаной куртке, а товарищи мои в немецких шинелях: "А, фрицы! Мы вас сейчас!.". Схватили, лодку вытолкнули на побережье. Мы говорим: "Да мы советские!". Они ничего не слушают - раз в немецкой форме, значит немецкие разведчики. Ребята показывают на меня: "Это советский летчик, капитан". Стянули куртку, а одни погон на моей гимнастерке сохранился. Вроде поверили, повели нас к комбату. Как они доложили, я не знаю, но когда завели кто-то сказал: "Да, это немецкие разведчики, их надо к стенке". Я говорю: "Минуточку, я капитан, летчик, тяжело ранен. Комбат, попроси, чтобы сделали мне перевязку - погибаю". Комбат дал указания: "Летчика, капитана доставить в госпиталь". Посадили нас на танкетку и повезли. С трудом пробившись по заполненным войсками дорогам приехали в госпиталь. Меня сразу завели в операционную. Там на столах лежали раненные, стоял крик, стон, мат. Оперировали человек 40 хирургов. Меня посадили - мол, подожди. Рядом стол, там лежит здоровый советский воин, храпит. Ему водки влили, он заснул. И прямо здесь на моих глазах располосовали его, достают железо - слышу, бросают, осколки, металл. Закончил врач эту операцию, передает дальше - там уже сестры бинтуют, зашивают. А он приготовился резать следующего. Потом обратился ко мне: "Капитан, будем срывать повязки". - "А можно смочить марганцовкой?" - "Ты видишь, сколько здесь человек лежит?" Начал срывать присохшие бинты - боль страшная. Я и стонал, и кричал от боли. После перевязки я вышел на крыльцо поискать моих ребят. Вижу стоит машина с нашими освобожденными военнопленными, и ребята с ними. Я начал издавать звуки, они увидели меня. Я замахал рукой и машина тронулась. Они поехали, а я остался. Так мы расстались. Одного звали Коля, младший лейтенант, танкист из Ленинграда. Старший сержант - разведчик. По сей день о них ничего не знаю.

http://iremember.ru/letchik....-5.html

Ну а дальше госпиталя… 1 Мая ко мне на двух полуторках прибыли командир полка Когрушев с летчиками. Я лежал, почти не разговаривал. Они зашли, увидели меня, пришли в ужас. Предложили мне зеркало - я отказался. Привезли с собой коньяк. Коля Кочмарик говорит: "Давайте, спринцовку, мы нальем коньяку". Я согласился. Налил туда коньяку, вставил мне в рот. Я два глотка сделал и подавился. Начался кашель - начала лопаться кожа, кровь, боль. Врач-хирург прибежал, кричит: "Что вы делаете?"… В госпитале лечился месяца два. У меня губы сходили раз двадцать и нос тоже. Прямо снимаю корку и отбрасываю. Боли были такие, что первые 18-20 дней Я не мог спать - только после укола на морфия.
В августе я вернулся в свою часть. Я слышал, что есть приказ всех бывших в плену отправлять на государственную проверку. Командир пообещал, что не отправит меня, но осенью 45-го года пришел приказ и ничего он сделать не смог. Пришлось ехать в 12-ю стрелковую запасную дивизию, что находилась на станции Алкино близ города Уфа. Станция Алкино… От станции прошел километров десять пешком по лесу. Подхожу: колючая проволока, вышки, на вышках автоматчики, на КПП не войдешь и не выйдешь, все вооруженные. Предъявил документы, командировочное предписание, меня пропустили. Народу море - тысяч двадцать пять нас там было: партизаны, военнопленные, был генерал-кавалерист, друг Буденного, который заявлял: “Я напишу Семену Михайловичу, он меня вытащит отсюда”. Мы уже уехали, а он там все сидел. Тысяч двадцать пять там было тех, кто был в плену или на оккупированной территории. Кое-как разместился, а вскоре меня вызывал оперуполномоченный СМЕРШа, старший лейтенант. Встретились, познакомились, и: "Рассказывай, как ты оказался в плену". - Я все рассказал. Личное дело со мной. Он все просмотрел. Говорит: "Почему тебя направили сюда? Тут знаешь, кто сидит? А ты был всего десять дней в плену, бежал из плена, личное дело у тебя на руках. Ты мне не нужен. Свободен, иди"..
Вот так я прошел проверку, но из этой "дивизии" меня не выпустили, просто перевели в барак для прошедших проверку. Что мы там делали? Подъем, потом шли с ведрами за завтраком. Еда - бурда, конечно. Обед, ужин - одна вода. Играли в футбол, волейбол. Играть пришлось долго, до января. Вместе с выходившими на работу выходил за территорию лагеря добирался до станции Алкино, ехал в Уфу на два-три дня, набирал водки, яиц, сала, сам наедался и ребятам привозил. Даже ходил на танцы.
Этот оперуполномоченный дней через 7-10 вызывал меня опять. Поговорили 15 минут, говорит: "Ты свободен. Ты мне не нужен". - "Как же отсюда вырваться?" - "Это уже не от меня зависит".
В лагере встретился с Федотовым Борисом, летчиком из нашего полка, сбитом под Оршей в 1943 году. Он мне очень помог. Я когда еще только ехал в лагерь мне командир полка и СМЕРШевец говорят: "Через две недели вернешься!" Ну я и приехал в куртке и гимнастерке. А уже зима, мороз под 40. Бараки не отапливаются, двери почти не закрываются. А Борис был одет во все немецкое: ватные штаны, теплая шинель. Так вот он и его приятель, с которым они вместе освободились из лагеря ложились по бокам, я в середину и двумя шинелями укрывались Так и спали несколько месяцев.
Кстати в этом лагере проходил проверку старший лейтенант, Герой Советского Союза Труд, ведомый Покрышкина. Так вот с его слов Покрышкин, вылетал шестеркой или восьмеркой, ведущим, говорит: "Я атакую, все меня прикрывайте!" Набирал до 6 тысяч метров, а обычно бои велись от полторы тысячи до трех с половиной. Аэрокобра устойчивая, как утюг, скорость огромная, хорошее вооружение, и кабина с прекрасным обзором. Я уже после войны летал на них в 72-ом гвардейском полку. Так вот, пять или семь летчиков только на него смотрят, чтобы никто не подошел, никто не сбил. На огромной скорости сверху врезается в группу противника, расстреливает какой-то самолет и уходит. За ним эта группа повторяет маневр. Если немецкая группа рассыпалась, они повторяют атаку на одиночек или пару.

В январе меня выпустили, а в Москве меня направили в 72-й Гвардейский истребительный полк. Но ярмо "был в плену" прошло со мной через всю жизнь и сильно ее испортило. Помню в 48-ом или 49-ом году я работал в Военном авиационном училище летчиков во Фрунзе, прибыл проверяющий от НКВД со штаба дивизии. Вызывали всех и в том числе меня. Расспросил, а потом задал вопрос: "Почему ты не застрелился?" Я весь вскипел, но сдержался, чтобы его не пристрелить. Говорю: "Во-первых, был ранен, руки не работали, не мог достать пистолет. Потом пистолет сорвали, когда приземлился. И ордена рвали". Вот такой подлец.

http://iremember.ru/letchik....-6.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15:11:40 | Сообщение # 261
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
В принципе, все пленные из западных оккупационных зон в Союз возвращались добровольно, заранее будучи готовыми к любому повороту, даже самому трагическому, в своей судьбе.

Но когда нас на автобусах перевезли через мост на Эльбе, и мы оказались у своих, то многие искренне радовались, что мы возвращаемся на Родину. Наша группа была сформирована только из бывших офицеров, свыше пятисот человек, и для нас был выделен эшелон, старшим в эшелоне был назначен подполковник из пленных, и что особо следует отметить - без какого-либо конвоя и без решеток на вагонах мы поехали на восток. 26/7/1945, в день солнечного затмения, мы остановились на станции Перово под Москвой, а потом, через день, поезд встал на запасных путях Киевского вокзала. Нас встретили представители военной комендатуры, отвели весь наш "батальон" под огромный навес позади вокзала, и сказали, что здесь мы будем ждать дальнейшей отправки, кормить нас будут в столовой вокзала, а спать будем здесь, на деревянных настилах. Мы остались на вокзале, свободными людьми, без конвоя, предоставлены сами себе - иди куда хочешь, но одна незадача, все мы были без денег и документов. Наш старший по эшелону, подполковник, оказался москвичом, он пошел искать свою семью, вернулся вечером на вокзал вместе со своей женой и сыном, и сказал нам, что он остается в Москве, проверку вместе с нами проходить не будет. Оказывается, что все это время он числился в погибших, и даже не знал, что он произведен в полковники и посмертно награжден. Он пожелал нам быстрой проверки и возвращения по домам. На следующий день весь наш "батальон" разбрелся по Москве, у многих в столице были еще довоенные друзья или знакомые, нам только сказали, что к десяти часам вечера мы обязаны вернуться на поверку. Я со своим товарищем Васей Жебелем пошел на площадь перед Белорусским вокзалом, где стояла будка "Мосгорсправки", заполнил бланки на поиск адреса своих двоюродных брата и сестры Полины и Гриши Фейгиных, еще до войны живших в столице, но когда я вернулся за ответом, то мне ответили, что таких людей в московской адресной книге нет. Тогда я заполнил другой бланк, запрос на Грекову-Яглейко Зинаиду Николаевну, нашу бывшую соседку по Оршу, с которой наша семья всегда дружила.

Она жила в Москве с начала тридцатых годов, а ее сын Женя, мой одногодок и друг, оставался с бабушкой в Орше, пока мать не забрала сына в Москву, где Женя умер при трагических обстоятельствах. Ее мать Анна Захаровна и сестра Лиза (муж которой Вася Гусаков был оклеветан и расстрелян НКВД в 1937 году) оставались в Орше. Года за два до моего призыва в армию, Зинаида была на родине, навещала мать в Орше, и все время звала нас к себе погостить. Я решил найти ее, надеясь, что может она знает что-нибудь про моих родителей. И через час в "Справке" мне выдали адрес - Бутырский вал, дом № 51. Мы с Васей пошли по полученному адресу, по дороге я на Тишинском рынке продал с себя рубашку и на эти деньги купил бутылку вина, чтобы не идти с пустыми руками. Приходим, нашли Зинаиду Николаевну, а она меня не узнает, все-таки семь лет прошло с нашей последней встречи. Спрашиваю ее: "Как Лиза? Как Анна Захаровна? Живы ли? Как Витя, сын Елизаветы Николаевны?", на что мне Яглейко отвечает: "Откуда вы знаете мою семью? Я вас впервые вижу… Сейчас так по Москве многих обворовывают, приходят в дома, представляются земляками или фронтовыми товарищами, а потом грабят… Кто вы такие?". И я ее спросил: "Зинаида Николаевна, вы в Орше в последний раз когда были?"…, и тут она пристально на меня посмотрела: "Ольтенька, это ты?! Живой?!" -"Представьте себе" (меня в детстве все на улице и дома звали "Ольца" или "Ольтенька"), и тогда Яглейко бросилась меня обнимать: "Да что же мы тут стоим?! Проходите в комнату. Я с твоими родителями переписываюсь! Они живы. Живут в Чкалове, улица Орловская. И Фаня, сестра твоя жива, недавно мальчика родила, Фимой назвали. И Лева жив". Она оставила нас ненадолго в комнате и куда-то ушла, вернулась минут через пятнадцать и сказала: "Я твоим телеграмму дала. Вот копия". Я читаю текст отправленной телеграммы: "Ольтенька жив-здоров, выглядит хорошо, в Москве проездом. Подробности письмом". Вечером того же дня я написал родителям первое с начала войны письмо, эпиграфом стали чуть исправленные слова из стихотворения Симонова - "Ждите меня, и я вернусь…"… В Москве наш "офицерский батальон" бывших военнопленных провел шесть дней, а потом подали вагоны, и мы поехали в Башкирию, где на территории Южно-Уральского ВО, на станции Алкино, находилась 12-я запасная учебная дивизии. Нас пешим ходом отправили в проверочный лагерь, что находился в восемнадцати километрах от Алкино. Нас разместили в бараках и объявили, что наша проверка идет по трем категориям: 1-я категория - "не имеет вины перед Родиной, не запятнан в связях и сотрудничестве с врагом". 2-я категория - "лагерные полицаи на службе у немцев". 3-я категория - "власовцы" и прочие, все те кто носил немецкую армейскую форму и брал оружие в руки. Моя государственная проверка длилась почти три месяца.

Г.К. - Про государственную проверку можно поподробнее рассказать?

А.Ф. - Нас разместили в бараках, а проверку мы проходили в землянках, где сидели офицеры "СМЕРШа". Наш эшелон прибыл из американской зоны оккупации и, в принципе, "смершевцы" понимали, что те пленные, у кого был грехи перед Советской Родиной, остались на Западе.

Тем более, по дороге от границы СССР и до самой Башкирии поезд шел без охраны, и кто хотел, мог спокойно скрыться в дороге или во время долгой стоянки в Москве, а наш "батальон" прибыл фактически в полном составе. Каждый ждал вызова в землянку к "особистам". Мое "дело" проверял офицер в звании капитана, который обращался ко мне корректно, ни разу не бил и не угрожал, только очень подробно выяснял, что происходило со мной в период плена, записывал фамилии всех свидетелей, которые могут подтвердить, где я был Фроловым, где Ефремовым, что делал в плену, спрашивали фамилии тех, кто стал предателем и пошел к немцам на службу, и так далее. Довольно спокойно разговаривал, тем более у меня на все его вопросы были четкие ответы. На проверке только один раз какой-то лейтенант, оформлявший документы на демобилизацию резко спросил: "Что это за фамилия у тебя? Ты что, немец?" - "Нет, я еврей. Я что, на своей земле тоже свою фамилию должен скрывать?"…От момента окончания проверки до объявления окончательного решения о конкретной дальнейшей судьбе каждого из нас проходило где-то недели полторы-две. Списки пленных, прошедших проверку, вывешивались в лагере на "Доске объявлений", с указанием категории. Тех, кто попал под 2-ю и 3-ю категорию, забирали от нас. Вообще, наша проверка была довольно мягкой, поскольку дело было уже во второй половине 1945 года. Случись эта проверка в 1944 году, то мы все бы, скопом, пошли бы "искупать кровью вину за плен" в штурмовые офицерские батальоны, но война закончилась, поэтому среди нас "особисты" искали настоящих предателей, а уже не "шили дела" на всех. И подневольный каторжный труд в рабочих командах, на шахтах и на заводах, уже не ставился пленным в вину, как "измена и пособничество врагу", иначе надо было бы 90 % процентов выживших в плену военнопленных сажать в лагеря. Пока мы ожидали окончательное решение по нашей проверке, нам послали на уборку картофеля и строительство домов из самана в одну из деревень, где бывших офицеров разместили на постой по крестьянским дворам. Я попал в один дом вместе с товарищами Плахотным и Рыжим. Вот тут нам кто-то из местных кричал: "Изменники!". Но настоящих изменников среди нас почти не было. Был один курьезный в какой-то степени случай, что бывший пленный, зайдя в землянку на первый допрос, увидел красное знамя возле стены, и вдруг щелкнул по-немецки каблуками, выкинул одну руку вверх и прокричал: "Хайль Гитлер!". Его сразу арестовали и увезли от нас. Был у меня в эшелоне приятель, пожилой человек, звали Иваном Афанасьевичем, так он прошел проверку только по 2-й категории и был отправлен на спецпоселение, принудительные работы. От него в лагерь даже пришло одно письмо из грузинского города Поти, но дальнейшей его судьбы я не знаю…

http://iremember.ru/pekhoti....-6.html

Еще одна, и возможно, важная деталь. У следователей на столе лежали альбомы с фотографиями предателей, нам показывали эти фото, вдруг кого-то узнаем, кого-то из них помним по плену. Когда моя проверка закончилась, я ждал больше десяти дней, пока вывесят списки с моей фамилией, каждое утро подходил к спискам, но себя в них не находил. Тогда я пошел в землянку к этому капитану-"смершевцу" и спросил, что со мной решили. Капитан удивился: "Да вроде с тобой все в порядке, наверное, забыли в списки внести". Через пару дней смотрю "Фрайман - 1-я категория", и я пошел в штаб оформлять документы на демобилизацию, так как мы уже знали, что бывших в плену офицеров в армейских рядах не оставляют. Мне было восстановлено звание "младший лейтенант", выдана офицерская зарплата "за звание" за все три месяца, что я находился на проверке, всего 1.500 рублей. Нам, прошедшим проверку и восстановленным в званиях, выдали армейскую форму, офицерские погоны, но сапог не дали, домой мы ехали в обмотках, так что сразу было видно, что это офицеры после плена. Каждый из нас получил запечатанный сургучом пакет, который мы не имели права вскрыть и должны были передать в военкоматы по месту призыва. Кроме этого пакета нам не дали никаких документов или справок. И литер на проезд нам был выписан только - "по месту призыва". Со мной вместе из лагеря освобождались еще два человека. Мы прошли 18 километров от проверочного лагеря до станции Алкино, стоим на перроне, ждем поезда на запад.
...
Г.К. - Когда в 1948 году "органы" стали сажать бывших пленных, Вас эта волна репрессий не затронула?

А.Ф. - Вызвали в 1948 году в КГБ по повестке. Я думал, что заберут и посадят, уже все знали что по стране пошла массовая "посадка" за плен, давали 58-ую статью, срок-"червонец". И в Орше уже "взяли" несколько человек из бывших пленных, которые давно прошли госпроверку после плена или партизанства, и ни каких грехов за душой или вины перед Советской властью не имели. Я даже не знал, брать с собой сразу "сидор" с теплыми вещами, но почему-то надеялся, что может быть обойдется и не посадят, подумал, что иначе бы арестовали на заводе или дома, а не вызывали бы по повестке. Посомневался, а потом решил, что вещей с собой брать не буду. Но ничего хорошего я от этого вызова не ждал. Жена сказала: "Я пойду с тобой", и когда мы пришли в гор. отдел КГБ, то вызвавший меня майор Жиленков моей жене сказал: "Что, пришла своего проводить в далекие края?", а она ему ответила: "Нет, я жду когда мы домой вместе пойдем". Он только усмехнулся. Завели меня к нему на допрос, и часа четыре всю подноготную с меня выпытывали. Потом Жиленков пошел в другой кабинет, с кем-то посовещался, и меня… отпустили домой…

http://iremember.ru/pekhoti....-7.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15:18:19 | Сообщение # 262
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
- Ваше отношение к особистам?

- На войне я с ними не сталкивался, но вот после лагеря я был на допросе у особиста, когда на нас уже Урал привезли. Он задавал все те же вопросы о том, как я попал в плен, и в итоге военный билет выписал неправильно. Мне особист-лейтенант записал 70-й батальон, я ему говорю: "Вы мне неправильно записали, у меня 50-й". Он в ответ: "А тебе не все равно, что там записано. Как написал, так и будет!" Прошло немного времени, снова вызвали в особый отдел, задавали вопросы по Финляндии, о предателях, перешедших на сторону немцев, показывали снимки, я говорю: "Ну, как я могу говорить, если я там ни разу не был. По Германии я еще могу ответить, может, что и знаю". Все мои ответы запротоколировал капитан, который допрос вел. Я опять задал вопрос по военному билету, но он удивился и все, не стал переделывать. Так что не поймешь, что они наделали. И вот после встал вопрос о пенсии, только тогда я понял, как они мне удружили, потому что надбавку не давали и все, батальон-то записан неправильно! Я уж и начал писать в архив, куда только не обращался, везде один ответ: "Из Севастополя документация не приходила". Нет ответа, а потом в военкомат наш в Белогорске пришло извещение, что нет документации, тогда мне знакомый капитан посоветовал, чтобы я написал в г. Часовой, оттуда дали запрос на г. Пермь, а оттуда уже они переслали в Симферополь извещение. И в нем было написано, что мои документы находятся в архиве г. Симферополя, номер архива такой-то. Вот тебе и ну, поехали туда с женой, у меня правая нога отнималась, ходить не могу, а надо. В старый архив бросился, там мои сестры работали в НКВД, одна была майором, другая капитаном. Архивист пообещал подойти, а меня дежурный не пускает, встали мы в стороне, после вышла к нам женщина и говорит: "Идите в парк Гагарина, ваши документы там хранятся". У этого здания стояла старшина женщина на посту, мы сели на стул, идут две молодые девушки и две чуть постарше. Я объяснил ситуацию, о том, сколько писал, а мне все сообщали, что не приходили документы, после старшая архивистка молодым девчатам говорит: "Ну как же Вам не стыдно! Человек мучается, а архив столько времени лежит у нас!" В итоге выдали мне справку. Так что вот так мне удружили на всю жизнь особисты.
...
- Как бывший военнопленный, не чувствовали ли Вы негативного к себе отношения на Родине?

- Не было такого. Ни со стороны комсомольцев, ни со стороны партийных работников.

В г. Часовой я работал сначала токарем, потом инструктором, после отправили на учебу, на железную дорогу, где я стал помощником машиниста, женился на лаборантке химических веществ для доменных и мартеновских печей. Заработки появились, вроде и устроился, а тянуло все равно в Крым, к матери приехал, но что-то у них не получалось, я ушел в экспедицию и поработал там 4 года, опять скука, а в Зуе у меня родня была. В итоге я пришел в военный совхоз "Гурзуф", хочу устроиться на работу, директор мне говорит: "Ну, давай книжку трудовую!" Я показал ему, он посмотрел и заявляет мне: "Оставь книжку, завтра придешь. Я таких книжек еще не видел, хочу полюбоваться, как работали люди, видел, а вот столько благодарностей еще не видел". Действительно, я ведь там и на досках Почета висел, все было. Вот так я и попал в Крым.

http://iremember.ru/svyazis....-4.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15:34:00 | Сообщение # 263
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Г.К. - Как Вы думаете, почему Вас с Володей не послали на проверку в фильтрационный лагерь?

А.С.- Я думаю, причина только в том, что мы вышли из немецкого тыла в составе армейской разведгруппы, нас видели в деле разведчики и верили нам, а рекомендации и просьбы Самойлина убедили начальника штаба бригады полковника Еременко оставить нас в бригаде и даже доверить службу в разведроте. Наверное, сыграл свою роль и тот факт, что мы с Илясовым дважды бежали вместе из плена, и в наших рассказах о деталях побега не было расхождений.

Но вы не переживайте…Бригадный «СМЕРШ» нас проверял неоднократно.
Сразу после получения обмундирования нас «пригласили исповедаться» в отдел контрразведки бригады. Пришлось, помимо устных допросов, собственноручно подробно описывать все свое пребывание в плену на бумаге. И когда мне уже показалось, что с нас окончательно «слезли», вдруг снова меня потянули в СМЕРШ и сказали, что мои «объяснительные бумаги» где-то затерялись и предложили опять все подробно описать. Позже меня проверяли еще два раза, и это несмотря на то, что к «последней проверке», я уже был награжден орденом Славы и тремя медалями «За Отвагу», и имел личную благодарность командующего фронта за успешно выполненное специальное задание. Так что, проверили меня более чем основательно. Но ведь мне страшно повезло, что меня оставили в бригаде и в разведроте. Если бы я попал на «лагерный фильтр», то трудно сказать, какая бы участь меня ожидала. В любом варианте я считался бы - «политрук, попавший в плен», и вряд ли бы принимались в виду обстоятельства моего пленения.

Г.К.- Клеймо - «был в плену», как - то влияло на Вашу армейскую службу?

А.С.- Конечно, в те годы, такой «прокол в биографии» не забывался.

Но, например, мне пришлось побывать в штрафной роте, и я не думаю , что на решение начальства «закатать меня в штрафную» как-то повлиял сам факт, что я когда-то был в немецком плену.

И когда я попал в группу солдат бригады отобранных на Парад Победы, но туда в итоге не поехал, то я не связывал это с моим «черным пятном» в анкете.

С первого дня пребывания в роте меня всегда включали в состав групп выполнявших самые сложные задан по инженерной разведке в немецком тылу.

http://iremember.ru/razvedc....-9.html

Г.К.- А после войны Вас подвергли каким-то репрессиям «за плен»?

Ведь подобных примеров, как «отыгрались задним числом», превеликое множество.

А.С.- В штабе бригады был очень порядочный человек, инженер, капитан Игорь Корчевский. Мы с ним нередко вели откровенные разговоры и доверяли друг другу. Он прекрасно осознавал, что ждет человека с моей «биографией» после демобилизации из армии, и скажем так, «организовал» мне и Володе Илясову «чистые документы» при увольнении из армии.

Он и мои командиры из разведроты вызвали меня и сказали - «Забудь, что был в плену! С самой формировки бригады ты всегда служил в ней, вместе с нами!».

Это благороднейший поступок, и я всегда благодарил этих людей за этот смелый

шаг, понимая, чем они рискуют. Так что, не зря я честно воевал в разведке, порядочные люди и настоящие боевые офицеры это оценили.

Сами подумайте, после войны я получил два высших образования, окончил ВШТ (Высшую Школу Тренеров). Кто бы в сталинские времена бывшему пленному, даже прошедшему все возможные «чекистские» проверки, такое позволил…

http://iremember.ru/razvedc....10.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19:16:24 | Сообщение # 264
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
- Охраняли немцы?

- Только немцы. Хотя были и наши полицейские. Был даже с нашей деревни мой одноклассник. Случайно встретились с ним в Виннице. Даже, когда мы были детьми, он отличался. Его не любили, и не случайно. Говорит: "Я уже присягу принял, помогу и тебе пробиться в полицаи" - "Нет, в полицию я не пойду. Если можешь принеси кусочек хлеба". "Нет, хлеб носить запрещено". Я круглый сирота, родители рано умерли, я их не помню. Рос у бабушки с дедушкой. Окончил среднюю школу, они все сделали, чтобы я стал на ноги. Попросил только сообщить на Родину, что меня видел, чтобы меня не ждали. Я не рассчитывал остаться в живых. Кстати, он остался живым, приезжал, и просил меня не выдавать, что я его видел. Но я не мог скрывать. Он окончил педучилище. После войны работал в школе у нас на родине учителем.

http://iremember.ru/partiza....-2.html

Однажды меня пригласили в Комитет госбезопасности. Я его пожалел, скрыл, подумал: "Молодой, может ошибся". Протокол подписал. Приехал домой - не могу уснуть: "А может он людей расстреливал? Может за ним кровавый след тянется?" Утром встал и пошел: "Знаете, что я сказал неправду".
Потом его арестовали. Он где-то сидел, но остался живой. Единственное пятно на нашей деревне. Из нашей деревни никто не служил в полиции!

http://iremember.ru/partiza....-3.html

- На фронт вы когда попали?

- В декабре 1944го меня призвали. Учился три месяца в Черновицах в запасном полку. В начале апреля - на фронт. Белорусский военный фронт, Первая танковая армия Катукова. Участвовал в прорыве на Берлинском направлении около Кюстрина
...
- После войны происходило дознание, кто кого выдал?

- Я этим не занимался и не могу сказать. Но думаю, что проходило. Я в плену был, но меня никто никогда не притеснял. Я так понимаю, если где, какой попался человек…

http://iremember.ru/partiza....-8.html
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 19:21:06
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19:37:18 | Сообщение # 265
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
через две или три недели таких приключений мы вышли к своим, и нам повезло еще в чем, что сплошной линии обороны где мы выходили не было. Правда, командир взвода в пехоте, на участке которого мы перешли линию фронта начал на нас орать: "Предатели! Надо вас расстрелять..." Но потом нас направили в фильтровочный лагерь. Причем, мы туда поехали сами, без всякого конвоя. Приехали, зарегистрировались, и нам помогло то, что из окружения я смог вынести и предъявить свое удостоверение личности. И особенно мне повезло, что меня хорошо знали артиллеристы из штаба округа, ведь я был командиром единственной батареи "одногодичников".

Всего в этом лагере проверку проходило около двухсот человек. Но нас всех расселили по домам и мы ходили туда только когда нас вызывали, поэтому между собой почти и не общались. И никаких страстей, как это сейчас показывают в кино, там не было. На допросах не били и не давили сильно, просто расспрашивали. Правда, нужно сказать, что и немцы меня в плену не били. Только однажды, когда мы садились в вагоны, то немец вдруг как шарахнул мне палкой по ногам...

Думаю, что в этом фильтровочном лагере я пробыл около месяца. Все писал эти объяснения, да еще сколько... При каких обстоятельствах, как, что, с кем...

Но вот вы думали, что вас могут расстрелять?

Нет, таких плохих мыслей у меня даже и не возникало. В фильтровочном лагере у меня была твердая уверенность, что люди во всем разберутся. Конечно, я прекрасно понимал то, что плен - это определенное пятно на моей карьере, которое повлечет ко мне некое негативное отношение, но я не думал, что меня могут за это расстрелять, в это мне как-то совсем не верилось. Но все-таки нужно учитывать, что это были самые первые месяцы войны, и такой строгости как потом еще не было. Да и фильтровочным лагерем это можно было назвать с большой натяжкой, скорее неким сборным пунктом. Так что какой-то безнадежности или серьезного опасения за свою жизнь у меня, да и у других не было, и мы знали, что вот-вот получим назначение на фронт.

В общем, когда проверка закончилась, видно все сведения насчет меня подтвердились, то мне предложили стать начальником штаба дивизиона бронепоездов.

http://iremember.ru/artille....-6.html

А вообще, большие последствия для вас имело то, что вы побывали в плену?

Конечно. А сколько я написал объяснительных нашему особисту, пока служил в бронепоезде... Причем, у него ведь были осведомители, и только я что-то не то скажу или просто обмолвлюсь, как ему уже все известно, и он меня сразу вызывает... Едва ли не каждую неделю писал по разным поводам...

А потом начальник особого отдела сменился, и вместо этого молодого лейтенанта нам прислали какого-то пожилого. Но проходит месяц-два, а он меня все не вызывает. Тогда я уже сам не выдержал и как-то спросил его: "Вы разве не знаете, что я был в плену? Почему меня не вызываете?" - "Все я прекрасно знаю. А зачем просто так дергать? Работай спокойно, а набедокуришь, вот тогда припомним и старое..." Достойный был человек.

Но вообще еще, когда в Москве мы ждали новые бронепоезда, то я как-то встретил командира полка, в котором служил до войны, Винарского, и он мне сказал примерно так: "Если бы ты вернулся обратно к нам, то всей этой волокиты и неприятностей у тебя бы не было". А так разного рода неприятности из-за плена тянулись до 1953 года, и только после смерти Сталина как будто все сразу прекратилось.
...
однажды Коган даже назначил меня командиром одного из полков, но меня опять не утвердили и прислали на эту должность нового человека.

К тому же я хотел и должен был вступить в Партию еще во время службы в бронепоездах, но ведь свою кандидатскую карточку мне пришлось закопать еще в плену в том сарае. А за ее утерю меня по правилам должны были либо исключить из числа кандидатов, либо из Москвы должны были прислать ее копию. Но на запрос поступил прямой ответ, что все архивы перемешались, и пока нет возможности выслать копию... И я когда сам оказался в Москве и попробовал заняться этим вопросом, то был в архиве и лично видел все эти огромные ряды ящиков с карточками... Поэтому я стал членом Партии только в 1953 году. Но то, что меня из-за плена зажимали, на моем отношении к Партии никак не отразилось. Причем здесь Партия? Никакой обиды у меня не было.

http://iremember.ru/artille....-7.html

И надо честно сказать, что после войны плен мне все время аукался. Например, даже после этой школы меня не утверждали в качестве начштаба бригады, хотя я и там фактически исполнял его обязанности... Подавал документы и в Академию, но мне сразу дали от ворот поворот...

Майором я стал в 1943 году, подполковником в 1948-м, и на этом все, хотя я служил до 1961 года... Командиром полка тоже не хотели назначать... Потом исполнял обязанности начштаба артиллерии дивизии, а это ведь полковничья должность, так все равно не присвоили...

И хотя после смерти Сталина все это прекратилось, все эти бесконечные расспросы, но когда в 1958 году командующий артиллерии 14-й Армии лично рекомендовал меня на учебу на какие-то ленинградские курсы, связанные с ракетами, то даже в "особом отделе" не возражали, но начальник политотдела не дал свою резолюцию: "... он был в плену, а ведь это секретное оружие..."

А уходил из армии я с должности начальника разведки артиллерии 14-й Армии, но мне повезло в чем. У меня знакомый генерал был завкафедрой Кишиневского Университета, и он пригласил меня поработать у него на кафедре. Два года я там проработал, и тут это печально знаменитое хрущевское сокращение армии, когда людей просто выкидывали на улицу... А ведь незадолго до этого я как раз хотел демобилизоваться. И хорошо, что к тому времени у меня уже была квартира, а так бы... Поступил на экономический факультет, окончил его и остался работать преподавателем статистики в Университете. Потом преподавал в институте торговли, работал в НИИ при молдавпотребсоюзе.

http://iremember.ru/artille....12.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19:55:09 | Сообщение # 266
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
- С особым отделом сталкивались?

- Было дело, когда военную комиссию проходил, там сидели два полковника и майор, они стали спрашивать, как в плен попал. Я честно ответил: "Не один я попал, там очутились все". Тут один полковник мне и говорит: "А что ты хочешь сказать, что, и генерал с тобой попал?" Я ответил: "Нет, генерал со мной не попал, потому что он сел на подводную лодку и смылся. Вот поэтому и не оказался в плену". Майор же молчал-молчал, в конце концов говорит: "Все правильно рассказал, я там был, и все знаю, он говорит так, как действительно было".

http://iremember.ru/pekhoti....-4.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20:08:06 | Сообщение # 267
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Последние полгода работал на ферме батраком. Когда вернулись после войны в СССР, в Выборге всех перегрузили в теплушки, и мимо Ленинграда на полярный Урал, в лагерь для проверки. Мне повезло - во-первых, были ясны обстоятельства, при которых я попал в плен, к тому же в моем карточке военнопленного в Финляндии, были зафиксированы мои две попытки побега, и меня освободили через полгоада. Так что в 1945 году я уже был в Ленинграде и поступил в Электротехнический институт, ЛЭТИ.

http://iremember.ru/svyazis....-2.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20:13:40 | Сообщение # 268
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Мы с другом спрятались в неразберихе в подвале, а наших товарищей немец дальше погнал. Ночь просидели, на второй день выходим, просим у немцев хлеба, "брот", а они показывают: "Рус! Рус!" Смотрим - на станции и у поезда русских до черта, откуда они только взялись, грабят этот поезд, и немцы, и русские грабили. Я зашел в вагон, смотрю, в котелке похлебка, для офицеров, видно, готовили, поел. Также в купе немецкий костюм висел, красивый.

Потом нас, всех русских, комендатура собирает, и гражданских, и военнопленных. Начинают сортировать, где кто был, что делал, в каком лагере. Когда мы шли, мимо нас часть из РОА шла к Праге, ее солдат тоже комендатура забрала. Одного запомнил, рыжий весь такой, его сразу забрали, кто был в РОА, тех сразу от нас отсеяли. А нас сортировали, особый отдел этим занимался. Та воинская часть, что нас сортировала, в тяжелых боях была, у них оставалось процентов 20 личного состава, нас, молодежь всю в эту часть влили. Так я попал в 293-й гвардейский стрелковый полк, там уже все ветераны, смотришь, по две-три "Славы" у них. В июне собирают нас, и пешим строем отправляют в Россию. Дошли до Бобруйска, там нас снова начали сортировать, организовывать батальоны, и по рабочим лагерям. Наш батальон, 500 человек, попал в Свердловскую область, г. Краснотурьинск, другой батальон в Кемерово, третий - в Тагил. Рабочей силы на Урале и в Сибири не хватало, мы приехали, а там работают девчата молодые и подростки 15-16 лет. В Краснотурьинске поволжские немцы большой алюминиевый завод построили, а военнопленные немцы - дома для рабочих. Они за проволокой жили, но пленные и поволжские отдельно, кормили их хорошо, условия лучше, чем у нас в плену были. Также лагеря с нашими заключенными были, в том поселке, где я жил в бараке, через проволоку жили заключенные. Человек 150 из нашего батальона на ТЕЦ отправили, остальные на завод попали - электролизниками, глиноземщиками. Часть отправили на лесоразработки. С декабря месяца 1945 г. по 1970 г. я работал электриком в г. Краснотурьинске, сначала на ТЭЦ, потом на в заводском цеху. Условия у меня как у бывшего военнопленного сначала были неважные, смотрели косо. Когда нас привезли, молодежь, особенно комсомольцы говорили: "Вы такие-сякие, изменники Родины!" Их же так воспитывали, у нас военнопленных не должно было быть. А кто воевал, их ведь много тогда было, в моем цехе 90% воевали, они нормально относились. Но к 50-м гг. начали люди из военнопленных в партии восстанавливаться, все нормально стало. Мне первую медаль вручили в 1965 г., "20 лет Победы в ВОВ".

- Когда Вам выдали паспорт?

- В 1946 г. я в первый раз в отпуск поехал, тогда и паспорт выдали. А так людей продолжали отсевать, выявляли, кто полицейским был, кто еще кем. Но расстрелов военнопленных не было, условия были нормальные для работы.

http://iremember.ru/pekhoti....-2.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20:20:32 | Сообщение # 269
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Американцы меня уговаривали: оставайся у нас. Поедешь в Америку! У вас Сталин всех пленных предателями считает! Я не соглашаюсь: хочу домой!
В общем, американцы передали меня нашим, в Дессау, на Эльбе. Поместили меня в контрольно-фильтрационный лагерь - КФП-224. Допросы. По каждому факту свидетелей нужно назвать. Побег был - свидетели. Бунт на шахте был - свидетели. Делали запросы. Ну, по горячим следам свидетелей быстро нашли, все подтверждения собрали. Я стал проситься в армию - дослужить. Но медкомиссия меня домой отправила.
Долго я в Томск возвращался. Доехал. Подхожу вот сюда, где сейчас телецентр, - я до войны тут жил, и сейчас неподалеку. Башня стоит, - а чего-то не хватает. Поглядел… Леса нет на кладбище.
Устроился на работу. В военкомат вызывали, конечно. Первые три года особенно часто - вызывали, проверяли. Я понимаю: так нужно было. Я не в обиде…

В последний раз в военкомат меня пригласили в 1953 году. «Вот вам награда за стойкость и мужество, проявленное в немецких лагерях», - сказал военком и вручил мне орден Красной Звезды.

http://iremember.ru/artille....-2.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20:32:59 | Сообщение # 270
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Н.Ч. - Когда освободили ваш лагерь?

К.Р.Л. - Дату я помню совершенно точно - 11 апреля 1945 года. Видно фронт был уже совсем где-то рядом, поэтому немец пару дней за нами не приезжал. Где-то часа в два ночи вдруг раздалась стрельба, это перебили охрану лагеря, и нам отворили двери барака... Мы начали выбегать наружу, но я лично видел, как многие узники умирали от счастья... Нас освободила какая-то часть Красной Армии, где-то полк, наверное, вошел на территорию лагеря.

Н.Ч. - А немцы перед самым освобождением не хотели уничтожить оставшихся узников?

К.Р.Л. - Может быть, они и хотели, но, наверное, они больше думали о том, как бы спасти свою шкуру, поэтому массовых казней в эти последние дни у нас не было.

Н.Ч. - Что было дальше? Вам устроили какую-то проверку?

К.Р.Л. - Нет, никакой проверки вообще не было. Нас только записали, выписали документы, и тех, кто подходил по здоровью забрали в армию, сразу переодели в неновую форму. Я попал в какую-то сводную часть, и пешим ходом нас отправили аж в Одессу...

Новость о Победе застала нас в румынском городе Клуж, и мы прошли через него парадным строем...

На пересыльном пункте в Одессе я пробыл недолго, был какое-то короткое время шофером у дважды Героя Советского Союза полковника Артеменко Степана Елизаровича, а потом меня отправили в Кучурганы на танко-ремонтную базу. Там мы делали капитальный ремонт старых танков, и отправляли их китайцам. Где-то год я там прослужил, а потом меня перевели в Кишинев, в пехотный полк 49-й Гвардейской дивизии, но занимался я там обслуживанием техники. Мой год демобилизовался в 1950-м, но я решил остаться на сверхсрочную службу. Дослужился до звания старшины, стал командиром транспортного взвода.

В 1956 году меня с моим взводом в составе сводного полка Одесского военного округа отправили на полтора года на целину. За ударный труд нас там наградили переходящим Красным знаменем.

Н.Ч. - За что вас выгнали из армии?

К.Р.Л. - Когда в 1957 году мы вернулись с целины, меня решили отправить на курсы младших командиров, но я отказался. Правда, они, наверное, не ожидали моего отказа, поэтому заранее начали готовить на меня документы, и началось...

В тот день, когда меня вызвали в контрразведку нашей 14-й Армии, я был дежурным автоинспектором по городу, но для чего меня вызвали, не знал. Забрали у меня пистолет и начали допрашивать. Вел допрос сам начальник контрразведки генерал Зайцев, и он мне показал толстую папку с моим делом. Оказывается, они собирали на меня разные данные, даже сделали запрос на мою родину в Крым, и только тогда выяснилось, что я служил под фамилией матери, и под другим именем...

Н.Ч. - А почему когда вас освободили, вы так и оставили себе фамилию матери?

К.Р.Л. - Честно говоря, просто побоялся... Но о том, что я был в плену, было записано в моих документах, и кому было положено, тот об этом знал. И начал этот генерал Зайцев на меня кричать: "Почему ты попал в плен?.. Почему ты не застрелился?.. Говори правду, кто ты такой?"... Я им объяснил, как все было, но их это не устроило. Меня очень сильно избили, отбили все, что только можно... А эта сволочь опять за свое: "Как ты мог сдаться в плен?" Я ему объяснял, так мол и так было: "А вы бы что на моем месте сделали?" "Я бы застрелился", как будто я не видел, какие там командиры сидели...,

Тогда он мне говорит: "Если бы сейчас был жив Сталин, то мы бы тебя расстреляли... А знаешь, что я могу посадить тебя сейчас в тюрьму?" На что я ему ответил: "Если вы считаете, что так будет лучше - сажайте! Раз вы считаете, что я чем-то провинился, или кого-то обидел, то сажайте меня"...

Продержали меня до четырех часов утра, отобрали все документы, и вышвырнули на улицу... Только предупредили, чтобы я никому ничего не рассказывал, и через пару дней уволили из армии... И хотя у меня были прекрасные репутация и характеристики, но за меня так никто и не заступился...

Забрали у меня абсолютно все документы, ведь они были выписаны на имя Александра Сахарова, ни пасспорта, ничего мне не оставили... Просто вышвырнули меня на улицу, и иди куда хочешь... А куда без документов деваться, как жить, как на работу устраиваться? Так я намучился тогда, пока хоть паспорт получил...

Тогда же в 1957 году устроился механиком на комбинат "Искож", и проработал на нем вплоть до 2005 года, ушел на пенсию только в 80 лет. Я может и сейчас бы там работал, но перенес пару операций, инсульт, ослеп почти, так что пришлось уйти... Там ко мне относились прекрасно, не обижали никогда. Я был механиком цеха, у меня за все эти годы работы 750 (!) рацпредложений, масса грамот и благодарностей...

Еще в советское время я попытался восстановить документы, ходил в военкомат, что-то там просил, доказывал, ведь все это время я даже не считаюсь участником войны... Но документов же никаких нет, к тому же эти военкомы часто менялись. А с одним из них я даже подрался: он меня ударил, я ответил... И при советской власти были такие, кто тебя и закопает, и прибьет... Тогда я плюнул на все это дело, и решил, что и так проживу...

Сейчас нам с женой помогают в одной еврейской организации, но когда я попросил их помощи, чтобы как-то меня признали узником фашистских концлагерей, один молодой человек мне там ответил: "А как же вы вернулись из плена без документов?"... О чем с этими людьми можно вообще говорить?!. Что им объяснять? Что ночью нам отворили ворота, и мы разбежались?..

http://iremember.ru/pekhoti....-3.html
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 20:36:23
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 21:50:11 | Сообщение # 271
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Решили при отходе немцев укрыться в бетонированном подвале.
В ночь на 25 апреля 1945 года мы не спали. Судя по грохоту разрывов и автоматному огню, бой шел совсем рядом. Несколько подвыпивших немецких солдат зашли к нам в сарай. Я слышал, как они говорили, что надо скорее уходить. Один из этих солдат, увидев нас, спросил своих товарищей: "Что делать с этими свиньями русскими? Неужели их так оставим? Я брошу гранату". К счастью, другой возразил: "Не надо, и так много пролито крови". И споря, они ушли. Я понял, что уходят последние немцы, и теперь возможно появление власовцев. Крикнул: "Товарищи, пора вниз!" И все спешно спустились в бетонированный погреб.
С минуту на минуту мы ожидали появления этих бандитов, которые могли расстрелять нас или забросать гранатами. Как мы хотели в этот момент иметь оружие. Хотя бы две-три винтовки с патронами. Мы бы не стали прятаться, а достойно встретили бы этих изменников. Но наши руки были пусты. Так прошло несколько тревожных часов, во время которых мы чувствовали себя между жизнью и смертью. Стрельба наверху постепенно затихла, и, наконец, наступил рассвет. Один из нас вышел осторожно посмотреть, что творится наверху. Скоро он вернулся с радостным криком: "Американцы пришли, мы свободны!"

http://iremember.ru/artille....28.html

Американцы длинными колоннами грузовиков вывозили пленных немецких солдат на запад. Однажды колонна остановилась, и кузов ближайшего грузовика оказался рядом с окном дома, в котором я жил. Окно было открыто, и около него сидела Роза с каким-то шитьем. Один из пленных немецких солдат сказал Розе: "Привет Родине". "Привет", - холодно ответила Роза и поспешно закрыла окно.
Так прошло десять или двенадцать дней житья в Бюсингене. Отдохнув, наша команда решила, что надо продвигаться в сторону города Ильм на Дунае, в округе которого мы находились. Там по слухам американцы собирали бывших советских пленных для отправки на Родину. Я стал уходить из Бюсингена, прощаться с хозяевами, благодарил их за гостеприимство. Фрау (хозяйка) вдруг прослезилась, поцеловала меня (немки очень сентиментальны) и сказала: "Твои товарищи - хорошие люди, но ты, Михель, лучше их всех. В наших газетах писали, что когда вы вернетесь в Россию, Сталин вас всех пошлет в холодную Сибирь работать под землей в угольных шахтах. Мы советовались с мужем и решили предложить тебе остаться у нас совсем. Мы достанем тебе немецкий паспорт, женим на Розе и дадим тебе две коровы". Я был растроган. Подумать только, две коровы и Розу в придачу! Поблагодарил, но отказался, сказав, что я русский, и что бы ни случилось, мое место в России.
Мы всей компанией отправились в путь и к вечеру остановились в небольшой деревне, где бургомистр развел нас на постой по домам. В этой деревушке мы пробыли не долго. Узнали, что неподалеку располагается какая-то воинская часть американской армии, которая уже отправила на грузовых машинах бывших пленных в сборный лагерь в Ульме. Я с несколькими товарищами отправился в эту воинскую часть. Нас принял какой-то американский майор. Я отрекомендовался как старший лейтенант советской армии, представляющий группу бывших пленных, желающих быть отправленными в сборный лагерь. Я говорил по-немецки, переводчица, молодая немка, переводила майору на английский, а мне с английского на немецкий. Майор держал себя довольно надменно, с усмешкой глядя на наш обтрепанный вид. Сам сидел, а нам даже не предложил сесть. Сказал, что завтра утром в деревню, где располагалась наша группа, пришлет грузовики, которые перебросят нас в лагерь, где будут нас кормить, и где мы получим одежду и обувь. Во время переговоров переводчица очень волновалась и путалась, начиная говорить мне по-английски, так что приходилось поправлять ее: "Biette deitsch (пожалуйста, по-немецки)". Майор сдержал свое слово, и на следующее утро на грузовых автомашинах нас перебросили на довольно большое расстояние, в город Ильм в верховьях Дуная. Мы прибыли туда 12 мая 1945 года. После некоторых поисков мы нашли, наконец, и лагерь, который был организован американским командованием и располагался в бывшем немецком кзрменном городке. Светлые и просторные жилые корпуса окружали больший плац. Тут были также столовая, кухня, склады и другие подсобные помещения. Нам предложили вымыться под горячим душем, а затем выдали каждому две пары трофейного трикотажного белья, американское диагоналевое светло-зеленое обмундирование, брюки навыпуск, рубашку с нагрудными карманами и прочные желтые кожаные ботинки. Все это было не новое, но дезинфицированное и находящееся в хорошем состоянии. Мы с удовольствием вымылись и сбросили с себя немецкое тряпье, к тому же еще и меченое в нескольких местах большими буквами SU. Каждый из нас получил койку с постельным бельем и два серых байковых одеяла, немецких, солдатских. На чердаке казармы раньше располагался немецкий склад обмундирования. Он был уже разграблен. Но все же я нашел там еще добротную и почти новую французскую зеленую солдатскую шинель. Это было очень кстати, так как моя отечественная шинель совершенно износилась и оборвалась. Мне пришлось ее с сожалением бросить.

http://iremember.ru/artille....29.html

В подвале казармы при немцах, видимо, помещалось увеселительное пивное заведение. Об этом свидетельствовали расписанные и размалеванные стены различными картинками с шуточными и нешуточными надписями. Здесь были изображены и фривольные сценки с обнаженными красавицами. Одна картина, исполненная цветными карандашами, была весьма многозначительна. Она изображала отъезд эшелона с солдатами из Ульма на восток. Эшелон провожал ангел-хранитель, который благословлял отъезжающих и, согласно надписи, гарантировал им удачу и неприкосновенность. В перспективе был изображен другой удаляющийся эшелон, который в конце пути поджидал черт с большими вилами на фоне пожара. И большая надпись гласила: "На восток, к черту!" Тут уж, как говорится, не убавить, не прибавить.
В этом лагере нас, советских бывших военнопленных, постепенно собралось около тысячи. Организовалось два батальона, во главе которых встал майор Быков. Нас, офицеров, распределили по ротам и взводам. Приказано было нашить на рукава красные угольники, количество которых соответствовало офицерскому званию, как это было принято в советской армии до введения погон. Появился даже свой духовой оркестр, который попал в плен и, желая целиком сохраниться, организовал в каком-то лагере сапожную мастерскую. А в свободное время играли на своих трубах. Несколько раз наши "ульмские батальоны" стройными рядами, с большим красным знаменем и духовым оркестром впереди выходили на прогулку по городу и городскому парку.
Кроме нас, советских, в этом лагере помещались еще поляки, чехи, словаки и югославы. Но они располагались в других корпусах, и мы с ними мало общались. Охрану лагеря несла караульная команда из американских солдат. Американцы не вмешивались во внутреннюю жизнь лагеря. Внутри лагеря они даже редко появлялись. Выход из лагеря в город был по пропускам, незаполненные бланки которых, для оформления, нам выдавала американская охрана. Но дисциплина в лагере отсутствовала. Подчас разыгрывались ужасные сцены. Однажды кто-то обвинил одного человека, что он у немцев был полицаем. Соответствовало это действительности или нет, неизвестно, но толпа накинулась на несчастного и стала его избивать. Американцы, которые просили прекратить самосуд, не вмешивались в расправу и только, когда избиение окончилось, пришли, чтобы подобрать этого человека и отправить его в госпиталь, где он почти сразу скончался. Некоторые раздобыли оружие, ходили по городу и грабили немцев. К счастью, это были единицы. В общем, время было смутное.
Бывая в городе, мы видели разбитые витрины магазинов, окна, закрытые ставнями, закрытые двери домов. Американцы пытались наладить порядок в городе. Однажды мы видели, как около разбитого винного склада наводил порядок военный патруль. Белый офицер кричал на двух солдат негров, угрожая им пистолетов, а те, видимо, прося прощения, стояли перед ним на коленях. Эту сцену с расовым американским акцентом наблюдать было тяжело. На сколько можно было заключить из наблюдения, дисциплина в американской армии была своеобразная. Солдаты не приветствовали офицеров при встрече и вне строя вели себя с офицерами как равные. Солдаты сторожевого поста у нашего лагеря поставили у ворот несколько мягких кресел и, находясь на посту, развалившись, сидели в креслах и курили. В городе, на плацу, стояли американские танки, которые охраняли часовые. Когда наши ребята подошли поинтересоваться танками поближе, то часовые не только не отогнали их, но предложили слазить внутрь танков и посмотреть, как они устроены. Представить себе что-либо подобное у нас невозможно.
Кормили нас очень хорошо. Обеды были из трех блюд с десертом. На кухне главный повар, выдающий продукты и всем распоряжающийся, был американец, а остальные поварята - наши солдаты, добровольцы, оголодавшие в плену. Во время обеда играл даже духовой оркестр. По вечерам часто приезжала кинопередвижка и на открытом плацу демонстрировала американские звуковые и цветные фильмы. Чаще всего это были "ревю", т.е. отдельные эстрадные номера, связанные каким-либо сюжетом. Например, влюбленная пара молодых актеров бедствует и голодает, но не теряет надежды на лучшее будущее. Вдруг удача им улыбается, они привлекают товарищей, организуют ансамбль и с успехом выступают в шикарном варьете. Были и игровые фильмы, но т.к. шли они на английском языке, которого никто из нас не знал, то подчас и сюжет фильма был для нас непонятен. Когда после кино мы ложились спать в казарме, то возникали споры о существе фильма, который каждый понимал по-своему. Например, один говорил: "Какой у нее жених был красивый". Но другой утверждал, что это был не жених, а отец героини, и т.д.
Однажды к нам в лагерь приехало несколько американских грузовых автомашин, в кузовах которых сидело множество людей в серо-зеленой немецкой солдатской форме. Это были власовцы. Машины остановились в середине плаца. Сбежался весь лагерь. Люди кричали власовцам: "Подлецы, изменники, христопродавцы, вон отсюда, убирайтесь, или мы всех вас передушим!" Те сидели смирно в кузовах машин, съежившись, вобрав головы в плечи. Никто из них не отважился даже слезть с машины. К американскому коменданту лагеря отправилась делегация с требованием убрать от нас власовцев. Комендант возражал, что это тоже русские, что "там у вас, в России, разберутся", а он, комендант, не компетентен решать, кто из русских прав, а кто виноват. Тогда ему категорически заявили, что если власовцев поместят в наш лагерь, то к завтрашнему утру из них никого в живых не останется. Комендант в нерешительности подошел к окну. Увидев, что возмущенная толпа, окружавшая машины, кричала и грозилась кулаками, понял, что это не пустые угрозы, и что власовцев действительно надо убирать. Машины с власовцами простояли на плацу часа полтора и, не разгрузившись, куда-то уехали. Вероятно, в лагерь немецких военнопленных. Туда им и дорога!
Город Ульм на Дунае, где мы пребывали в американском лагере в ожидании отправки на Родину, входил в зону французской оккупации. Французские солдаты были одеты в американскую форму, отличающуюся только тем, что низ брюк и верх ботинок были схвачены короткими белыми галошами. На главной площади, перед Ульмским собором, был установлен флагшток, на который утром поднимали, а вечером снимали трехцветный французский флаг под звуки Марсельезы. Обставлялось это весьма торжественно. Впереди процессии шел небольшой духовой оркестр, игравший военные марши. За оркестром шел огромного роста капрал, который почтительно нес на ладонях вытянутых рук сложенный квадратом флаг. За капралом маршировал взвод французских солдат с американскими винтовками. Одновременно по обоим тротуарам улицы шло несколько французских солдат, которые кричали встречным прохожим: "Шапки долой!" Кто не понимал, что от них требуют, или не успевал снять головной убор, тех били по физиономиям. Ввиду того, что прохожие были немцы, непонимающие французского языка, то избиение носило массовый характер. Потом флаг поднимали и около него до вечера стояли сменяющиеся часовые. Вечером за флагом снова приходила та же процессия, и все повторялось в обратном порядке. Конечно, немцы сильно насолили нам и французам, но видеть такое избиение прохожих было омерзительно.
Мы часто ходили гулять по Ульму. Несколько раз мы осматривали старинный ульмский собор Мюнстер. Строительство собора было начато в 1377 году, а закончено только в 1870 году, т.е. строился пятьсот лет. Это было настоящее ажурное чудо, построенное "кораблем" в стиле "пламенеющей готики". Высота колокольни собора составляет 161 метр и, по уверению немецкого путеводителя, является высочайшей в мире. Мы несколько раз поднимались на эту колокольню, к верхней площадке которой ведут 768 ступеней. Сначала винтовая лестница ведет в каменной толще стены, где в нишах стоят скульптурные бюсты многочисленных строителей собора. Высоты здесь не чувствуется. Но потом, в верхней, конической и ажурной, части колокольни, где вместо каменных ступеней установлены металлические, сквозь которые просматривается плщдь около собора, голова начинает кружиться. Видно, как птицы летают ниже. Зато когда поднимаешься до верхней площадки, то открывается чудесный вид на город и его окрестности. К счастью, при бомбежке города американские летчики пощадили это чудесное творение рук человеческих. В одно из посещений, когда с нами вместе был случайно американский офицер, хранитель собора подал нам книгу для почетных посетителей, куда я вписал по-русски: "Группа бывших русских военнопленных перед отправкой на Родину посетила Ульмский собор. Привет соотечественникам. Май 1945г."

http://iremember.ru/artille....30.html

Приходилось наблюдать и тяжелые картины. Город Ульм пострадал от американской бомбардировки с воздуха. Были случаи, когда многоэтажные жилые дома обрушивались, раздавливая подвальные этажи, в которых были организованы бомбоубежища для населения. Пришлось случайно увидеть, как вскрывали одно из таких заваленных бомбоубежищ и доставали оттуда уже разложившиеся трупы.
В городе торговали молочные лавочки. Было открыто и несколько пивных. Как-то мы зашли в одну маленькую пивную и заказали по кружке пива. Хозяйка, веселая, пожилая и толстая немка, узнав, что мы русские, рассказала, что ее муж был в России до войны в качестве специалиста и что он научил ее даже одной русской фразе. Мы попросили ее произнести. Немка подумала и вдруг сказала: "Ах, ты, матушка Москва, золотая голова". Мы все, вместе с немкой, стали дружно смеяться. Но вместе с тем было и грустно, потому что наша "матушка Москва" была удалена от нас не только расстоянием, но и неизвестностью условий возвращения.
К некоторым нашим товарищам в городе подходили какие-то личности (видимо, русские эмигранты) и на русском языке уговаривали не возвращаться на Родину. Утверждали, что бывших пленных сошлют на рудники Сибири. "Оставайтесь лучше на свободном западе, мы достанем вам "нансеновские" паспорта". Насколько я знаю, никого из нашего лагеря этим предателям соблазнить не удалось. Я их видел, но рассказывали, что у этих вербовщиков, зовущих к "лучшей жизни", у самих был потрепанный и жалкий вид.
Однажды нас известили, что лагерь посетит представитель Советского командования. К назначенному сроку оба батальона выстроились четырехугольником на плацу с красным знаменем и оркестром. Когда советский офицер приехал в джипе на плац, оркестр заиграл Интернационал. Прибывший офицер был удивлен, увидев стройные колонны людей в светло-зеленой форме, красное знамя и музыку. И мы с любопытством и волнением его рассматривали, видя впервые советского офицера в новой форме с погонами. Он вошел в центр построения и скомандовал: "Офицеры на середины!" Мы вышли, но вслед за нами, ломая строй, сомкнулись и все остальные. Увы, дисциплины хватило только на первоначальное построение. Тогда прибывший офицер вместе с командным составом перешел в помещение казармы, где обратился к нам с речью, а затем ответил на наши вопросы. Он призывал всех скорее вернуться на Родину (что было и нашим желанием). Говорил, что Родина знает о наших муках, что виноватые (если такие среди нас есть) не должны опасаться преследований, т.к. будут прощены, и проч. Мы знали заранее, что может сказать такой представитель, но все же желали услышать это. Некоторые из нас просили этого офицера взять у них письма для отправки на Родину, но он отказался, заявив, что для этого "еще будет время".
В ульмском лагере мы пробыли почти месяц. Наконец, 9го июня 1945 года были поданы американские грузовые машины для нас. Было разрешено взять с собой каждому пару байковых одеял. Шоферами были американские солдаты-негры, которые лихо вели автомашины. Сначала мы ехали на восток. Промелькнули города Аугсбург и огромный Мюнхен. Потом повернули на север, выехали из Германии и въехали в Чехословакию. Остановились в городе Пьлзень, известном своими пивными заводами. Но, увы, знаменитого пива мы не попробовали. Разгрузились на железнодорожной станции, где для нас был подан эшелон. Это были открытые товарные вагоны для угля, защищенные только с боков щитами и без крыши. Только один вагон был пассажирского типа для офицерского состава. Погрузились, и на следующее утро, 10 июня 1945 года, эшелон двинулся. Мы были в радостном состоянии. Надеялись, что едем прямо на Родину. Глупые большие дети! Мы не подозревали, что путь до Родины был еще сложен и очень далек.
В тот же день, проезжая по Чехословакии, мы пересекли демокрационную линию, разделяющую американские и советские войска, и очутились в своей, советской зоне. Здесь, на одной из железнодорожных станций, мы встретили первую воинскую советскую часть. Мы были очень взволнованы. Вот она, уже не Красная, а Советская Армия, родная, победительница, прошедшая с боями половину Европы. Непривычно было видеть новую форму, гимнастерки со стоячими воротниками и погонами на плечах. По-разному отнеслись к нам эти люди. Кто безразлично, а кто и вовсе враждебно. Они не хотели понять, что мы, вынесшие на своих плечах первый, самый тяжелый период войны, обеспечили и их последующий успех.
Позже один из товарищей по несчастью рассказал мне, что при возвращении из плена, когда их привезли в советскую зону оккупации, и они увидели первого советского солдата, часового у шлагбаума, то, радостные и безмерно счастливые, стали восторженно приветствовать его. Но солдат молча и с презрением отвернулся. Так радость возвращения была омрачена.
Увидев первых советских солдат, мы поняли, что через полевую почту этой воинской части сможем послать письма на Родину. Я наскоро написал два одинаковых коротких письма в Москву на имя матери, заклеил в самодельные конверты и стал упрашивать отправить их. От солдат, к которым мы обращались, требовалось лишь внизу конверта поставить номер полевой почты части, фамилию отправителя и сдать почтальону своей части.
Лишняя забота. А что значили эти письма для наших семей, которые уже несколько лет считали нас погибшими! Я все же упросил двух человек отправить мои письма. Один из них был старшина, другой - простой солдат. И правильно сделал, потому что, как потом оказалось, из двух писем дошло только одно. И теперь, через десятилетия, я с благодарностью вспоминаю того хорошего человека, который переслал семье мое первое письмо. Пусть он будет долголетен, здоров и счастлив.
Много дней спустя я узнал, что в Москве это письмо получила моя сестра Анюта. Она даже испугалась. Ведь неизвестно, какую новость мог принести этот конверт, отправленный неизвестным человеком. Сначала она прочитала одна, потом вбежала в другую комнату к матери и крикнула: "Мама, Миша жив, письмо прислал!" В письме было всего две строчки: "Мои дорогие! Я жив, здоров и надеюсь на скорое возвращение. Миша". В тот же день, руководствуясь каким-то седьмым чувством, к матери пришла моя жена и тоже узнала, что она не вдова.
Итак, покинув сферу американского влияния, мы очутились в советской зоне, хотя все еще на чужой, чехословацкой, земле. Но кажется, ничто не изменилось, потому что никому до нас не было дела. Начальником эшелона, как старший по званию, был все тот же майор Быков. Он заперся в отдельном купе со своими дружками адъютантами, никуда не выходил и ни во что не вмешивался. Говорили, что он получил у американцев продукты в размере дневного рациона для всего эшелона, но его не раздал. В самом деле, зачем раздавать, когда можно все присвоить себе? Этот же Быков или его дружки достали где-то спирт, и целые дни в их купе шла попойка. Таким образом, эшелон остался беспризорным, без начальства и руководства. И двигался по воле комендантов станций, которые отправляли его куда-нибудь, лишь бы с глаз долой. А если нельзя было отправить, то задвигали его надолго на запасные пути. Мы двигались сначала по Чехословакии на Прагу, потом, обогнув ее, въехали на пару дней в Германию, потом опять в Чехословакию (Граден Кралевский), потом попали в Силезию. Это была уже Польша. И здесь три дня стояли (16-18 июня) без движения на станции Большевицы близ города Катовицы. Наш эшелон был, как "всадник без головы" Майн Рида, который ехал туда, куда его везла лошадь. Мы болтались по разным направлениям из страны в страну, пересекая границы, которые сразу после окончания войны как бы не существовали.
Другая, и притом большая, беда была в том, что мы не получали никакого продовольственного снабжения. Люди голодали, не имея денег, чтобы купить хоть какие-нибудь продукты. Продавали, что возможно, грабили вагоны с картофелем. В эшелоне началось воровство, грабежи, драки, скандалы. Дисциплина, и ранее почти не существовавшая, совершенно исчезла. Некоторые "пассажиры" эшелона стали его пкдать, решив, что самостоятельно они быстрее доберутся до границ Советского Союза. Конечно, эти люди поступали опрометчиво, потому что одно дело - возвращаться организованно, в окружении товарищей, свидетелей твоего пребывания в армии и в плену, а другое - явиться одному. Ведь у всех у нас не было никаких документов, кроме немецкой металлической пластинки на шее с указанием лагеря и номером. В довершении несчастий к нашему эшелону прицепили вагоны с репатриированными гражданскими людьми. Это была украинская и белорусская молодежь, которую немцы угнали во время войны в Германию на работу. Среди них были девицы, вставшие на путь легкого поведения, решившие, что "война все спишет". Ко всему прочему добавился и разврат. Даже в наш вагон дружки майора стали приводить своему шефу разных разухабистых девиц.

http://iremember.ru/artille....31.html

Мы тоже воровали картофель и варили его в котелках на железнодорожных путях во время стоянок эшелона. На одной остановке, в какой-то воинской советской части, я для себя и своих товарищей выпросил несколько разбитых буханок черного хлеба. Во время трехдневной стоянки близ города Катовицы мы съездили на рынок. Там я продал одно из своих байковых одеял за 170 злотых. Это дало мне возможность за 70 злотых купить две буханки белого хлеба. Представляю зрелище: я в американском обмундировании стою на рынке в Польше и продаю немецкое одеяло, потому что мне, русскому, нечего есть.
Дальше так продолжаться не могло. Надо было что-то решать. И судьбу эшелона взяла в руки все та же инициативная группа: Локтев, Семенов и я, которые по-прежнему держались вместе. Только теперь вместо пропавшего Смирнова к нам присоединился Лесневский. Мы поскандалили с очередным комендантом станции, и 19го июня он направил наш эшелон к советской границе, на Брест-Литовск. Но наша радость была преждевременной. На следующий день нас догнала какая-то телеграмма, и эшелон вернули на станцию Терновицы близ города Ченстохова. И мы снова на три дня приросли к запасным путям. Здесь мы произвели подсчет наличного состава. Из тысячи человек, выехавших из Ульма, осталось всего 676. Это значило, что около 30 % людей покинуло эшелон. Зато прибавилось восемьсот репатриированных гражданских, о которых мы тоже должны были заботиться.
24 июня мы случайно узнали, что недалеко от нас, в городе Оппельн (который раньше входил в состав Германии, а теперь становился польским Ополье), существует советский лагерь № 241 для бывших военнопленных, возвращающихся из Германии. Мы перекричали нескольких комендантов станции и повернули наш эшелон на Оппельн. Небольшой городок был мало разрушен, но совершенно пуст. Немцы увели население при отходе, а поляки его еще не заняли. Я и Лесневский отправились в город, отыскали лагерь и договорились с комендантом о приеме эшелона. Нельзя сказать, что комендант был обрадован свалившейся на его голову голодной ораве, но согласился принять нас. 25 июня мы разгрузились в Оппельне и расквартировались в лагере. Нас, наконец, стали кормить. Хуже, чем американцы, но лучше, чем немцы. Что касается начальника эшелона майора Быкова, то по прибытии в Оппельн он со своими дружками и чемоданами вдруг тихо исчез. Об этой потере мы нисколько не пожалели.
Лагерь как лагерь - бараки, окруженные проволокой. Впрочем, вход и выход из него были свободными. В нем формировались маршевые роты и батальоны для отправки их в различные воинские части в качестве рабочей силы. Командный состав комплектовался из нас, бывших офицеров. Нам с Локтевым опротивели эти лагеря. Мы хотели, наконец, какой-то полезной деятельности, а потому и записались в первый формирующийся батальон. Мы надеялись также, что это приблизит нас к возвращению на Родину. И Локтеву, и мне дали по взводу рядового состава.
В этом лагере мы с Локтевым пробыли всего пять дней. Первого июля в составе батальона мы вышли пешим маршем на Штетин. На предстояло пересечь всю бывшую немецкую землю, что теперь отходила к Польше, с юга на север протяженностью 450-500 км. Батальон направлялся в распоряжение военно-строительной организации, которая прислала за ним младшего командира и нескольких солдат, которые служили нам проводниками. Командиром батальона был назначен Сергей Азинцев, интеллигентный, красивый и симпатичный человек, окончивший Киевский Университет, математик и физик. Остальные офицеры были из окружения Азинцева, вместе с ним отбывавшие неволю в плену. Шли пешком, наш немудрый багаж везли на повозках, где находились и продукты, которые нам дали на первые дни пути: черный хлеб и картофель. Было голодновато при непрерывном марше.
Ночевали в попадающихся по дороге деревушках и городках. Все пустынно, жителей нет. 2го июля прошли через городок Бриг. И там пустота. Жители ушли вместе с немцами или были выселены вместе с поляками? Шли по прекрасной автостраде. На следующий день, 3го июля, мы встретили грузовую автомашину с продуктами, высланную нам из Штетина, из воинской части. С этого времени питание наше улучшилось. В ночь на 4е июля мы ночевали в покинутой деревне под Бреслау, видимо, в барском доме. Мебель поломана, на полу солома. Разбросано много немецких книг в красивых переплетах. В один их последующих дней в пустой и полуразрушенной деревне, в доме, мы видели умирающего старика немца. Он лежал, всеми покинутый и одинокий, в постели. Картина тяжелая, но помочь ему мы ничем не могли. Судя по карте, город Дрезден не находился на нашем пути, но я отлично помню, что мы проходили по его улицам. Часть кварталов города лежала в развалинах, будучи разрушенными американской бомбежкой с воздуха. Прошли мы и мимо знаменитой картинной галереи с ее оригинальным зданием, которое я сразу узнал по виденным ранее снимкам. Сожалел, что нет времени для ее осмотра. Я тогда не знал, что она была пуста, т.к. картины из нее были вывезены.
Седьмого июля прошли через город Любен. Я растянул сухожилие на правой ноге и часть пути стал ехать на повозке, когда была хорошая погода, и лошадям было легче везти. И здесь населения не было, а дома были разбиты прокатившейся войной. Стали встречаться поляки. Это были организаторы перехода сюда, на новые земли, польского населения. Они гордо разъезжали верхом на лошадях в своих конфедератках. Девятого июля прошли через городок Грюнберг. В этих местах немецкое население было только недавно выселено поляками. В домах полный разгром. Наши ребята набрасывались на разное барахло, которое валялось в домах в огромной количестве. В эти дни я написал в своей записной книжке: "Как хочется поскорее прибыть в часть, стать снова полноправным гражданином, поработать для Родины и забыть этот проклятый плен, позор которого до сих пор волочится за нами. Здесь, на чужбине, мы по-настоящему научились любить Родину".
Десятого июля был устроен однодневный отдых на реке Одер, в местечке Обервейнберг. Купались, стирали свое белье и одежду, отдыхали. Квартировали в старинном барском замке какого-то сбежавшего помещика. Рядом, в деревне, жило много немок, некоторые с детьми. Они были в свое время эвакуированы из центральных областей Германии. Веселые, хорошо одетые, хотя жилось им, видимо, нелегко. К нам в замок эти немки пришли целой компанией. Мы угостили их обедом, который они поглотили с удовольствием. Мне, как знающему немецкий язык лучше других, пришлось быть переводчиком. На вечер немки пригласили нас к себе в деревню, с тем, чтобы мы пришли с ужином и вином. Мы с Локтевым воздержались от этого посещения, но часть наших офицеров пошли и заночевали там. На следующее утро, когда мы стали строить наших солдат в походную колонну, увились и наши "донжуаны". Они хвалились, что спали с немками, что не надо ротозейничать, а надо пользоваться жизнью и проч. Мне говорили: "Они все спрашивали о тебе, где же наш долметчер (т.е. переводчик), потому что там была и одна свободная немочка". Забегая вперед, следует сказать, что через некоторое время, после прибытия в часть, двух из "донжуанов" пришлось отправить в венерологический госпиталь.
Со мною произошло в пути не совсем приятное приключение. Во время похода командир послал меня подтянуть отставшую группу солдат. Я взял у одного из наших офицеров, Синявского, велосипед и покатил по шоссе. Встретилась рота наших советских солдат с офицером. Шли они не строем, а какой-то толпой. Я свернул с дороги на обочину, чтобы их пропустить. Вдруг офицер показал пальцем в мою сторону. Несколько солдат набросились на меня, стащили с велосипеда и стали пытаться сорвать с меня одежду. Я был одет в американское обмундирование, в светло-зеленую шерстяную рубашку, заправленную в такие же брюки под ремень. Я стал отбиваться и крикнул: "Что вы делаете? Я советский офицер и старший лейтенант!" Один из солдат прорычал: "Были Вы когда-то старшим лейтенантом". Но. Видимо, мои слова и энергичное сопротивление произвели какое-то отрезвляющее действие на этих разбойников, и они оставили меня в покое.Н велосипед они все же отобрали у меня, и мне потом было очень неудобно перед Синявским. Правда, он сам подобрал велосипед в брошенном доме. Но каковы нравы стали в нашей армии! Грабеж на большой дороге по приказанию офицера!

http://iremember.ru/artille....32.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 21:52:12 | Сообщение # 272
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Мы шли. Миновали Швибус, Мизериц, Ландсберг. 16го июля днем мы подошли к Альдаму, пригороду голода Штетин, конечный пункт нашего похода. В сутки в среднем мы проходили 28-30 км. Город был разделен пополам рекой Одер. Но все мосты, соединяющие обе части города, были взорваны отступающими немцами. Лишь в нескольких местах были сооружены временные мостовые пешеходные переходы. По одному из таких узких переходов длинной цепочкой стал продвигаться наш батальон. Но и здесь были грабители. Какие-то двое солдат в темноте, угрожая автоматами, обшаривали наших ребят, подходивших поодиночке и отбирали все, что могло понравиться этим подлецам. Надо было бы сбросить в воду этих негодяев, но наши люди чувствовали себя бесправными, и к тому же они были безоружны. В этот период начальство вообще смотрело сквозь пальцы на грабежи солдат, считая их своеобразной компенсацией за перенесенные военные тяготы, полагая, что победителям все можно.
Этим же вечером 16го июля мы были зачислены в 19й отряд 22го Военно-строительного управления 2го Белорусского Фронта. С командным составом батальона провел беседу какой-то майор. Он сказал, что мы должны работать по демонтажу части оборудования штетинского порта и портовой электростанции, с одновременной погрузкой оборудования на советские суда. Работа срочная, т.к. надо успеть все это сделать до первого августа, когда порт передадут польским властям.
На следующее утро (без отдыха) наш батальон уже вышел на работу. Первый день мой взвод подтаскивал по каткам демонтированное оборудование от электростанции к причалам. Там в ожидании погрузки уже стояли морские суда. А на следующий день, 18го июля, мой взвод направили работать непосредственно на самом судне, назвав его "трюмной командой". Меня назначили начальником этой команды. Капитан объяснил мне правила погрузки в трюмные отсеки для равномерного распределения грузов, чтобы не нарушать устойчивость судна. Объяснил также, какие грузы куда укладывать. Я встал на мостик, откуда мне был виден причал с грузами и открытые отсеки трюмов. И стал командовать погрузкой. Грузы подавались кранами непосредственно в трюмы, где мои люди принимали и укладывали их. Наиболее сложной, ответственной и опасной была погрузка больших паровых котлов. Тут уж сам капитан помогал мне, или вернее, я ему. Так, совершенно неожиданно, я стал "докером".
...
Год спустя, находясь в проверочном лагере, где мы, бывшие военнопленные, проходили так называемую "фильтрацию", я видел, как сержант караульной команды за какую-то провинность бил по щекам своего солдата. В этом лагере мне пришлось разговаривать с одной девушкой, которая сказала, что после освобождения из плена она работала в одной из советских комендатур на территории Германии, и что там тоже при допросах избивали людей.
Работали мы, как и другие отряды, ударно, не считаясь ни со временем, ни с затратой сил, ни с отсутствием техники безопасности. К намеченному сроку работы по демонтажу половины порта с погрузкой на суда были выполнены. В числе немногих и мне от начальника управления, подполковника, была объявлена благодарность в приказе.
...
Отряд перебросили на другие объекты, а меня приказом перевели в штаб военно-строительного управления "для работы по специальности". Так моя "морская карьера" быстро закончилась. В порядке изучения заграничного опыта управлению было поручено организовать выставку строительных материалов Германии. Узнав, что по гражданской пциальности я инженер-керамик, меня перевели из отряда в штаб для работы на выставке по организации отдела кровельных покрытий, главным образом глиняной черепицы. Она была распространена в Германии. На черепицу возглавляли большие надежды, считая, что она является главным кровельным материалом при восстановлении районов, разоренных войной. Я с головой ушел в эту работу, добывая образцы разного типа черепиц, рисуя плакаты, устраивая стенды. Вскоре мне удалось перетащить из отряда на выставку своего друга Локтева. Выставка прошла успешно, и я получил в приказе вторую благодарность. Постепенно из отряда в штаб перевели и других наших товарищей: Азинцева, Бобровского и др. Начальство поняло, что нас выгоднее использовать "по специальности", т.е. на культурной и грамотной работе. Оформили в качестве вольнонаемных. Я, например, получил должность инженера-бригадира. Стали мы получать и зарплату, в основном, в польских злотых и оккупационных марках, а также немного и в советских деньгах.

http://iremember.ru/artille....33.html

В октябре 1945 года меня командировали на северо-запад советской оккупационной зоны Германии, в район Хинтерзее, Иккермюнде, для осмотра кирпичных заводов с целью подбора оборудования для его ремонта и отправки в СССР. Поехал я туда с двумя солдатами на телеге, запряженной лошадью. Нас снабдили продуктами, документами и оружием, т.к. в тех местах, хотя и изредка, но все же действовали немецкие "веервольфы" (военные волки), разбойники, типа партизан. Они обстреливали из перелесков движущийся по дорогам советский транспорт, подкладывали на дорогах мины, натягивали поперек дорог проволоку. Но к счастью, мы с ними не встречались.
За несколько дней мы осмотрели ряд мелких кирпичных и черепичных заводов. Все они не работали. Оборудование в основном было старое, изношенное и маломощное. Однако, кое-что все же можно было использовать, о чем я составил подробный отчет. За время этого путешествия запомнился городок Иккермюнде, расположенный на берегу Штетинского залива Балтийского моря. Из городка открывался прекрасный вид на залив. Немцы в этом крае жили плохо. Крестьяне еще ничего - их земля кормила, но в маленьких городках было плохо и голодно. Я разговаривал с несколькими местными жителями. Все просили хлеба, табаку, соли и спичек. Один старик спросил меня, когда кончится война. И на мой ответ возразил, что для него она еще не кончилась. Я сказал ему, что немцам надо отвечать за то, что огромные пространства в Польше, Украине, Белоруссии и России разорены, что миллионы людей там уничтожены, и что там люди тоже голодают.
...
Права пословица: "Кто везет, того и погоняют". Вот меня и гоняли по разным делам и поручениям. В начале декабря 1945 года меня неожиданно назначили помощником начальника эшелона, который должен был везти в СССР оборудование для строительства генеральских домов-коттеджей под Москвой. Начальником эшелона был назначен кадровый офицер Зальман Ильич Коган. Нам было придано несколько солдат с оружием и человек 30 рабочих для погрузочно-разгрузочных работ. Среди них были и бывшие военнопленные солдаты и репатриированная молодежь, угнанная в Германию. Были и несколько девушек. Народ был недисциплинированный, грубый, ладить с ними было трудно. Они считали, что если война окончена, то они должны быть отпущены домой. В первых числах декабря начались работы с получением вагонов и грузов и их погрузкой. Получали и грузили цемент, пиломатериалы, сантехнику, электрику, разные стройматериалы. Всего 50 вагонов. Три-четыре вагона были оборудованы для обслуживающего персонала, склада продуктов и кухни. Погрузку закончили 14 декабря, но только через девять дней, 23 декабря, удалось выехать. В моей записной книжке (чудом сохранившейся) перечислены названия польских станций, которые мы не столько проезжали, сколько на них стояли; как приходилось добывать паровозы, как скандалить с комендантами и дежурными по станциям, чтобы нас пропускали. Часто приходилось угощать польских железнодорожников закусками с разбавленным спиртом.
...
Продвигаясь черепашьими шагами, мы добрались до границ своей страны (станция Гердацен) только 24 января. Через Польшу мы ехали целый месяц. Из Гердацена нас передали в Инстербург. у был таможенный осмотр с составлением разных пограничных документов и с изъятием того, что могло понравиться налетевшим на нас молодцам-таможенникам. У нас отобрали два радиоприемника, патефон, перины и, уж не помню, что еще. Я вез много интересных, прекрасно изданных иллюстрированных немецких книг. Часть их отобрали. Остальные приказали сжечь. Было очень жаль, особенно классику.

http://iremember.ru/artille....34.html

На следующий день, 25 января, наш эшелон переправили в Тильзит, где поставили на запасные пути. После этого таможенники стали думать, что с нами делать дальше. Дело в том, что наш эшелон был составлен из немецких товарных вагонов узкой колеи, которая здесь кончалась. Дальше шла широкая советская колея, и для дальнейшего продвижения требовалась перегрузка на советские товарные вагоны. А их или не было, или их не хотели нам давать, считая наш груз не спешным. Таможенники думали четыре дня, а на пятый решили разгрузить наш эшелон на товарной базе при станции Помлетен, близ Тильзита. Для этого потребовалось построить деревянные навесы. Построили, разгрузились. Вскоре большую часть нашей рабочей команды приказали отправить в лагерь для репатриированных, для прохождения "фильтрации". Пришлось нам переехать на жительство в какой-то заброшенный холодный дом. То одного, то другого из младших командиров начальник посылал то с донесениями, то за распоряжениями в Управление, в Штетин. Оттуда начальнику и мне было приказано выехать для доклада в Главное Военно-строительное Управление в Москву.
Выехали. Несмотря на сравнительно небольшое расстояние, мы ехали четверо суток, пересаживаясь с поезда на поезд, в страшной тесноте. Ночами пассажиры спали вповалку, лежа, сидя, в самых неудобных позах, не только на полках, но и в проходах на полу. Военные патрули проверяли документы, пролезая через тела, осматривая ночью людей с фонарями. В дном из поездов ночью, когда я, измученный, уснул, у меня украли рюкзак, в котором, кроме моих вещей, была пачка документов, подтверждающих сдачу грузов на базу. Это был удар! Утешились тем, что на обратном пути сможем на базе получить копии этих документов.
Наконец, 10 марта 1946 года в шесть утра мы добрались до Москвы.
...
Неделя пролетела, как в сказке. Дом, жена, мать, родные, Москва. И все это после стольких лет ужасов войны, плена, и скитаний. Трудно, очень трудно жилось в Москве. Голодно, карточки, все ограничено. Но радость встречи все скрашивала. Пришлось, однако, уезжать. 16 марта, когда мы с Коганом выехали окружным путем через Ригу (где я встретился со своей сестрой Анютой), Вильно, Интербург. В Помлетене нас ждали наши солдаты. Началась канитель с претензиями по хранению грузов, ремонтом скороспело построенного навеса, просьбою вагонов, из которой опять ничего не получилось. Наконец, через курьеров, беспрерывно циркулирующих в Штетин и обратно, мы получили приказ вернуться в часть. Начальник уехал раньше, а я с солдатами задержался и выехал днем позже. Это меня чуть не погубило. На пограничной станции Гердацен при оформлении моих выездных документов возникла задержка. Я был явный офицер, во главе команды и в форме, но без погон. Вольнонаемный? Но тогда почему без паспорта? Мне отказывали в выезде. Тогда я сказал, что меня это очень устраивает, что я сыт этой Германией по горло! Пусть они напишут на моей командировке обоснование отказа, и я с удовольствием вернусь в Москву в военно-строительное управление и к своей семье. Это подействовало, и на мою командировку поставили штамп, разрешающий выезд. Почему я хотел возвращения в часть? Потому что возвращаться в Москву после плена без реабилитации, без восстановления офицерского звания было нельзя. А пройти "фильтрацию" я мог только в кругу своих товарищей, которые знали меня по фронту и плену.
После трех дней путешествия по Польше, пересаживаясь с пассажирских на товарные поезда и обратно, мы прибыли в Штетин, в свою часть. Там меня уже ждали мои товарищи, чтобы вместе отправиться в проверочный лагерь для прохождения "фильтрации". 10го апреля 1946 года всех бывших офицеров, которые служили вольнонаемными, посадили на грузовик и отправили в город Франкфурт на Одере. Перед отъездом нам раздали небольшие одинаковые бумажки, на которых было изображено, что такой-то человек (имя рек), являющийся с его слов бывшим офицером советской армии, с такого-то по такое-то число работал при такой-то воинской части и за время работы дисциплинарных взысканий не имел. Не правда ли, здорово получить такую рекомендацию после десяти месяцев усердного труда? Я, например, командовал погрузкой на суда, организовывал выставку, отыскивал оборудование для демонтажа, был помощником начальника эшелона, занимался художественной самодеятельностью. Получил три благодарности в приказах и премию. И обо всем этом предпочли умолчать. Командование части гарантировало себя со всех сторон. И не знаем, кто он, и не заем, как работал. Знаем только, что взысканий не имел. Есть ли предел человеческой подлости?
Ехали мы на автомашине из Штетина во Франкфурт целый день, через Шведт, Ангермюнде. В середине дня остановились и обедали в придорожном "гастхаузе". Вы пили какого-то дрянного вина. За вино и оркестр с нас содрали бешеные деньги. Не жаль было этих злотых и оккупационных марок, за которые фактически нельзя было ничего купить в этой разоренной стране. Уже ночью приехали во Франкфурт на Одере в репатриационный лагерь №232.
Лагерь, опять лагерь! Он расположился в бывшем немецком казарменном городке. Кроме нас, бывших офицеров, проходящих здесь "фильтрацию", проходили проверку также "репатрианты", т.е. советские граждане, увезенные немцами для работ в Германию и эвакуированные немцами в Германию при их отходе. Здесь же помещался и венерологический госпиталь. Сеи репатриированной молодежи было много больных. Но родину отправляли только прошедших курс лечения. Был здесь и центр по сбору беспризорных детей, которых отправляли в детские дома на Урале. Тут были и брошенные дети советских граждан и непонятно, какие, возможно, немецкие, французские дети. Были очень маленькие, которые сами не знали, кто они, и как их зовут. Таким надевали фанерную бирку на тесемке на шею с надписью и, например, говорили: "Ты будешь Ваня Солнцев, а ты - Маша Васильева". В этот лагерь ненадолго поступали и иностранные пленные, преимущественно французы. Их кормили лучше нас, но они были недовольны. Так, например, от гречневой каши они отказывались, заявляя, что это "пища для кур". Среди пестрой толпы репатриантов был даже старик-фокусник, неизвестно, как сюда попавший. Он и здесь ухитрялся подработать. Ходил по баракам из комнаты в комнату, раскладывал на полу коврик, ставил на него опрокинутые фарфоровые чашечки, и белые целлулоидные шарики таинственно перелетали из-под одной чашки в другую. А то и совсем исчезали, отыскавшись потом во рту или кармане фокусника. При этом он смешно приговаривал: "Салика нету, салика плопало". После сеанса обходил зрителей с шапкой, выпрашивая польские злотые или немецкие марки.

http://iremember.ru/artille....35.html

Нас, бывших офицеров, было человек пятьсот. Из нас организовали воинские подразделения, проводили с нами командирскую учебу, политзанятия, изучение уставов, строевую подготовку. Но главным была "фильтрация". Мы проходили одну комиссию за другой, заполняли бесчисленные анкеты, автобиографии, объяснительные записки со ссылками на свидетелей. Нас непрерывно вызывали следователи, на нас посылали запросы в военкоматы и воинские части, в которых мы раньше служили и воевали. Как это ни странно и дико, но пленные еврейской национальности, чудом уцелевшие в плену, подвергались здесь усиленным допросам и проверкам. "Как Вам удалось остаться в живых?" Видимо, подозревали, что эти люди сохранили жизнь ценой какого-то предательства. Но в семье не без урода. В нашем "потоке" были выявлены такие изменники-власовцы. Их изолировали и куда-то отправляли. Их было немного.
Иногда с нами беседовал комиссар лагеря, толстый преуспевающий мужчина. Он несколько раз повторял нам: "Все вы должны были умереть в сорок первом году. Но за вас умерли другие, и их кровь на вас".Но никто не решался спросить его, в каком году должен был умереть он сам? Ведь и от него зависела судьба каждого их нас - быть реабилитированным и возвращенным домой или же быть отправленным в "места, не столь отдаленные". Иногда он, обращаясь ко всем находящимся в зале, вдруг говорил: "А ты, шпион, сиди, сиди, все равно мы тебя поймаем". Зал шумел, все смеялись. Немало таких было "обличителей", которые во время войны отсиживались в разных тыловых учреждениях, а после ораторствовали о патриотизме.
Так прошло в этом лагере более 180 дней, с 11 апреля по 11 октября 1946 года. Долгих полгода. Весна, лето и осень. Нервов было потрачено немало. Наконец, 2го октября нас построили и прочли приказ от 27.09.46 главнокомандующего группой советских войск в Германии о восстановлении офицерских званий и демобилизации большой группы прошедших проверку. В том числе мне, Локтеву и многим другим. Нам выдали форменное обмундирование (правда, не новое, а бывшее в употреблении) и приказали надеть погоны. Мы стали полноправными людьми. Но далеко не все попали в этот приказ. Часть людей еще оставались ждать своей участи. В том числе и бывшие пленные, прибывшие из Франции, Бельгии, Италии, где некоторые из них сражались в группах сопротивления и партизанах. Некоторые их них имели иностранные ордена.
Медицинская комиссия теперь решала вопрос нашей дельнейшей судьбы: в запас или в отставку. Мы цепочкой проходили мимо стола, где заседала эта комиссия, и один из врачей спрашивал скандирующим деревянным голосом: "Руки, ноги целы?" (Про голову не спрашивал.) И если опрашиваемый отвечал, что целы, то врач выкрикивал: "Годен, в запас, следующий". Так моментально решался вопрос о нашей дельнейшей пригодности к военной службе.
И вот утром 11го октября 1946 года нам, демобилизованным, подали эшелон товарных вагонов, мы погрузились и покатили на восток. В три часа того же дня мы миновали границу Германии и въехали в Польшу. Но здесь нас эшелон начал больше стоять на перегонах, чем двигаться дальше. Только 15го октября в 6 часов утра мы подъехали в границе нашей Родины. Это было на пути между Белостоком и Волковысском. Всех охватило волнение. Кричали "Ура!", у некоторых на глазах навернулись слезы. Еще бы, после нескольких лет ужасов войны и плена люди снова возвращались на Родину, домой, к семьям.
Как переехали границу, эшелон остановили. Было приказано выйти из вагонов и построиться. Все недоумевали, зачем? Перед нами выступил майор, начальник погранзаставы. Он сказал, что, возвращаясь в Советский Союз, мы должны сдать все личное оружие. И зачитал закон, сколько лет тюремного заключения "стоит" тот или иной вид оружия. Почему-то оружие иностранного образца стоило на год "дешевле" отечественного. После этого пограничники, держа плащ-палатки за концы, прошли с ними вдоль эшелона, собирая в плащ-палатки сдаваемое оружие. Чего здесь только не было! Пистолеты, револьверы, автоматы, карабины, кинжалы, сабли, шпаги. Какой-то чудак сдал даже музейный кремневый пистолет с граненым дулом, который, вероятно, вез домой в качестве сувенира. Оказывается, в нашем эшелоне ехал целый арсенал. Но никто нас не обыскивал и не осматривал нашего багажа. После этого "разоружения" эшелон пропустили дальше.
Не доезжая Волковысска, на станции Берестовицы, наш эшелон поставили на запасной путь и, видимо, надолго. Железнодорожники сказали нам, что эшелоны демобилизованных простаивают здесь и неделями. Загружены пути, не хватает паровозов. Еще раньше в пути организовалась группа москвичей, которая, обсудив положение, решила покинуть эшелон и двигаться самостоятельно. Нас было человек шесть. В тот же день, 15го октября, мы сели на местный поезд, добрались до Волковысска, где переночевали, а на следующий день прикатили в Барановичи. Здесь мы узнали, что на проходящие через Барановичи на Москву поезда билеты достать невозможно. В Москву надо добираться только окружным путем. Пришлось ехать в Калугу, куда мы прибыли утром 18го октября.
Калуга - старинный русский город, сильно разрушенный дважды прокатившейся через него войной. С большим трудом и только благодаря нашим демобилизационным документам, мы достали билеты на вечерний поезд Калуга- Москва. Вдвоем с одним майором из нашей компании мы в ожидании поезда пошли осматривать город. На улице с нами попытались заговорить две девицы, которые пошли за нами. Одна говорила другой, но так, чтобы мы слышали: "Знаешь, Маша, эти офицерики мне нравятся. Давай возьмем их в настоящие мужья, пока другие их не схватили. Я возьму вот этого, помоложе (это меня), а ты - другого, постарше. Но зато он в кожаном пальто". Мы посмеялись, но ушли от этих невест.
Вечером того же дня наша группа втиснулась в поезд Калуга-Москва. Еще одна и последняя бессонная ночь в переполненном вагоне. Утром 19го октября 1946 года мы вступили, наконец, на благословенную московскую землю. Из Калуги я послал телеграмму жене, и она встретила меня на Киевском вокзале.
Дома, наконец, я дома. Теперь предстояла новая канитель и нервотрепка. Надо было "оформляться", получать документы, чтобы снова стать полноправным москвичом. А это, оказывается, было не так просто. Сначала военкомат и демобилизация. 22го октября поставили на учет в военкомате, а 23го выдали военный билет и продуктовую карточку. Но потом, когда я явился в отделение милиции за получением паспорта, то меня обязали встать на учет в органы внутренних дел, как побывавшего в плену. И опять началась "фильтрация", анкеты, автобиографии, как, почему… Оказывается, за полгода в специальном проверочном лагере меня добела еще не отмыли. Был и крупный разговор со следователем, который на меня стал орать и грозить арестом. Но все же 25го октября я получил паспорт, а 31го прописался по прежнему месту жительства.
То, что я добрался домой только в конце 1946 года, было не неудачей, а удачей! Оказывается, в 1945 году в Москве не принимали на работу и не прописывали на жительство вернувшихся из плена. Вот по истине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вскоре я поступил на работу в свой проектный институт "Росстромпроект" (ныне "Союзгипростром"), где работал до войны и откуда ушел на фронт. Там меня все знали и встретили хорошо. Поэтому и зачислили на работу без затруднений. Но и тут не обошлось без дискриминации. Зарплату мне дали меньшую, чем моим товарищам технологам, выполняющим такую же инженерную работу, но не участвовавшим в войне. Как "рядовые, не обученные" они получили "бронь" и не призывались в армию. А по мнению начальства я во время войны несколько деквалифицировался и поэтому расценивался ниже. Это было несправедливо, но что сделаешь? Постепенно в наш институт возвращались те, кто остался в живых, подчас с одной рукой или ногой. Приходили старые сотрудники, выздоровевшие после тяжелых ранений или контузий. Но век таких людей был крочен. Много товарищей и совсем не вернулись с войны.

http://iremember.ru/artille....36.html

Люди, не пережившие войны и послевоенного периода, считают, что с окончанием войны, что с ее окончанием наступило благоденствие. А это был тяжелейший период. Громадные районы страны были разорены, голод, не хватало самого необходимого. В Москве даже потребление электроэнергии было строго ограничено особыми устройствами. Если перегорала электрическая лампочка, то это была трагедия. Одну и ту же действующую лампочку вворачивали то в одной, то в другой комнате, где нужен был свет. На улицах нищие и инвалиды войны просили подаяния. Люди ходили оборванными. Многие донашивали уже истрепанное военное обмундирование. Существовавшая карточная система предусматривала получение самого минимального количества продуктов. Но и их было трудно получить. Или они отсутствовали в тех магазинах, где были прикреплены карточки, или за ними приходилось простаивать после работы в длинных очередях. Это называлось "отоварить карточки". Существовал даже каламбур, что "иллюзия - это не отоваренная мечта". Всего не хватало. Разбитое оконное стекло заменяли куском фанеры. В некоторых домах можно было видеть оконные проемы, заполненные стеклянными банками, чем-то скрепленными между собой. Но все это было пустяками по сравнению с тем, что люди перенесли в осажденном Ленинграде или в западных городах страны, через которые дважды прокатилась война. Бесконечные заботы о пропитании породили особую сетчатую сумку, которую удобно было, сложенной в комок, носить в кармане с надеждой, авось, что-нибудь удастся приобрести из продуктов. Эту сумку так и называли - "авоська". Зимой 1946-47 гг. в свободной продаже на улицах появилось молочное мороженое, на которое набрасывались москвичи. По этому поводу кто-то из иностранных корреспондентов (который, конечно, не голодал) зло сострил: "Народ, который может есть в мороз мороженое, поистине непобедим". Рассказывали, что во время войны в Свердловске в Театре Оперы и Балета между первым и вторым действиями в буфете продавали бутерброды. Многие посещали театр именно из-за этих бутербродов, называя театр "Оперы и буфета".
Как-то в метро, когда я поднимался наверх по эскалатору, мне на руки упала впереди стоящая молодая дама. Видимо, это был голодный обморок. Она очнулась, я помог ей встать, но через минуту она опять стала падать. Когда она очнулась второй раз, я предложил проводить ее до дома, от чего она отказалась с испугом. Вероятно, не хотела, чтобы о ее состоянии узнали в семье.
Во время войны было выпущено большое количество бумажных денег, которые на частном рынке быстро обесценивались. Для изъятия денег у населения были открыты коммерческие продовольственные магазины с астрономическими ценами. А зарплата сохранялась на довоенном уровне. Жить стало крайне тяжело. Мы с женой работали, но нашей зарплаты не хватало даже на самое скромное питание. Кроме того, на моем иждивении была еще моя мать. Пришлось брать сверхурочные работы, познакомиться с ломбардом, где мы несколько раз закладывали серебряные ложки и еще кое-что, чтобы как-нибудь дотянуть до очередной получки.
Однако не все бедствовали. Существовали люди, которые нажились на войне. Жена слышала, как одна толстая дама, супруга какого-то интенданта, говорила: "Жаль, что война быстро закончилась. Мы не успели купить пианино".
Меня стали частенько вызывать в органы госбезопасности, причем иногда и по ночам. Допрашивали и переспрашивали об обстоятельствах пленения, освобождения и проч. Показывали длинные складные гармошки фотографий каких-то людей и спрашивали, кого из них я знаю, а если знаю, то что это за люди. Увидел я и фотографию Бориса Смирнова: "Так значит, он жив?" Следователь поморщился - они не любят отвечать, их дело - только спрашивать: "Мы мертвыми не интересуемся". Потом пробормотал: "Видимо, Гестапо заставило его на себя поработать". Я дал о Смирнове самый лучший отзыв, но так и не узнал, где он, и что с ним случилось.
...
По окончании войны ее участники получили медаль "За Победу" с изображением Сталина, на георгиевской черно-желтой ленте. Но участники войны, имевшие несчастье попасть в плен (хотя бы и полностью реабилитированные), такой медали не получили. А кто не имел такой медали, тот и не считался участником войны и не имел никаких льгот. Все первое десятилетие, послевоенное, я тоже не имел этой медали. В институте, где я работал, на торжественных собраниях, когда чествовали бывших фронтовиков, преподносили им подарки, фотографировали их группами, вручали им путевки в дома отдыха и санатории, - меня обходили. А ведь я был боевым офицером, участником не только Отечественной, но Финской войны. Я очень переживал эту обиду, нервничал, не спал ночами. На основной, проектной, работе тоже была нервотрепка: предписывалось проектировать механизированные заводы - а оборудования не было. Последствия голодовки на фронте в окружении, а затем в плену, тоже давали о себе знать: повысилась кислотность, появились язвы в желудке. Последовала тяжелая, мучительная и опасная операция в институте Склифосовского, где мне удалили две трети желудка и двенадцатиперстную кишку. На работе меня считали потерянным и даже погибшим. Говорили: "Лукинов умирает". Но я все вытерпел, выжил, вернулся и к жизни, и на работу. Меня жалели, обещали достать бесплатную путевку в санаторий на юг. И действительно достали, но при распределении в месткоме появился другой кандидат, менее меня больной, но действительный "участник": во время войны охранял где-то в тылу склады, но зато а плену не побывавший. Ему и отдали мою путевку. К счастью, мои друзья (не по работе) достали мне за полную стоимость другую путевку на юг. В то время это было еще возможно.
Медали "За Победу" (т.е. признания активного участия в Отечественной войне) мы, побывавшие в плену, получили только в 1956 году, через 11 лет после Победы.
...
В те же годы правительство африканской республики Гана обратилась с просьбой к нашей стране запроектировать и помочь построить на ее территории несколько заводов по производству керамических стеновых материалов. Работу передали нашему институту, а мне поручили ее возглавить. Я с жаром принялся за дело. Были собраны материалы в Институте Африки, составлены проектные предложения стационарных и передвижных заводов для условий тропиков. Я стал спешно изучать основы английского языка, т.к. мой немецкий в Гане был не в ходу. Со мною вместе должны были поехать еще два человека из исследовательского института для испытания сырья. Предстояла сказочная поездка. Самолетом с остановками в Праге, Риме, а потом через Средиземное море вдоль западного побережья Африки в Гану, лежащую на берегу Атлантики. Я прошел через все комиссии: в Министерстве, в Райкоме и, наконец, в ЦК Партии, где меня поздравили. Я был ознакомлен с разными инструкциями, как надо, что можно, и что нельзя. В нашем институте мне зверски завидовали. Было много желающих "прокатиться" вместо меня за рубеж. Проекты были готовы, начались оформления анкет и разных выездных документов. Но вдруг (опять это "вдруг") меня тихо отставили. Видимо, где-то и кто-то произнес роковую фразу: "Как бы чего не вышло". Это был удар. Впоследствии мне передали, что это было сделано якобы для моей же пользы (?). Будто за рубежом иностранные разведки имеют списки людей, бывших в плену, и их разными способами вербуют в шпионы. Однако, можно сказать, что это было объяснение для дураков.
В нашем институте стали искать мне замену. Но вот интересно. Все завистники стали отказываться: "Ехать в тропики, где страшная жара и влажность, ядовитые змеи, лихорадка, кожные болезни, муха цеце. Да еще лететь самолетом. Нет, пусть кто-нибудь другой". Пришлось в качестве руководителя поездки нанимать человека со стороны. Такого нашли и наняли на временную работу. Он съездил, бесполезно проторчал там два месяца, привез оттуда несколько чемоданов всякого барахла, а проекты блистательно провалил. Заказ был передан другой, иностранной фирме. После мне передавали, что эта фирма воспользовалась нашими же проектами, слегка их видоизменив. Наша страна потеряла заказ на большие суммы в валюте, не говоря уже о политической стороне дела. Но зато ездил человек с "чистой анкетой", не побывавший в плену. А это главное!
Прошли годы, а за ними и несколько десятилетий. Все изменилось. По типовым и индивидуальным проектам, руководимым мною, были сооружены ряд промышленных предприятий и заводов как в нашей стране, так и за рубежом. Были напечатаны четыре технические книги, написанные мною, а также ряд брошюр и журнальных статей. Я ездил в ответственные командировки в Финляндию и Болгарию. Был принят в Партию. Получал Правительственные награды, в том числе Орден Отечественной Войны и медаль Ветерана Труда.

http://iremember.ru/artille....38.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 22:13:14 | Сообщение # 273
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Все эти люди выходили из окружения. Таким образом двигались в течение нескольких дней (ночью мы не ходили, останавливаясь к кому либо на ночлег.) Нужно сказать, что никакого отказа не было. Я дошел до села Генеральское. Остановился в доме, как мне сказали, секретаря сельсовета. Хозяйка оказалась гостеприимной, добродушной. Здесь был еще один, как позже сказал мне, что он интендант и идет от границы. Вот вдвоем в этом доме мы были два дня. А на утро третьего, выйдя во двор, увидели на окраине наших. Они наступали. Немецкие же солдаты, отступая, перебегали с одного места на другое, отстреливаясь. И буквально через считанные минуты наши заняли всю деревню. К нам в хату вошли два или три командира. Прошли в другую комнату, на нас не обратив внимания. Я сразу же сообщил своему напарнику, что зайду к командиру и скажу ему, кто и откуда я и что мне следует дальше делать. Он сказал, что стоит повременить немного. Но я решил зайти к командиру. Старший лейтенант, к которому я обратился, оказался командиром 469 стр. полка, нашей 150 стр. дивизии. Я вначале был очень рад, что попал в полк своей дивизии. Но он сказал, что помочь не может и что мне нужно пойти в штаб 9 армии, который находится в г. Новочеркасске. В это время мой напарник куда то исчез.

Я пошел пешком в г. Новочеркаск. А когда прибыл туда, увидел лишь одного дежурного. Он сказал, что штаб армии переезжает и мне нужно пойти в КомВУЗ, (коммунистический университет Г.Р.), где собираются все выходцы из окружения. И я направился в КомВУЗ. Он находился в конце улицы, по которой я шел. Там уже было полно народу. Все одеты в тряпье, грязные, вшивые. Пробыли мы там недели две. Нас не кормили. Кормились тем, что каждый мог достать. В баню не водили. Нас заедали вши. Спали друг подле друга на полу.
Спецлагерь****

Только по прошествии двух или трех недель всех посадили в эшелон и отправили в спецлагерь в станицу Усть - Лабинскую, километров 12 - 13 от г. Моздок.

Ну а здесь уже (в Моздоке - Г.Р.) сотрудники НКВД: допрашивали каждого - отчего, почему и как попал в окружение. Прошедших допрос, небольшими группами отправляли из лагеря. Меня вызвали, сказали, что я во главе 11 - 12 чел, которых нужно одеть, должен отправиться в город Армавир. И все стало на свои места. Сразу же одели, обмундировали. Строем по командам ходили в столовую. Здесь в резерве я пробыл около двух недель. Снова на фронт. Направили меня сначала для прохождения службы в Запасной полк. А затем маршевой ротой я был направлен в 768 стр. полк 138 Краснознаменной стр. дивизии. Командиром дивизии был полковник Людников. Командиром полка - подполковник Гуняга. Комиссаром полка т. Сиренко (звания не помню). Я был назначен на должность пом. начальника штаба полка. Наш полк находился на формировании. Когда же он был сформирован, нас отправили на фронт. По ночам маршем двигались по станицам. Это длилось до подхода к реке Волга. Здесь, (кажется) в сентябре мы переправились через нее и заняли оборону на заводе Баррикады.

Примечания Генриха Рутмана

****Для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, находящихся в плену или окружении противника, решением ГОКО №1069сс от 27.XII-41 г. созданы спецлагеря НКВД. Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освобожденных из плена, 354592 чел, в том числе офицеров 50441 чел. Официально, по приказу наркома обороны № 0521 фильтрационные лагеря для проверки попавших в окружение и освобожденных из плена солдат и офицеров Красной Армии были созданы в конце 1941 года были. Однако, как следует из "Записок" в действительности они начали работать с самого начала войны.

http://iremember.ru/pekhoti....-2.html

В примечании фактическая ошибка. Фильтрация до создания спецлагерей НКВД в самом конце 1941 г. осуществлялась в спецлагерях войск охраны тыла. Одним из первых открылся еще в июле 1841 г. спецлагерь на ж. д. станции Катуар в Москве. Охрану его вела 42 бригада конвойных войск НКВД. А до конца 1941 г. таких лагерей действовало до десятка.
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 22:21:48 | Сообщение # 274
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Линию фронта мы перешли в 3 часа ночи 17 сентября 1942 г. в расположении 3-го батальона 862 полка 197 стрелковой дивизии в районе поселка Баски возле станицы Вешенской. Эту дату я хорошо запомнил как дату своего второго рождения.

Оказывается, нам очень повезло. Только на этом участке наши части форсировали Дон и заняли плацдарм на возвышенности, где мы перешли линию фронта. Командир батальона в разговоре с нами сообщил, что на этом участке они не могут взять «языка». Мы предложили ему поручить это нам, поскольку мы хорошо знали расположение немецких окопов и подходы к ним. О нас было доложено штабу дивизии, и с нами беседовали предстаиели особого отдела. Учитывая, что у меня были убедительные документы и кандидатский билет члена ВКП(б), нас в дивизии не задерживали, и направили для проверки в спецлагерь НКВД на станции Рада возле г. Тамбова, где мы находились около 10 дней. У моего попутчика Савченко документов при себе не было, но его проверку облегчило то, что он со мной переходил линию фронта.

http://iremember.ru/pekhoti....-5.html

После лагеря нас направили на пересыльный пункт станции Павловская возле Камышина, где мы находились около одного месяца. На пересыльном пункте нас кормили очень плохо, а мы после выхода из окружения сильно отощали, и наш организм требовал усиленного питания. Поскольку еды не хватало, то мы сами организовали себе подкормку. Мы руками выкапывали картошку на колхозном поле и пекли ее. Соли не было, поэтому ели без соли.

В середине ноября 1942 г. нас направили в штаб Приволжского военного округа (ПРИВО) в г. Саратов. Уже наступили морозы и выпал снег. Пока доехали до Саратова сильно замерзли, потому что одежда была настолько ветхой, что было видно голое тело. Организм тоже ослабел от длительных недоеданий и нервных переживаний. Когда приехали в г. Саратов, пришлось спать на вокзале на холодном полу, прикрытом клочками газет. После посещения штаба ПРИВО меня направили на курсы командиров батальонов. При Саратовском военно-пехотном училище. С Савченко я связь потерял, он как будто получил направление на Сталинградский фронт. Спустя два месяца учебы, моя раненая нога на показательных занятиях дала сильное обострение, и я не мог продолжать дальнейшую учебу. Гарнизонная медицинская комиссия ПРИВО признала меня ограниченно годным с ипользованием на штабной работе. Я получил направление для работы в Ростовский облвоенкомат. До Ростова пришлось добираться со сложностями, на всех видах наземного транспорта. Немцы были в Батайске, и их авиация часто бомбила Ростов. В течение двухнедельного пребывания в Ростове мне работу не нашли. Нужно было ждать вакансии, поэтому мне предложили работу на выезд, в один из городов Ростовской области. Я выбрал г. Сальск, возле которого я был в 1942 г., но так в него и не попал. Меня направили на должность старшего инструктора Сальского райвоенкомата. В конце февраля 1943 г. я приехал в Сальск. В мою обязанность входило обучение молодежи призывного возраста военному делу. На этой работе после действующей армии и окружения я смог поправить здоровье и успокоить нервную систему. Полученное новое обмундирование также немного улучшило мой внешний вид.

http://iremember.ru/pekhoti....-6.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 22:35:13 | Сообщение # 275
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Короче, попал я в плен. Нас собрали человек 12-16 и отвезли в Рославль в лагерь.

Везли нас на машине не какие-нибудь СС-овцы, а обычные солдаты. Где-то, что-то они награбили и в машине у них были ящики с папиросами "Беломор" и тушенкой. Вот они нам дали по банке тушенки и по пять пачек сигарет. Никаких зверств не было. Я не видел, чтобы они расстреливали пленных, и к этим солдатам я никаких претензий не имею. А тем, кто меня пленил, так наоборот, только благодарен. Меня давно уже могло не быть. Ведь, что ему стоило нажать на крючок?!

Лагерь - какой? Поле огромное, обнесенное колючей проволокой, вышка со слабеньким прожектором и сарай, в котором жили немцы-караульные. Ну, а мы - Октябрь месяц тут уже дождь со снегом - просто на земле. Представляешь?! Все: мертвые, живые, раненые - все в одну кучу. Я не видел, чтобы немцы искали комиссаров и евреев, но каждый день приезжал их "арбайтер", который набирал токарей, слесарей, ремонтников. Говорил с возвышения, что, кто не хочет подохнуть, может работать на Рейх. Многие вызывались, и их увозили. Ну, а так как мы были патриоты, то из нас никто не вызвался. Кормили нас так: привозили три подводы с огромными чанами, в которых была полусырая картошка. Вываливали содержимое на землю, и люди ее расхватывали - кто руками, кто банкой консервной. Тебя не покорми - ты тоже будешь как зверь бросаться на еду!

Пробыли мы там 5 дней. На пятый день собралось нас человек семь: "Ну что, ребята? Подохнем ведь тут!" Молодые, горячие - решили уматывать. А до леса бежать где-то километр. Ночью потихоньку пролезли под проволоку, отползли. Дураки! Надо было дальше ползти, а нам невтерпеж - поднялись. Тут немцы начали из пулемета с вышки стрелять. Все побежали в разные стороны. До леса мы втроем добежали, может, и другие тоже добежали, но я не знаю, и больше их не видел. Пока мы в лагере были, немцы прошли почти до Московской области. Заняли Козельск, Одоев. Короче, нам до своих переть и переть через их гарнизоны.

Сбежали мы 22 Октября, а вышли из окружения 22 Декабря. Два месяца шли! Я до сих пор с трудом в это верю. Как мы выжили и немцам не попались? Питались мы так - находили убитых, замерзших лошадей. Отрежем от трупа кусок и варим в консервных банках. Пока варишь - пена идет часа полтора, потом все равно это мясо не разжуешь. Иногда заходили в деревни, где немцев не было. Жители давали нам поесть.

Прошли Козельск. Под Козельском есть село Хотень или Хотенька, которое тогда было занято немцами. На отшибе села, метрах в 500-х у реки, стояла баня. В ней мы и засели. Ночью слышим - где-то близко ружейно-пулеметная стрельба и отдельные артиллерийские залпы. Под утро, вдруг послышался гомон и скрип саней на дороге. Кто-то из наших вылез из бани: "Ребята, вроде по-русски говорят, матюгаются". А еще темно, и вылезать нам не хочется - вдруг немцы? Решили до рассвета не высовываться. Начало брезжить. Смотрим, по дороге идет обоз лошадей. По-русски понукают. Тогда мы вылезли. Одного послали посмотреть поближе. Прибежал - наши! Мы тогда вышли. Подходим. Ребята все в белых полушубках:

- Вы кто?

- Мы конная армия Белова! (конники 2-го кавкорпуса, с 26.11.1941 1-го гв.кавкорпуса ген.-майора Белова Павла Алексеевича - )

http://iremember.ru/pekhotintsi/kendzerskiy-anatoliy-ulianovich.html

Нас к начальнику:

- Вы кто такие?

- Мы из окружения вышли. Давайте, нас зачисляйте!

- Нет! Никаких зачислений. Идите в Одоев, там особый отдел Западного фронта. Вы там все расскажите, и вас направят куда надо.

Пришли в Одоев на другой день. Каждый рассказал о себе. Медальон свой я потерял, но сохранил под стелькой ботинка справку. Вот я эту справку и предъявил. Отпустили нас всех и каждого направили в свой военкомат в Москву. До Тулы дошли пешком, а из Тулы ходили до Москвы поезда. Выглядели мы ужасно - вшивые, оборванные. Едем, а в поезде тепло и вши ожили. Сидим на лавках, чешемся. Народ от нас шарахается.

Я уже говорил, что командиром танковой роты был Паценко Борис Каземирович, второй или третий секретарь Краснопресненского райкома партии. Жена его в нашей же роте была санинструктором. Я знал, что они живут на улице Воровского в полуподвале. И когда мы вышли из окружения, приехали в Москву и привели себя в порядок, я к нему поехал. Он был дома. Как он выжил? Я не знаю. Когда бой начался, там была такая неразбериха! А перед боями он к нам обратился с речью: "Ну, ребята, надо себя проявить! Каждому будет по ордену Красного Знамени!" А мы же- пацаны, нам же хочется! Так вот он сам с женой в квартире и у него орден Красного Знамени, а у нее Красной Звезды, а у нас только рваные робы. Это потом мне уже медаль "За боевые заслуги" и Орден Славы пожаловали.

Как и было предписано, я явился в военкомат. А из райвоенкомата меня направили в школу, куда пришел какой-то капитан-лейтенант. Нас, окруженцев, выстроили в коридоре этой школы: "Ну, ребят, кто хочет во флот?" Я руку поднял. Я был крепким парнем, и меня отобрали вместе с десятью другими парнями. Он спросил, умею ли я ходить на лыжах. Я удивился: зачем во флоте и на лыжах? Он ответил, что там увижу. Меня назначили командиром отделения и всю нашу команду отправили в Хамовнические казармы. Там формировалась 72я морская бригада, и им требовалось пополнение. Я их довел, сдал и опять стал рядовым.

Нас бросили сюда, под Дмитров, (интервью записывалось в загородном доме Анатолия Юлиановича в 7 километрах от Белого Раста) в составе Первой Ударной Армии.

http://iremember.ru/pekhoti....-2.html
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Суббота, 23 Февраля 2013, 00:18:45 | Сообщение # 276
28.09.1952 - 23 .05. 2024
Группа: Эксперт
Сообщений: 25596
Статус: Отсутствует
Я привел выписки о ПФЛ из около полусотни мемуарных свидетельств, собранных Драбкиным на сайте "Я помню". Не так уж и много, но и не мало. Из этой выборки можно сделать следующие выводы.
Рукоприкладство не применялось вообще нигде ни разу. Грубость, унижение, пожалуй, тоже. Подавляющее большинство свидетельствует, что обращение с ними было формально вполне корректное. Но, бывало, за ночь вызывали на допросы по нескольку раз и задавали одни и те же вопросы, то их немного переформулируя, то меняя их порядок. Оружием, расстрелом на месте угрожали всего в двух случаях. Т. е., как таковое, это было. Если одним словом, то следователи безусловно оказывали на проверявшихся сильное психологическое воздействие. По крайней мере, в большинстве свидетельств. Довольно часто использовался прием "добрый и злой полицейский".
Особенно сложно было таким глубоко законспирированным разведчикам, как И. Фукс. Действительно, человек служил в Ровенском гебитскомиссариате переводчиком, в конце войны оказался аж в зоне американской оккупации, куда попал, отступая с войсками вермахта. И подтвердить его участие в подполье оказалось возможным только через 17 лет. И хотя он 10 месяцев потрудился под конвоем на земляных работах по восстановлению Белбалтлага, реальной статьи и реального срока, по всей видимости, не получил. Т. е. считался проходившим там проверку с одновременной службой в запасном полку. Его послевоенная судьба сложилась как бы незаметно. Конечно, он мог рассчитывать на высокую награду, но проработал всю жизнь после войны простым художником-оформителем на предприятии. По крайней мере, это следует из материалов, представленных на сайте. Но такие случаи, видимо, были очень редкими, потому что были уж очень необычными, сложными для расследования. А в общем случае, как явствует из мемуаров, проверка происходила просто. Если за пленным не имелось явного криминала, если вовремя находились свидетели, подтверждающие его показания, то проверка проходила успешно, без последствий для проверяемого.
Вообще не представлено ни одного случая, когда факт пребывания в плену трагически ломал всю последующую судьбу. Многие делали достаточно успешную карьеру, другие, простые рабочие, тоже на свою судьбу совсем не жаловались. Прилично зарабатывали, успешно содержали семьи и т. д.
Присутствует несколько случаев, когда побывавшие в плену вовсе не попадали в ПФЛ, особисты и сотрудники НКВД даже сами советовали и помогали им скрывать факты пребывания в плену. Это обходилось для них вообще без всяких последствий, так как они скрывали.
Один случай реализованного награждения орденом за героическое поведение в плену по представлению сотрудника ПФЛ.
Еще один случай, когда в 1957 г. генерал контрразведки якобы избил и изгнал из армии без документов старшину сверхсрочника бывшего пленного якобы за отказ учиться в офицерской школе. Правда, как признается тот бывший старшина, к тому моменту выяснилось, что он служил не под своей настоящей фамилией, а под фамилией матери. А подобные вещи тогда очень сурово наказывались. Ведь генерала он основательнейшим образом подставил. Но последствия оказались не самыми тяжкими. Помыкавшись в течение около года, мемуарист выправил себе паспорт с настоящей своей фамилией, устроился на гражданскую работу и дальше все у него пошло вполне хорошо. Тут явно факт пребывания в плену не играл существенной роли. Скорее, мемуарист совершил в действительности какую-то серьезную служебную оплошность, и все дело было исключительно только в ней.

Короче, кромешных ужасов СМЕРШа, как это принято представлять в современных лубках, в реальной истории не было. Конечно, проверка дело неприятное. Но некоторые мемуаристы к этому эпизоду их жизни относятся легко: надо было проверять людям, они и проверяли. А жизнь потом все равно ведь шла своим чередом...

В нескольких свидетельствах сообщается, как свои же проверявшиеся после плена насмерть забивали тех, кто по указанию кого-то из них был полицаем. Один мемуарист замечает: "А, может быть, и вовсе не полицай, тот, кто указал, сам был полицаем и убирал таком образом опасного свидетеля?" Если уже сами проверяемые были такими, то чего же еще хотеть от следователей СМЕРШа? Они же были обыкновенные люди с недостатками, как у всех остальных обыкновенных людей...
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Четверг, 18 Апреля 2013, 09:55:41
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Февраля 2013, 22:35:46 | Сообщение # 277
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
По питанию и лазаретам здесь:
http://www.sgvavia.ru/forum/30-999-2
Qui quaerit, reperit
 
ГеннадийДата: Среда, 27 Февраля 2013, 12:43:13 | Сообщение # 278
Группа: Модератор
Сообщений: 26523
Статус: Отсутствует
Из непроиндексированного письма Володиной М.Г. о муже Филатове Федоре Никитовиче
"... Зимой 1946 года я получила письмо от мужа из Коми АССР... Был в плену у немцев, а в 1943 его посадили в концлагерь... Сейчас находится на спецпроверке до июня 1952 года. Работает поммашиниста."
30.06.51 г.

http://www.obd-memorial.ru/memoria....252.jpg
http://www.obd-memorial.ru/memoria....253.jpg
75944189

По советским данным, Филатов служил в немецком полку "Бранденбург", откуда "отчислен за разложение" (видимо, отправлен в концлагерь). Перскарты PK I нет; есть лишь "зеленая".
Фамилия Филатов
Имя Федор
Отчество Никитич
Дата рождения/Возраст __.__.1915
Место рождения Воронежская обл., д. Александровка
Дата и место призыва
Последнее место службы 70 СП 223 СД
Воинское звание мл. лейтенант
Причина выбытия попал в плен (освобожден)
Дата выбытия 03.07.1941
Название источника информации РГВА
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
ГеннадийДата: Среда, 27 Февраля 2013, 16:37:45 | Сообщение # 279
Группа: Модератор
Сообщений: 26523
Статус: Отсутствует
Пропал без вести - попал в плен - бежал - осужден.

Фамилия Беспаленко
Имя Василий
Отчество Матвеевич
Дата рождения/Возраст __.__.1912
Место рождения г. Краснодар
Последнее место службы 20 АП
Воинское звание ст. лейтенант
Причина выбытия попал в плен
Дата выбытия 06.07.1941
Название источника информации ЦАМО
http://www.obd-memorial.ru/memoria....029.jpg

Фамилия Беспаленко
Имя Василий
Отчество Матвеевич
Дата рождения/Возраст 17.01.1912
Место рождения Краснодарский край, г. Краснодар
Лагерный номер 10431
Дата пленения 06.07.1941
Место пленения Двинск
Лагерь шталаг X D (310)
Судьба попал в плен
Последнее место службы 20 АП
Воинское звание ст. лейтенант
Название источника информации ЦАМО
http://www.obd-memorial.ru/memoria....408.jpg
http://www.obd-memorial.ru/memoria....8_1.jpg

"Осужден ВТ 5 гвардейской танковой армии к 15 годам каторжных работ с лишением воинского звания".

Фамилия Беспаленко
Имя Василий
Отчество Матвеевич
Дата рождения/Возраст __.__.1912
Последнее место службы 2 ГАП
Воинское звание ст. лейтенант
Причина выбытия осужден
Название источника информации ЦАМО
http://www.obd-memorial.ru/memoria....390.jpg
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
ГеннадийДата: Понедельник, 04 Марта 2013, 21:07:45 | Сообщение # 280
Группа: Модератор
Сообщений: 26523
Статус: Отсутствует
Китаев Николай Трофимович, командир 40-го ГИАП, Герой Советского Союза. Пропал без вести во время штурмовки немецких позиций совместно с А.Е.Штыревым.

Номер записи 73939116
Фамилия Китаев
Имя Николай
Отчество Трофимович
Дата рождения __.__.1917
Последнее место службы 40 Гв. истр. ав. полк 8 Гв. истр. ав. див.
Воинское звание гв. майор
Причина выбытия пропал без вести
Дата выбытия 19.05.1944
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 33
Номер описи источника информации 11458
Номер дела источника информации 244
http://obd-memorial.ru/Image2....52a1717

Попал в немецкий плен. Со слов Штырева, в плену немцы оставили ему все медали и ордена.
"... Немцы заставили его летать на "Фокке-Вульф-190" на Западном фронте. Сделал он два вылета, но, по его словам, ни в кого не стрелял, в облака уходил, и все. Потом после войны он полгода проходил проверку..."

Номер записи 272147260
Фамилия Китаев
Имя Николай
Дата рождения 22.11.1917
Место рождения Сталинградская обл., Дубовский р-н, Печуга
Последнее место службы 40 Гв. истр. ав. полк
Воинское звание майор
Лагерный номер 3867
Дата пленения 19.05.1944
Место пленения Тарнополь
Лагерь шталаг Луфтваффе 2
Судьба попал в плен
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации Картотека военнопленных офицеров
http://obd-memorial.ru/Image2....010755a
http://obd-memorial.ru/Image2....c0bc957

Номер записи 74466969
Фамилия Китаев
Имя Николай
Отчество Трофимович
Воинское звание гв. майор
Причина выбытия попал в плен (освобожден)
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 33
Номер описи источника информации 563783
Номер дела источника информации 41
http://obd-memorial.ru/Image2....a514d92
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » Общие судьбы военнопленных » Фильтрационные и спецлагеря НКВД (СМЕРШ) (для освобожденных из плена)
Поиск: