Модератор форума: Шайтан, Рашид56  
Авиации СГВ форум » ИСТОРИЯ АВИАЦИ И ПВО » Авиационные училища СССР » Ворошиловградское высшее военное авиационное училище
Ворошиловградское высшее военное авиационное училище
kolo-mila-yaДата: Воскресенье, 09 Октября 2011, 19.36.46 | Сообщение # 91
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


БУРЯК НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Родился в 1918 г. в селе Желанное-I Марьинского района. Окончил школу, ФЗУ, работал слесарем Красногоровского паровозного депо. Когда в Красногоровке открылся филиал Сталинского аэроклуба, не раздумывая, пошел осваивать летное дело. После окончания Ворошиловградской авиашколы пилотов стал военным летчиком.
В Великой Отечественной войне участвовал с января 1942 г. В жарких воздушных боях на Керченском полуострове, над Крымом оттачивалось мастерство летчика-истребителя. Участвовал в обороне Севастополя, воевал в небе родного Донбасса, под Ростовом, Новочеркасском, в Сальских степях. Беспощадно громил врага в наступательных операциях под Воронежом и Белгородом, освобождал Харьков, Правобережную Украину, Молдавию.
За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецкими захватчиками, гвардии лейтенант Н.В. Буряк Указом Президиума Верховного Совет СССР от 04.02.44 года был удостоен звания Героя Советского Союза.
За годы войны гвардии полковник, заместитель командира авиаполка Н.В. Буряк совершил 395 боевых вылетов, провел 104 воздушных боя, сбил 17 самолетов противника. Войну закончил в Праге.
Генерал-майор авиации Буряк Н.В. награжден тремя орденами Красного Знамени, Невского, Отечественной войны II степени, Красной Звезды и многими медалями.
Участник Парада Победы.

Источник: Інформаційний портал Краматорської міської ради
 
kolo-mila-yaДата: Понедельник, 10 Октября 2011, 21.31.56 | Сообщение # 92
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Шкурат Виктор Тимофеевич

Родился 14 октября 1929 года в городе Сумы (Украина).
В 1949 окончил 3 курса технологического техникума.
В армии с декабря 1949 г. В 1952 г. окончил Ворошиловградское ВАУЛ, в 1953 – Высшую офицерскую авиационно-инструкторскую школу (г. Грозный).
Был лётчиком-инструктором в Ворошиловградском ВАУЛ (1952 – 1954), Борисоглебском ВАУЛ (1954 –1956), 637-м учебно-тренировочном авиационном полку (1956 – 1958), Липецком центре боевого применения ВВС (1958 – 1962).
С мая 1962 по ноябрь 1966 – лётчик-испытатель военной приёмки авиазавода в Комсомольске-на-Амуре; испытывал серийные Су-7Б и его модификации. В ходе испытаний не раз совершал аварийные посадки, спасая самолет. При испытании боевого самолета на малой высоте вдруг остановился двигатель. Катапультироваться? Но внизу большой населенный пункт... Решение принято мгновенно. Шкурат направил машину к реке, уже закованной льдом, и мастерски совершил посадку. За этот подвиг он был награжден орденом Красного Знамени (30.04.1965).

С ноября 1966 по апрель 1971 – лётчик-испытатель военной приёмки Горьковского авиазавода; испытывал серийные МиГ-21, МиГ-25 и их модификации. В 1967 г. ему вновь пришлось совершить аварийную посадку вне аэродрома, сохранив ценную технику и позволив специалистам точно установить причину отказа.
С апреля 1971 – лётчик-испытатель военной приёмки Луховицкого авиазавода; испытывал серийные МиГ-21, МиГ-23 и их модификации. За девять с лишним лет летно-испытательной службы он совершил пять тысяч двести восемь полетов, пробыв, в воздухе в общей сложности около двух тысяч часов, освоил двадцать один тип боевых самолетов.
Погиб 26 сентября 1971 г. при выполнении испытательного полёта на серийном МиГ-23.
Проводились испытания самолета на предельных режимах. Программа полета подходила к концу.
- Как полет? — с нетерпением спросили с земли.
- Проходит нормально.
И вдруг... когда казалось, что все возможные каверзы и неприятности уже позади, случилась беда, С земли раздался тревожный голос руководителя полетов:
- У вас на борту пожар. Приказываю немедленно катапультироваться.
Мышцы налились сталью. Сознание мгновенно сфокусировалось в одной точке: «Что могло случиться? Как долго еще можно лететь?» Виктор Тимофеевич посмотрел вниз. Сердце сжалось: под крылом дома. Там, внизу, всего в сотне метров, — люди. Как же можно бросать на их головы горящую машину! Пока набираю высоту.
Это были последние слова Виктора Тимофеевича, услышанные на земле и увековеченные на магнитной ленте. Он тянулся кверху, к солнцу, движимый лишь одной мыслью – отвести опасность как можно дальше от людей. Жар, нестерпимый жар заполняет кабину. Дышать всё труднее. Только бы не взорвался самолет, не рассыпался горящими обломками! Только бы дотянуть до того вон домика: за ним – поле. Почему так медленно летит самолет? Уже острой болью сковало ноги. «Ну, еще одну только малость!..»
Ура! Позади последние дома. Можно катапультироваться. Ему, опытному парашютисту, ничто больше не грозит.
Но как же те, что провожали его в полет? Те, что с такой надеждой смотрели ему вслед? Сгорит самолет, превратятся в пепел миллионы народных рублей и бесценный труд сотен квалифицированных специалистов. И где гарантия, что пожар не повторится на другом самолете, если не разобраться, что же произошло.
Только сейчас Виктор Шкурат замечает, что еще жив самолет, что глухо, с перебоями бьется его сердце. «Успею», – решает он, нацеливаясь на темный, безлюдный прямоугольник поля.
Огненный шар коснулся одной борозды, другой... Запрыгал, заскакал и остановился. К самолету спешили пожарные машины. Но Виктор Тимофеевич был уже без признаков жизни. Он сделал всё что мог.
Виктор Шкурат сохранил машину, и инженеры легко определили причину пожара, раз и навсегда устранив ее.
Заслуженный летчик-испытатель СССР полковник Адрианов, вспоминая Виктора Тимофеевича, рисует словесный портрет обаятельного, влюбленного в свое дело человека, большого жизнелюба, способного по-детски удивляться яркому солнечному лучу и красивому цветку, гордому полету орла и трепету крыльев букашки. Он искренне и верно любил мать-старушку, жену, дочурку. Он готов был броситься на помощь товарищу в любой беде.
– Такие люди не умирают, — сказал в раздумье Борис Михайлович. — Любая дальняя дорога начинается первым шагом. Но никому неведомо, какой по счету приведет в бессмертие. Потому что человеку, любящему жизнь, свойственна вера в счастливую путеводную звезду. Смерть боится таких людей. Она уносит их тело, но не в силах унести вечно живой дух.
Похоронен в городе Сумы, на Засумском кладбище.
Награждён орденами Октябрьской революции, Красного Знамени, медалями.

Источник: http://www.testpilot.ru/memo/70/shkurat.htm




МИШАНОВ НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ

Родился в 1918 г. в д. Курово Калининского района. Русский. Окончил в с. Петровском школу-семилетку. Работал в совхозе «Петровский», а затем в г. Калинине на городской телефонной станции. Занимался в аэроклубе. В Советской Армии с 1939 г. Окончил Ворошиловградскую школу летчиков. На фронте с начала войны. Гвардии капитан, заместитель командира эскадрильи 96-го гвардейского бомбардировочного Сталинградского Краснознаменного полка. Член КПСС с 1943 г. После войны окончил Академию ВВС. Подполковник в отставке. Живет в Одессе.
Звание Героя Советского Союза Н.Д. Мишанову присвоено 15 мая 1946 г.

НА ГОРЯЩЕМ САМОЛЕТЕ


В наградном листе командир полка о Н.Д. Мишанове написал: «Обладает отличной техникой пилотирования. В сложной боевой обстановке находчив, сообразителен и инициативен».
Эти качества добыты летчиком в боях потом и кровью. Всю войну, с первого дня и до последнего, Мишанов воевал на Юго-Западном, Сталинградском, Донском, Центральном, 1-м Белорусском фронтах, совершил 250 боевых вылетов, участвовал в 38 групповых и 14 одиночных боях с истребителями противника, сбил два вражеских самолета. 91 раз водил он в бой группы самолетов на бомбометание, в результате которого уничтожено огромное количество укреплений и техники врага. За проявленную смелость Николай Дмитриевич был награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степени.
Боевые задания Мишанов выполнял в любых обстоятельствах. Однополчане удивлялись его летному мастерству и храбрости. В документах полка сохранились такие записи:
«9 июня 1942 г. Мишанов вылетел на разведку железнодорожных узлов Барвенково, Изюм и Лозовая. Вражеские зенитки обнаружили его и открыли огонь. Он скрылся в облачности и, приглушив моторы, внезапно появился над целью, сфотографировал ее. При обратном развороте левый мотор, пораженный осколками, вышел из строя. Пилот на одном моторе возвратился на базу с ценными сведениями».
6 августа 1942 г. после успешного бомбометания его «Пе-2» возвращался на аэродром. Напали три «мессера». Мишанов вступил в неравный бой. Николай Дмитриевич был ранен, а самолет получил пробоину в гидросистеме шасси. Раненый пилот довел самолет до аэродрома и сумел произвести посадку на фюзеляж.
1 августа 1943 г. Мишанов вернулся с задания на подбитом самолете.
12 января 1944 г. он водил на бомбардировку шестерку «Пe-2». На выходе из боя завязалась схватка с шестеркой немецких истребителей. Мишанов был ранен, а его самолет подожжен. Пилот не растерялся: передал командование заместителю, а сам на горящем самолете перелетел линию фронта и благополучно посадил его, спас машину и жизнь экипажа.
20 февраля 1945 г. девятка «Пе-2» под командованием Мишанова бомбардировала железнодорожную станцию Штеттин. При подходе к цели группа попала под сильный зенитный обстрел. Центральный бензобак на машине ведущего был поврежден. Мишанов не вышел из строя, а повел группу на цель. Советские бомбардировщики нанесли большой урон врагу, а Николай Дмитриевич, как всегда, благополучно совершил посадку на своем аэродроме.

http://www.history.tver.ru/sr/Hero2/MND.htm
 
kolo-mila-yaДата: Понедельник, 10 Октября 2011, 22.53.00 | Сообщение # 93
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Остапенко Иван Петрович

Родился 14 октября 1923 г. в селе Долгенькое, ныне Изюмского района Харьковской области (Украина), в семье крестьянина. Окончил зоотехникум. С 1940 г. в Красной Армии. В 1942 г. окончил Ворошиловградскую военно-авиационную школу пилотов.
С июля 1942 г. в действующей армии.
К июлю 1944 г. командир эскадрильи 7-гоГвардейского штурмового авиационного полка (230-я штурмовая авиационная дивизия, 4-й штурмовой авиационный корпус, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) Гвардии капитан И.П. Остапенко совершил 103 боевых вылета на штурмовку железнодорожных эшелонов, оборонительных сооружений, скоплений войск противника. В воздушных боях лично сбил 3 и в составе группы 4 самолёта противника.
23 февраля 1945 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
После войны продолжал службу в ВВС. В 1948 г. окончил Военно- Воздушную академию. С 1963 г. служил в Ворошиловграде. Гвардии полковник И.П. Остапенко умер 14 февраля 1964 г. Его именем названы улицы в Ворошиловграде и Харькове, пионерская дружина школы в селе Долгенькое.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды (четырежды), медалями.
* * *
Это произошло 24 июня 1944 г. в районе Белостока, когда Иван Остапенко, ведущий группы "Илов", уничтожил вражеский железнодорожный эшелон и вышел на новую цель - железнодорожный мост, прикрытый плотным зенитным огнём.
Штурмовик содрогнулся от сильного удара: 3 вражеских зенитных снаряда попали в мотор. Пламя проникло в кабину. На лётчике загорелось обмундирование. Огонь обжигал лицо, руки. Пилот перестал видеть. Но пока его не покинуло сознание, он тянул горящий самолёт на свою территорию. Вдруг машина резко накренилась вперёд и камнем пошла к земле. Больше он уже ничего не помнил. Воздушный стрелок Владимир Пименов вытащил лётчика из разбитой кабины в бессознательней состоянии и быстро укрыл в лесу.
Самолёт упал на вражеской территории, и в любую минуту можно было ждать "гостей". Как только Остапенко очнулся, Пименов сделал ему перевязку, и они лесом стали пробираться к своему переднему краю. Кто знает, хватило бы сил у лётчика, получившего серьёзные ожоги, преодолеть расстояние в полтора десятка километров? Но случай помог. К месту падения советского штурмовика вышли партизаны. Они и доставили лётчиков к своим.
Более 2 месяцев пролежал Иван Остапенко в госпитале. А когда выздоровел, снова сел за штурвал Ил-2.
К лету 1944 г. на счету Ивана Остапенко уже было около 100 боевых вылетов. Он громил врага на Дону и Северном Кавказе, на Кубани и в Крыму.
Первые боевые задания молодой лётчик выполнил ещё летом 1942 года. Его отвага и мастерство сразу обратили на себя внимание опытных воздушных бойцов. 5 декабря 1942 г. Совинформбюро сообщило, что 5 советских штурмовиков вступили в бой с 11 вражескими самолётами юго-восточнее Нальчика. Среди наших пилотов был и старший сержант И.П. Остапенко. Советские лётчики уничтожили 4 вражеских самолёта, 4 машины подбили и вернулись на свой аэродром без потерь. После этого воздушного боя Иван Остапенко писал матери Пелагее Акимовне и брату Фёдору: "Как же их не бить, если они сами лезут в прицел?".
Лётчик-штурмовик лично уничтожил и вывел из строя 23 танка, 25 самолётов, более 100 автомашин, несколько барж и до 600 вражеских солдат и офицеров. Он провёл более 30 воздушных боёв, лично сбил 3 самолёта противника и 4 - в составе группы.
За мужество и воинскую доблесть командир эскадрильи 7-го гвардейского Севастопольского ордена Ленина штурмового авиационного полка 230-й штурмовой авиационной дивизии гвардии капитан И.П. Остапенко был награждён 6 орденами и несколькими медалями. 23 Февраля 1945 г. ему присвоено звание Героя Советского Союза. Об этом Иван Петрович узнал, будучи уже слушателем командного факультета Краснознамённой Военно- Воздушной академии Вооружённых Сил СССР им. Чкалова.
Окончив академию, И.П. Остапенко занимал ряд командных должностей в Военно-Воздушных силах нашей страны. За умелое обучение и воспитание личного состава в послевоенный период Иван Петрович был награждён 3 орденами и удостоен 46 благодарностей.
Военный лётчик 1-го класса гвардии полковник И.П. Остапенко несколько лет работал в Ворошиловградском авиационном училище, которое сам окончил в суровом 1942 г. Он передавал боевой опыт новому поколению советских лётчиков. В декабре 1962 г. за безаварийную эксплуатацию боевой техники И.П. Остапенко был награждён золотыми именными часами и выдвинут на руководящую должность в отдел боевой подготовки Воздушной армии.
И. П. Остапенко ожидала интересная работа. Но 14 февраля 1964 г. несчастный случай преждевременно оборвал его жизнь. Он ушёл из жизни в самом расцвете сил. Похоронен Герой в Ворошиловграде. Боевые друзья установили на его могиле памятник. Одна из улиц города носит имя И.П. Остапенко.
В Ворошиловграде живет жена Героя Антонина Ивановна - медицинский работник. Сын Александр служит в ракетных войсках.
Память Ивана Петровича Остапенко свято чтят его земляки. В средней школе села Долгенькое Изюмского района, где он когда-то учился, оборудован стенд, материалы которого рассказывают о мужественном лётчике. Один из пионерских отрядов школы носил имя Героя.

Из материалов сборника "Подвиги во имя Отчизны". – Харьков: Прапор, 1974.
http://airaces.narod.ru/all15/ostapenk.htm
 
СаняДата: Четверг, 13 Октября 2011, 00.11.51 | Сообщение # 94
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
kolo-mila-ya,
Большой труд! Спасибо!


Qui quaerit, reperit
 
kolo-mila-yaДата: Пятница, 14 Октября 2011, 19.23.04 | Сообщение # 95
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует






Выпускники ВВАУШ. К сожалению, фото без комментариев.
 
kolo-mila-yaДата: Пятница, 14 Октября 2011, 19.36.23 | Сообщение # 96
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
kolo-mila-ya,
Кто получил в 17 лет?


Нашла, Саня, свои закладки. Да, насчет 17-летних Героев-летчиков я малость погорячилась. Отложила в "Избранное" в связи со Сталинградской битвой Игнашкина Г.И. В Википедии его рождение датировано 1923 годом (и то получается подвиг не в 17, а в 19 лет), а в других источниках - 1917-м. Вот меня и переклинило. Простите за дезу.
 
kolo-mila-yaДата: Воскресенье, 16 Октября 2011, 13.18.53 | Сообщение # 97
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует



А.Н.Бражников

1920-1996

Военный лётчик 2-го класса (1950), летчик-испытатель, подполковник (1975).
Родился 13 сентября 1920 года в Армавире, ныне Краснодарского края. Русский. В 1939 г. окончил 10 классов.
В армии с октября 1940-го. В 1940 – 1942 гг. учился в Таганрогской военной авиационной школе лётчиков, в 1943 г. окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу лётчиков.
Участник Великой Отечественной войны: в сентябре 1943 – марте 1945-го – лётчик, старший лётчик, командир звена 237-го штурмового авиационного полка. Воевал на Юго-Западном, 3-м Украинском, 3-м и 2-м Прибалтийских фронтах. Совершил более 100 боевых вылетов на штурмовике Ил-2.
За мужество и героизм, проявленные в боях, старшему лейтенанту Александру Николаевичу Бражникову 23 февраля 1945 года присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5368).
После войны продолжал службу в строевых частях ВВС. В 1950 г. окончил Высшие офицерские лётно-тактические курсы (Таганрог).
С февраля 1951 по октябрь 1953 – на лётно-испытательной работе в Государственном Краснознамённом научно-испытательном институте ВВС. Провёл ряд испытаний опытных двигателей на самолётах.
С 1953 г. вновь служил в строевых частях ВВС, в Таврическом военном округе. С августа 1956 г. – в запасе. Жил в Запорожье. Умер 16 октября 1996 г.
Награждён орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, 2 орденами Отечественной войны 1-й степени, 2 орденами Красной Звезды, медалями.

http://www.testpilot.ru/base/2010/09/brazhnikov-a-n/
 
kolo-mila-yaДата: Воскресенье, 16 Октября 2011, 13.30.02 | Сообщение # 98
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Алехнович Евгений Антонович


Родился 20 мая 1920 г. в селе Троицко-Харцызск, ныне посёлок городского типа Донецкой области, в семье рабочего. Образование среднее. С 1940 г. в Красной Армии. В 1942 г. окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу лётчиков.
С июля 1943 г. в действующей армии. Сражался на Воронежском, 1-м Украинском фронтах.
Командир эскадрильи 142-го Гвардейского штурмового авиационного полка (8-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 1-й Гвардейский штурмовой авиационный корпус, 2-я Воздушная армия, 1-й Украинский фронт) гвардии старший лейтенант Е.А. Алехнович совершил 165 боевых вылетов на разведку и бомбово-штурмовые удары по живой силе и технике противника, его оборонительных рубежей под Бродами, Львовом, при форсировании Западного Буга, Сана, Вислы. В воздушных боях сбил 4 вражеских самолёта. 13 января 1945 г. в боях за освобождение Польши был подбит и направил свой горящий самолёт на зенитную батарею врага.
27 июня 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды; медалями. Улицы в городах Зугрэс и Харцызск, а также одна из харцызских школ носят его имя. На площади Зугрэса открыт памятник Герою.
* * *
Более 100 немецких автомашин, десятки танков спрятались на опушке леса близ Брод, у села Белый Камень. Часть из них вышла на дорогу, чтобы двигаться в направлении села Почапы. В это время на противника посыпались бомбы. В воздухе висели "Илы", ведущим которых был сын рабочего из Донбасса Евгений Алехнович.
Впереди выросла стена зенитного огня. Но это не остановило отважного лётчика-штурмовика.
- В атаку ! - передаёт по радио Евгений и снижает свою машину до бреющего. Вниз летят реактивные снаряды. На дороге бешено заплясали языки пламени, появились столбы чёрного дыма. А "Илы" вновь делают боевой разворот и наносят новый удар по врагу.
За время боёв под Бродами и Львовом 9 раз водил Евгений Алехнович свою эскадрилью в бой. Более 50 вражеских автомашин, 10 танков сожгли лётчики.
А сколько техники противника уничтожили Евгений и его ведомые в боях при форсировании Западного Буга, Сана, Вислы! Алехновича знали на фронте как мастеpa штурмовых атак. Он умело вёл на "Иле" воздушные бои, сразив 4 немецких самолёта.
В послужном списке старшего лейтенанта Евгения Антоновича Алехновича, командира эскадрильи 142-го Гвардейского штурмового авиаполка, 12 благодарностей Верховного Главнокомандующего. "Золотой Звездой" Героя отмечен отважный лётчик посмертно. Свой 165-й боевой вылет он совершил 30 января 1945 г. на Висле. Погиб Алехнович на боевом посту, не выпуская из рук штурвала крылатой машины.
Донбассовцы свято чтят память своего храброго земляка. Именем Алехновича названы улица и одна из школ в родном городе героя - Зугресе.
Под тенью ветвистых деревьев на постаменте установлен бюст лётчика. Город трудовой славы гордится своим воспитанником.

http://airaces.narod.ru/all11/alehnov.htm
 
kolo-mila-yaДата: Воскресенье, 16 Октября 2011, 13.54.26 | Сообщение # 99
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Александров Геннадий Петрович

Родился 22 ноября 1922 г. в Москве в семье рабочего. Окончил неполную среднюю школу и аэроклуб. С 1940 г. в рядах Красной Армии. В 1941 г. окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу пилотов.
С первых дней Великой Отечественной войны - в действующей армии.
К сентябрю 1943 г. командир эскадрильи 673-го штурмового авиационного полка (266-я штурмовая авиационная дивизия, 1-й штурмовой авиационный корпус, 5-я Воздушная армия, Степной фронт) Старший лейтенант Г.П. Александров совершил 88 боевых вылетов на уничтожение живой силы и техники противника.
4 февраля 1944 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
Всего выполнил более 100 боевых вылетов. В воздушных боях и на земле уничтожил несколько самолётов, много боевой техники и живой силы противника.
25 января 1945 года капитан Г.П. Александров погиб при выполнении боевого задания в районе города Катовице (Польша). Похоронен в городе Ченстохова (Польша).
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды.
* * *
Ему было 12 лет, когда Москва встречала героев-челюскинцев. На улице Горького всюду были листовки, открытки с портретами Михаила Водопьянова, Анатолия Ляпидевского, Николая Каманина и их товарищей. Плотные шеренги радостных москвичей заполнили тротуары. Горящими глазами смотрел Геннадий на сидевших в открытом лимузине Героев-лётчиков, когда они, усталые и смущённые, ехали к Кремлю. Прибежав домой, он долго сидел молча. Потом вдруг заявил: "Хочу летать"...
В тот же день он направился в аэроклуб. Вернулся оттуда разочарованный: в аэроклубе ему отказали – по возрасту мал ещё.
Геннадий упорно твердил, что будет летать. Из всего, что подворачивалось под руку, мастерил модели самолётов. Скоро его комнатка стала похожей на авиационный музей. Часто он забирался с книгой на крышу старого дома, читал, затем, когда темнело, мечтательно смотрел в чёрное усыпанное звёздами небо. К нему, бездонному и таинственному, тянулось всё существо Геннадия.
Он надоел инструкторам аэроклуба. Там дивились настойчивости подростка, который часами простаивал на лётном поле, бросив под ноги потёртую сумку с учебниками. Но принять его в число курсантов пока не могли: рановато.
И вот наконец Генке 16 лет. В кармане пахнущая кожей книжица - паспорт. Дома его ждал закадычный друг Мишка Орлов, чтобы вместе пойти на новый фильм. Но тут вошёл в непритворённую дверь почтальон:
– Александрову Геннадию Петровичу. Служебная открытка. Распишитесь.
Всего 3 строки было в листке с изображением чкаловского самолёта: "Вы приняты в Бауманский аэроклуб. Поздравляем с днём рождения". Но сколько радости принесли они!..
А когда Геннадий окончил 327-ю среднюю школу, то уехал в лётное училище. И полетели вскоре в Москву, на Покровский бульвар, письма от сына. Много их было. Радовались его родные успехам Геннадия, ждали его в отпуск.
Вскоре пришло ещё одно письмо: "Мамусь! Я теперь лётчик! Осваиваю новую машину. Скоро буду дома, на Покровке. Дают 30 суток отпуска".
Зинаида Аркадьевна прочитала, схватила макет самолёта в руки, прижала его к груди, глаза заблестели радостью. А тут в комнату вбежала соседка с бледным лицом. Только кивнула на репродуктор. Зинаида Аркадьевна включила радио и услышала взволнованный голос диктора, сообщавшего о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз...
Потянулись тревожные дни. Сирены воздушной тревоги и прожекторы, ощупывавшие ночное небо, метро, забитое людьми, солдаты, идущие на фронт и с фронта, и редкие треугольники писем со штампом полевой почты.
...Пареньку с Покровского бульвара было всего 18, когда он вылетел на первое боевое задание. Летал на штурмовиках. Скоро о его мастерстве заговорили сначала в полку, потом в дивизии, а затем во всей Воздушной армии. Меньше чем за год сержант Геннадий Александров получил первое офицерское звание. А когда на Волге началась невиданная в истории войн битва, Геннадий, получив новую машину, вылетел с полком под Сталинград.
Дым и огонь, огонь и дым. Горели дома, заводы, степь, плавни, горела сама Волга. Метались по воде языки пламени. Неумолчно, сутки за сутками грохотали взрывы снарядов, мин, бомб. Горящие факелы самолётов врезались в реку, степь. Почти не вылезая из кабины штурмовика, дрался с врагом Геннадий Александров. Было жарко от перегревшегося двигателя, от горящей степи. В Волге, казалось, вот-вот закипит вода. Однажды, посадив самолёт на аэродром, он соскочил с плоскости.
– Залатай крылышко, а успеешь – пририсуй звёздочку, – бросил на он ходу технику.
– Ещё одну?
– Да, "мессера" вогнал в землю у тракторного.
И пошёл на аэродромный командный пункт, помахивая шлемофоном.
* * *
Чётким строем шла эскадрилья над Волгой. Из-под слепящего шара солнца вывалились "мессеры". Один стремительно зашёл в хвост командиру эскадрильи – другу Александрова. Геннадий ничего не успел сделать. Он видел, как самолёт комэска запылал. Горящие обломки упали в Волгу.
Геннадий решил во что бы то ни стало сбить этот "мессер", которого он запомнил по нарисованному на фюзеляже дракону. И он сбил его с первой же атаки. Но при этом слишком увлёкся в бою. Наши пилоты видели, как его машина загорелась и, окутываясь дымом, пошла к земле.
Его ждали несколько суток, не теряли надежды. Ведь был же случай, когда сам командир полка не вернулся, а потом, уже вечером, его самолёт бесшумной тенью скользнул на лётное поле. Но из стрелковой части пришла депеша: самолёт Геннадия Александрова врезался в воду и взорвался. Лётчика не нашли.
И всё же Геннадий остался жив. Его выбросило из горящей машины воздушной волной. Очнулся он на берегу, наполовину лёжа в воде. Несколько суток полз. Попал к нашим миномётчикам. Вот, собственно, и всё.
...Война, громыхая, катилась на запад. Вскоре авиаторы выбрали Геннадия Александрова секретарём парторганизации. Прибавилось у него ответственности, забот.
* * *
Шёл дождь, противный, моросящий, – не дождь вовсе, а пыль водяная. Пилоты были недовольны: видимость ничтожная. Командир полка Александр Пантелеевич Матиков сидел на КП, в отсыревшей фанерной комнатушке, и уныло глядел в мокрое окно. Зазуммерил полевой телефон. Матиков взял трубку:
– Нет, ещё не вернулись. Я понимаю, что данные разведки нужны фронту. Послать Александрова? Вряд ли и он сможет – погода... Слушаюсь, сообщить, когда вернутся...
Из-под облаков вынырнули два штурмовика. Сели. Матиков видел, как пилоты мешкали, вылезая из кабин на плоскости, отполированные дождём. Вертанул ручку телефона:
– Первый? Вернулись... Нет, не пробились... Есть послать Александрова!
Через 5 минут командир полка ставил задачу Александрову:
– Пробиться во что бы то ни стало к цели и разведать обстановку. Установить, куда движутся колонны войск противника. Это очень важно. Данные нужны командующему фронтом. В паре с тобой полетит Джанджарадзе.
Над линией фронта небо заволокло дымом – зенитки били почти в упор. Немцы стреляли из автоматов и пулемётов. Машины кидало из стороны в сторону.
– Пройдём! Непременно пройдём! – кричал по ларингофону Геннадий, с трудом выравнивая самолёт. А вот и цель. Круг… Ещё круг…
– Справа ! – услышал Геннадий встревоженный голос ведомого.
Шестёрка "мессеров" вывалилась из облаков. Завязался неравный бой между штурмовиками и истребителями. На стороне последних –внезапность, большая скорость, численное преимущество. Вот головной "мессер" зашёл в хвост самолёту Александрова. Пушечная очередь Джанджарадзе – и вражеская машина, задымив, стала падать.
Линия фронта уже близко. А немцы наседали. На самолёте Александрова перебито управление, машину клонило к земле. Нет, надо дотянуть до аэродрома, передать данные разведки! Отбиваясь огнём от "мессеров", Александров с ведомым всё же дотянули до своих. И командир полка тут же передал командующему фронтом результаты воздушной разведки. Оказалось, что противник стягивает войска и технику для контрудара.
* * *
...Горели под ударами с воздуха вражеские "Тигры" и "Пантеры", в груды железного лома превращались самоходки. Родная земля освобождалась от захватчиков. С большой радостью вслушивались советские люди в сводки Совинформбюро. А материнское сердце тревожно билось в ожидании весточек от сына. Каждый раз, когда Зинаида Аркадьевна слышала шаги почтальона, у неё замирало в груди: "А вдруг похоронка?" Но письма от Геннадия шли весёлые. Радовали его наспех набросанные строчки. Однако порою ночами всё же заснуть долго не могла.
Как-то Зинаида Аркадьевна шла в магазин за хлебом. Остановилась, как все, у репродуктора, стала слушать голос диктора. И вдруг прозвучало: «Геннадий Петрович Александров, лётчик-штурмовик, капитан. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоено звание Героя Советского Союза...»
А через несколько дней он сам прибыл в Москву. Они шли по припорошенной снежком брусчатке Красной площади. Зинаида Аркадьевна раскраснелась. Сквозь слёзы смотрела на своего Генку. На гимнастёрке его, словно маленькое солнышко, – Золотая Звезда. Радовалось материнское сердце. Давно ли вихрастый парнишка заявлял: "Буду летать!"? И вот уже Герой, опытный лётчик...
В ясный солнечный день 25 января 1945 г. во главе группы штурмовиков Геннадий вылетел для нанесения удара по скоплению войск и техники противника. И не вернулся...
Его ждали до вечера. Ждали до утра. Штурмовики пошли на новое задание, всё ещё веря, что командир эскадрильи вернётся. И только на следующий день в полку узнали: самолёт Александрова врезался в землю.
Письмо в Москву матери Героя написал сам генерал, когда уже не осталось никаких надежд на его возвращение. И вот старик почтальон принёс квадратный конверт с незнакомым почерком. Что сказать? На лице почтальона такое выражение, словно он виноват, что вместо милого сердцу фронтового треугольника принёс горе в официальном конверте. Зинаида Аркадьевна только поглядела на письмо и, сразу поняв всё, медленно опустила голову на побелевшие косточки сжатых кулаков.
...Письма и до сих пор приходят на Покровский бульвар. Конверты. Синие, зелёные, белые, разные, словно лепестки цветов, словно кусочки людских сердец. Нередко в маленькой комнате Генки на Покровском бульваре собираются друзья. И долго стоят с Зинаидой Аркадьевной у большой картины. На этой картине синее-синее небо; на аэродроме стоит штурмовик, а на его плоскости – Генка. Он сдёрнул шлемофон. Ветер треплет его русые волосы. И на фронтовой гимнастёрке – ордена. Картину написал Голубев, стрелок-радист, летавший вместе с Александровым. Таким все друзья-однополчане и помнят Героя.
...Простой чёрный обелиск. На нём вырезана пятиконечная звезда. Косо, словно скорбя, склонился в изголовье пропеллер. Этот памятник стоит в городе Ченстохове, на освобождённой советскими воинами польской земле. И каждую весну, в День Победы, приходят сюда школьники, молодые воины, приходят те, за чей родной город погиб Генка – паренёк с Покровского бульвара. На чёрном мраморе надгробья алеют цветы...

http://airaces.narod.ru/all7/aleks_gp.htm
 
kolo-mila-yaДата: Понедельник, 17 Октября 2011, 23.20.14 | Сообщение # 100
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Пеньков Михаил Иванович

Родился 25 июля 1923 г. в городе Миллерово Ростовской области в семье рабочего. Окончил 9 классов, аэроклуб в Ворошиловграде. С 1941 г. в рядах Красной Армии. В 1943 г. окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу пилотов.
С сентября 1943 г. на фронтах Великой Отечественной войны.
К августу 1944 года командир звена 431-го штурмового авиационного полка (299-я штурмовая авиационная дивизия, 16-я Воздушная армия, 1-й Белорусский фронт) лейтенант М.И. Пеньков совершил 103 боевых вылета на штурмовку живой силы и техники противника. В воздушном бою сбил вражеский бомбардировщик.
5 октября 1944 г. погиб при выполнении боевого задания.
26 октября 1944 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
Похоронен в населённом пункте Станины (юго - западнее города Лукув, Польша).
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Красной Звезды, медалями.
* * *
Замечательный подвиг совершили 10 августа 1944 г. лётчики 431-го штурмового авиационного полка под командованием Героя Советского Союза капитана Д.И. Смирнова и старшего лейтенанта Б.Н. Мошкова. Уничтожая вражескую артиллерию в районе Гловачува, лётчики-штурмовики заметили, что над боевыми порядками наших войск разворачиваются для атаки 25 немецких бомбардировщиков «Ju-87» под прикрытием 10 истребителей «ФВ-190». Правильно оценив обстановку, Мошков подал по радио команду: «Атаковать вражеские бомбардировщики !».
Первым от группы отделился лейтенант М.И. Пеньков и смело бросился на ведущее звено «Ju-87». Затем вся группа наших штурмовиков врезалась в строй «Юнкерсов». Среди фашистских пиратов возникло замешательство, которым не замедлили воспользоваться наши лётчики. По одному «Юнкерсу» сбили Мошков и Пеньков (впоследствии обоим лётчикам было присвоено звание Героя Советского Союза).
Прикрывавшая штурмовиков группа из 10 истребителей 530-го ИАП уничтожила 8 вражеских самолётов, потеряв лишь один «Ла-5». Штурмовики потерь не имели. Попытка фашистов атаковать наши войска была сорвана.

http://airaces.narod.ru/all16/penkov.htm
 
kolo-mila-yaДата: Понедельник, 17 Октября 2011, 23.43.28 | Сообщение # 101
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Павленко Николай Никитович


Родился 9 июня 1920 г. в посёлке Троицко- Харцызск, ныне посёлок городского типа Харцызского горсовета Донецкой области (Украина) в семье служащего. Окончил 2 курса Макеевского металлургического техникума (той же области). С 1937 г. в Красной Армии. В 1939 г. окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу пилотов.
С ноября 1941 г. на фронтах Великой Отечественной войны.
К сентябрю 1944 г. командир эскадрильи 91-го Гвардейского штурмового авиационного полка (4-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 5-й штурмовой авиационный корпус, 5-я Воздушная армия, 2-й Украинский фронт) гвардии старший лейтенант Н.Н. Павленко совершил 136 боевых вылетов на штурмовку и бомбардировку живой силы, техники и других объектов противника. Сбил вражеский самолёт.
23 февраля 1945 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
После войны продолжал службу в ВВС. В 1949 г. окончил Высшие лётно- тактические КУОС, в 1953 г. – Ростовский государственный университет. С 1954 г. гвардии полковник Н.Н. Павленко – в запасе. Жил в Ростове-на-Дону, работал в управлении Северокавказской железной дороги.
Награждён орденими Ленина, Красного Знамени (четырежды), Богдана Хмельницкого 3-й степени, Отечественной войны 1-й степени (дважды), Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды; медалями. Почётный гражданин Харцызска. Его именем названы улица в посёлке Троицко- Харцызск и школа № 15 в городе Иловайске Донецкой области.
* * *
Один за другим штурмовики пикируют на цель. Там, где была огневая позиция фашистов, бушует огненный смерч. Вражеская батарея навсегда умолкла.
Делая «змейку», командир звена собирает ведомых. Вдруг кто-то из лётчиков предупредил:
– «Мессеры» справа!
Вынырнув из облаков, 4 «Ме-109» нападают на «Ильюшиных». Один фашистский истребитель устремляется на ведущего. Ведомый Николай Павленко мгновенно принимает решение. Огненная очередь из его пушки прошивает «мессер». Почти рядом с левой плоскостью самолёта Павленко пронеслась трасса снарядов, и вслед за ней, озлобленно ревя мотором, проскочил другой «Ме-109»...
Бой длится уже около 15 минут. Маневрируя, штурмовики отходят к линии фронта. Николай зорко следит за действиями врага. Вдруг в кабине сверкнула яркая вспышка огня. Резкий удар в голову. Сквозь лиловую дымку Павленко видит, что почти все приборы, смотровые окна разбиты. В лицо бьёт холодный поток воздуха.
«Падаю... – мелькнула тревожная мысль. – Надо выровнять самолёт». – И он тянет ручку на себя. Превозмогая боль в плече, он всё-таки заставляет самолёт набрать метров 60. Нужно сделать разворот вправо. Но правая нога не повиновалась. Тогда Николай левой ногой оттянул педаль на себя. «Ил», неуклюже развернувшись, вышел на свою территорию, но продолжал терять высоту. Павленко даже не выбирал место для приземления. Удар плоскостями о верхушки сосен, потом ещё удар, ещё...
Самолёт лежал на небольшой поляне. Левая плоскость сломана, а правая задрана вверх.
Придя в себя, Николай почувствовал постепенно нарастающую жгучую боль, словно ему положили на грудь раскалённый диск, который постепенно увеличивался. Лётчик понял, что это, раздуваемая сквозняком, тлеет его гимнастёрка. Затушить нечем. Отстёгивая ремни, Николай увидел в подоле гимнастёрки кровь. И, набирая её в ладонь, начал смачивать грудь, тлеющую ткань.
Посидев некоторое время без движения, Павленко попытался открыть «фонарь», но ничего не получилось. «Фонарь» заклинило при взрыве снаряда, попавшего в кабину.
– Нет. Умирать ещё рано, – твердил Николай и, достав из кобуры пистолет, несколькими ударами рукоятки приоткрыл кабину. Захватив ракетницу, он выполз на плоскость и, скатившись с неё, упал на землю, пахнущую лесными цветами и всевозможными запахами осеннего леса...
Таким трудным испытанием начал своё вступление в боевую жизнь Николай Павленко летом 1942 г. подо Ржевом. Врачи восстановили здоровье лётчика. Он принимал участие в боях на левобережье Украины, освобождал Киев. Павленко уже был командиром звена. С апреля 1944 г. старший лейтенант Павленко участвует в боях на Львовском направлении.

...Зарулив самолёт на стоянку, Николай побежал на командный пункт. Навстречу ему шла группа лётчиков. «Меня, что ли встречают ?» – пожал плечами Павленко. Но когда они приблизились, остановился. Пристально взглянул на пехотинца, который шагал вместе с лётчиками, радостно воскликнул:
– Володя!
– Ну и ну ! – похлопывая Николая по плечу, говорил старший сержант Павленко.
Братья уже почти 3 года воевали, и ни разу не довелось им встретиться на суровых фронтовых дорогах. Да и эта встреча была недолгой. Через час десантник Владимир Павленко вылетел для выполнения боевого задания в тыл врага, а Павленко-младший вновь поднялся в небо на своём верном штурмовике...
Группа «Илов» под командованием старшего лейтенанта Павленко направилась в район Горохова. Там обнаружена артиллерия противника. Не успели штурмовики подойти к цели, как их атаковали 6 истребителей. Павленко приказывает лётчикам:
– Правым разворотом – в круг!
И штурмовики, став друг другу в хвост, замкнули кольцо, которое ощетинилось стволами пушек и пулемётов. Все попытки «Фоккеров» разорвать строй были безрезультатны. Озлобленные неудачами, фашистские лётчики делают ряд непродуманных атак. Вот один из истребителей с чёрным крестом пристраивается к «Илу», который идёт впереди самолёта Павленко. Фашист попадает в прицел. Рука Николая привычно нажимает на гашетки. Длинные очереди из пушек и пулемётов настигают «фоккер», и тот, вспыхнув, рухнул на землю.
– Есть! – радостно отметил Николай.
Когда на помощь «Ильюшиным» подоспели наши истребители, фашисты трусливо скрылись в облаках...
– Вперёд, к цели! – командует Павленко.
Штурмовики подошли к Горохову, уничтожили артиллерию врага.
– Молодцы! – довольный работой лётчиков, сказал командир полка, когда они вернулись с задания. – И немца сбили, и с артиллерией расправились, и вернулись без потерь! Недаром нас называют «небесными рыцарями», – закончил он улыбаясь...
А сколько таких вылетов для нанесения штурмовых ударов по врагу совершил Николай в страдное лето 1944 г.! По 3 – 4 раза в день поднимался он в воздух во время боёв в Прикарпатье, на Висле.
Герой Советского Союза Николай Никитович Павленко встретил День Победы в чехословацком городке Брно, близ Праги. Суровые дороги войны стали для украинского паренька дорогами тяжёлых физических и моральных испытаний, и Николай Никитович с честью прошёл их. Кавалер 9 орденов и 9 медалей, он после войны жил и работал на одном из предприятий Ростова-на-Дону.



...Зарулив самолёт на стоянку, Николай побежал на командный пункт. Навстречу ему шла группа лётчиков. «Меня, что ли встречают ?» – пожал плечами Павленко. Но когда они приблизились, остановился. Пристально взглянул на пехотинца, который шагал вместе с лётчиками, радостно воскликнул:
– Володя!
– Ну и ну ! – похлопывая Николая по плечу, говорил старший сержант Павленко.
Братья уже почти 3 года воевали, и ни разу не довелось им встретиться на суровых фронтовых дорогах. Да и эта встреча была недолгой. Через час десантник Владимир Павленко вылетел для выполнения боевого задания в тыл врага, а Павленко-младший вновь поднялся в небо на своём верном штурмовике...
Группа «Илов» под командованием старшего лейтенанта Павленко направилась в район Горохова. Там обнаружена артиллерия противника. Не успели штурмовики подойти к цели, как их атаковали 6 истребителей. Павленко приказывает лётчикам:
– Правым разворотом – в круг!
И штурмовики, став друг другу в хвост, замкнули кольцо, которое ощетинилось стволами пушек и пулемётов. Все попытки «Фоккеров» разорвать строй были безрезультатны. Озлобленные неудачами, фашистские лётчики делают ряд непродуманных атак. Вот один из истребителей с чёрным крестом пристраивается к «Илу», который идёт впереди самолёта Павленко. Фашист попадает в прицел. Рука Николая привычно нажимает на гашетки. Длинные очереди из пушек и пулемётов настигают «фоккер», и тот, вспыхнув, рухнул на землю.
– Есть! – радостно отметил Николай.
Когда на помощь «Ильюшиным» подоспели наши истребители, фашисты трусливо скрылись в облаках...
– Вперёд, к цели! – командует Павленко.
Штурмовики подошли к Горохову, уничтожили артиллерию врага.
– Молодцы! – довольный работой лётчиков, сказал командир полка, когда они вернулись с задания. – И немца сбили, и с артиллерией расправились, и вернулись без потерь! Недаром нас называют «небесными рыцарями», – закончил он улыбаясь...
А сколько таких вылетов для нанесения штурмовых ударов по врагу совершил Николай в страдное лето 1944 г.! По 3 – 4 раза в день поднимался он в воздух во время боёв в Прикарпатье, на Висле.
Герой Советского Союза Николай Никитович Павленко встретил День Победы в чехословацком городке Брно, близ Праги. Суровые дороги войны стали для украинского паренька дорогами тяжёлых физических и моральных испытаний, и Николай Никитович с честью прошёл их. Кавалер 9 орденов и 9 медалей, он после войны жил и работал на одном из предприятий Ростова-на-Дону.

http://airaces.narod.ru/all16/pavlenko.htm
 
СаняДата: Понедельник, 17 Октября 2011, 23.46.17 | Сообщение # 102
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
kolo-mila-ya,
Просто замечательная подборка материала по истории училища!


Qui quaerit, reperit
 
kolo-mila-yaДата: Вторник, 18 Октября 2011, 00.02.55 | Сообщение # 103
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Саня

Геннадий оказался прав: какое училище! А толчком к поиску стала Ваша информация о Смильском.
 
СаняДата: Вторник, 18 Октября 2011, 00.04.12 | Сообщение # 104
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
kolo-mila-ya,
Согласен!


Qui quaerit, reperit
 
kolo-mila-yaДата: Среда, 19 Октября 2011, 00.57.24 | Сообщение # 105
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Гросул Иван Тимофеевич


Родился 10.03.1920 г. на хуторе Воровский, ныне Врадиевского района Николаевской области (Украина) в семье крестьянина. Окончил среднюю школу. В Красной Армии с 1937 г. Окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу лётчиков в 1938 году.
Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 г. Заместитель командира эскадрильи 10-го Гвардейского авиационного полка (3-я Гвардейская авиационная дивизия, 3-й Гвардейский авиационный корпус, АДД) гвардии капитан И.Т. Гросул к августу 1943 г. совершил 241 боевой вылет на бомбардировку военно-промышленных объектов в глубоком тылу врага. Его экипаж сбил в воздушных боях 5 истребителей противника. 18.09.1943 г. удостоен звания Героя Советского Союза.
После войны продолжал службу в ВВС. С 1954 г. майор И.Т. Гросул – в запасе. Жил в Сочи. Награждён орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й степени, медалями. Умер 7.04.1972 г. В посёлке Врадиевка Николаевской области установлен бюст Героя.
Как воевал экипаж И.Т. Гросула в небе Сталинграда, написал в воспоминаниях маршал авиации Н.С. Скрипко:
«В те дни, когда мы вели активную борьбу с транспортной авиацией врага и участвовали в воздушной блокаде окружённой группировки гитлеровцев, лётчик Иван Тимофеевич Гросул и штурман Леонтий Петрович Глущенко обнаружили немецкий аэродром, на котором скопилось довольно большое количество транспортных самолётов «Ju-52».
На другой день, когда авиаполк должен был нанести удар по скоплению вражеской авиации, выяснилось, что неприятельский аэродром пуст. Радировав об этом командиру части, старший лейтенант И.Т. Гросул приступил к поиску запасного немецкого аэродрома. Искал он долго, упорно, пока позволяло горючее, и всё-таки нашёл.
Доложив командиру о крупной авиабазе самолётов противника и сообщив её координаты, экипаж лёг на боевой курс. Штурман Л.П. Глущенко точно сбросил серию бомб на взлётно-посадочную полосу и самолёты гитлеровцев. Тогда на перехват дальнего бомбардировщика, действовавшего без прикрытия, бросились 4 фашистских истребителя. Отражая воздушного врага огнём, экипаж Гросула вошёл в облака и сумел уклониться от преследователей».

http://airaces.narod.ru/all/roshin_i3.htm
 
kolo-mila-yaДата: Среда, 19 Октября 2011, 01.27.05 | Сообщение # 106
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует


Шварёв Александр Ефимович

Воспоминания

«Я родился в 1914 году, а в 1936-м по призыву ЦК ВЛКСМ был призван в армию и направлен в Ворошиловградскую школу лётчиков, которую зокончил в 1939 г. Выпустился на современном и довольно неплохом по тогдашним меркам самолёте И-16. У нас в школе всего одна эскадрилья на нём летала, остальные на И-15. После лётной школы я был направлен в Белорусский военный округ на аэродром Балбасово. Шёл 1939-й год. Началась заваруха с Польшей. И мы в составе 21-го истребительного полка перебазировались на аэродром города Лида, который в ту пору относился к Западной Украине.
Воздушных боёв с поляками нам тогда вести не пришлось, и вскоре из Польши нас перебазировали в Каунас.
Надо сказать, что перед войной я прошёл хорошую школу на И-16. Командиром эскадрильи у нас был Кутарев, воевавший в Испании».
(Возможно, это Кухарев Василий Александрович, пробывший в Испании с 26 марта по 18 мая 1938 г. Согласно официальным документам, летать на боевые задания отказался).
«Он не боялся нас выпускать, регулярно устраивал воздушные бои. Один раз послал меня в зону. И вот я смотрю: в зону заходит ещё один "ишачок" и начинает колбасить. Чёрт его знает, наш это или не наш. Начинается карусель, воздушный бой. Оказалось, что это Кутарев подослал моего лучшего друга, ленинградца Лёшу Викторова. Правда, в этом воздушном бою я ему, как говорится, "надрал хвоста" – в хвост зашёл, и он уже никак не мог вывернуться. Прилетели, сели. Кутарев нам: "Молодцы, так и надо воевать !".
Соответственно, когда в Каунасе наш 21-й полк одним из первых вооружили самолётами МиГ-1 и МиГ-3 (при перевооружении номер полка сменился с 21-го на 31-й), мы уже имели в себе какую то уверенность. Освоил я "МиГ" хорошо. Вообще говорят: кто учился на И-16, на любом самолёте сможет полететь. И это правда. И-16 – очень строгий самолёт, очень сложный на посадке. Во-первых, нужно точно рассчитать, куда будешь садиться, а во-вторых, когда сел уже, нужно очень внимательно следить, чтобы самолёт не развернуло. Я на нём скапотировал как-то раз в училище. У нас тогда Агеевецкий был командиром отряда. Летал он на И-16 просто дерзко. Мы к тому времени уже стали вылетать самостоятельно, и хотя не выдерживали направление, крутились, но всё обходилось благополучно. Перед моим вылетом Агеевецкий собирает нас и говорит: "Вы имейте в виду, на этом самолёте можно скапотировать. Чуть зазеваешься – стукнешься головой о землю!".
И вот вылетаю я на И-16… Отлетал, сколько должен был, рассчитал, сел –всё как положено. Качусь по взлётной полосе. Вдруг смотрю влево: левая плоскость мнётся. Раз, и я вверх ногами лежу. Самолёт перевернулся на спину через крыло. Я первым делом проверил, не горит ли. Вроде нет. Тогда я открыл щиток кабины, отстегнул парашют и вылез. Стою, а ко мне целая лавина народа бежит из квадрата. Подбегает командир отряда: "Жив?!" Начал меня щупать. Говорит потом: "Ты родился в рубашке!".
Почему я скапотировал? Дело в том, что нам эти И-16 прислали с Дальнего Востока с уже отработанным ресурсом, после многочисленных ремонтов. При посадке я вильнул градусов на 10 – 15, подкос левого шасси лопнул от нагрузки, и нога сложилась. Когда потом мы осматривали этот подкос, обнаружили, что он был давно уже наполовину треснут поперёк, да ещё и ржавый. Вот и сломался от небольшой нагрузки.
Так вот, МиГ-1 на посадке тоже не так прост. Однажды у нас даже заместитель командира полка его поломал. У него была такая особенность: только ручку чуть-чуть перебрал, он заваливается на крыло. Но у меня с "МиГами" проблем не было.
Мы тренировались в Каунасе: на высоту летали, вели воздушные бои, проводили стрельбы по наземным и воздушным целям. Правда, силуэты самолётов потенциального противника мы не изучали.
Надо сказать, разговоры о том, что будет война, шли. К нам приезжали лекторы, говорили, что война не исключена, путались с советско-германским договором. Командиром нашего 31-го полка был Путивко Павел Ильич, участник войны в Испании. Он в узком кругу лётного состава после всех этих лекций, когда у кого-то появлялось шапкозакидательское настроение, всегда говорил: "Имейте в виду, что немец будет нападать, будучи уверенным в своей победе. Вы должны быть очень хорошо подготовлены, чтобы ему противостоять". Это нас вдохновляло, и морально мы были готовы к войне.
Перед войной количество авиаполков значительно возросло. В Алитусе с нуля создавался 236-й полк, в который в 1941 г. меня назначили командиром звена. Командиром полка был Павел Андреевич Антонец, тоже участник боёв в Испании. Хороший командир, с боевым опытом.
В конце июня нам нужно было перегнать из Каунаса У-2. Мы с техником на полуторке поехали в Каунас, до которого от нашего аэродрома было километров 60. Прибыли туда в пятницу 20-го. В субботу командира дивизии, который даёт разрешение на вылет, не было. Сказали, что будет в воскресенье. Я в ночь с субботы на воскресенье 22 июня ночевал у друзей из 31-го ИАП. Слышим около 4 утра: стрельба зениток. До этого проходил слух, что будут учения. Мы так и решили сразу, что начались учения. Но с нашего дома был виден Каунасский аэродром. Рядом с аэродромом располагался мясной комбинат. И я вдруг увидел зарево и говорю: "Братцы, это не учения – смотрите: ангар горит".
Мы быстро оделись и побежали на аэродром. Никого из начальства нет. Ангар горит. Мы, кто прибежал, успели выкатить оттуда самолёты. Сели в самолёты, и командир звена Волчок приказал: "Вылетай за мной!". Мы стали вылетать парами. Навстречу нам шла группа самолётов Не-111 – грозные самолёты, с сильным бортовым вооружением. Мы подлетели к ним, стреляем, но вся беда была в том, что у МиГ-3 стояли пулемёты БС калибром 12,7-мм, которые частенько заедали: пых – и дальше не стреляет. А по нам стреляли из пулемётов. После первого вылета в моём самолёте насчитали около 40 пробоин, и 8 пуль застряло у меня в парашюте. Представляете? А в "МиГе" же бензосистема, водяная система и маслосистема. Как же мне повезло, что ни один шланг не был пробит!
В середине дня пришло начальство и дало разрешение на вылет нашего самолёта У-2. Но у него было повреждено осколком крыло. Я говорю технику: "Давай ремонтируй быстрей, нам нужно вылетать в полк!". Пока он ремонтировал, мы вылетали на отражение атак противника. Короче говоря, мы назрячую сделали ещё 3 вылета.
Тогда же я и сбил свой первый самолёт. Если в первый вылет я только пробоины привёз, то во второй вылет мы уже стали умнее. Встретили одиночного "Хейнкеля", обошли его слева и справа. Пулемёты работали нормально. Немец пошёл вниз – мы за ним. Он уже горел, но шёл на бреющем вдоль Немана. Потом мост увидел и как хватанул вверх! Перевалил через него, но выровнять самолёт уже не смог – так и упал в реку. Прилетели. Выяснилось, что у меня работал пулемёт, а у моего ведомого – нет. Соответственно, сбитие записали мне.
Я всё спрашивал техника: "Как там самолёт, готов?" – "Нет". – "Готов?" – "Нет". Наконец говорит, что готов. Я сажусь в самолёт. Он крутит винт, но тут подъезжает "эмка", из неё выходит командир нашего 236-го полка Антонец. Реглан весь в крови. "Ты куда?" – спрашивает, немного гнусавя. Я растерялся: "Как куда?". А он на меня: "Куда тебя чёрт несёт? Там уже немцы!". Если бы чуть раньше я взлетел, то попал бы прямо в лапы к немцам. Оказалось, что, когда он ехал в Каунас, их обстреляли, шофёра убили, но сам он сумел вырваться. Из полка под Каунас прилетело только 6 самолётов, остальные 25 были повреждены, и их пришлось сжечь.
В этот же день оставшиеся лётчики и техники (в том числе и я) на "полуторке" были отправлены в Ригу. Ехали ночью. Переехав через какую-то речку, попали под оружейный огонь. Увидели, что кто-то сидит на дереве и стреляет. Кричим ему: "Ты что стреляешь? Свои!". Он говорит: "Я же не вижу, свои или не свои. Мне дали команду стрелять – я и стреляю". Двоих техников из нашего полка ранило.
Вот так мы отступали с первого дня. Тут мы поняли, какова цена разговоров о том, что мы будем бить фашистов на их территории "малой кровью, могучим ударом". Представляешь, в первый же день потерять полк новейших "МиГов"?! Мы очень хотели летать, бить врага, но ситуация складывалась не в нашу пользу. Поэтому необходимость отступления воспринимали без радости, но с пониманием.
Приехали в Ригу – самолётов нет. Потом нам всё-таки дали И-5 – такое старьё! Мы на нём никогда не летали, но есть такое слово "надо". Несколько раз летали на разведку, но, слава Богу, "Мессеров" мы не встретили. Прилетели, доложили. Потом нас, 4 человек, отправили в Идрицу, куда пришёл эшелон с "МиГами". Самолёты собрали, мы их опробовали и сделали примерно по 12 вылетов. Здесь я сбил Ме-109. Должна была вылетать группа на задание, и командир мне говорит: "Взлети прикрой нас". Несколько звеньев благополучно взлетело. Когда взлетало последнее, я увидел четвёрку "109-х". Тут уже раздумывать некогда было. Я направил свой самолёт в их сторону. Шарахнул. Сбил или нет, не знаю, но они ушли. Сел. Мне говорят: "Ну, ты ему здорово вмазал!". Оказалось, один из них упал прямо на аэродром.
На следующий день, возвращаясь с задания, мы увидели, что аэродром штурмуют Ме-110. Тут бы пошла свалка. Но они как увидели, что это "МиГи", сразу вниз, потому что на малой высоте этот самолёт не самолёт. Всё-таки подловил я одного. Видно, лётчик был лопух, отстал от группы. Его я сшиб. Вскоре пришла команда отправлять всех лётчиков, летавших на "МиГах", в Москву.

(Продолжение следует)
 
kolo-mila-yaДата: Среда, 19 Октября 2011, 18.40.48 | Сообщение # 107
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Шварёв Александр Ефимович

Воспоминания (продолжение)

Когда мы приехали в Москву, полковник М.П. Нога собрал группу лётчиков, и мы на только что опробованных "МиГах" полетели под Брянск. Подлетая к Сухиничам, я заметил, что падает давление масла. Я подумал, что дотяну, но вскоре мотор встал, и пришлось мне садиться на живот. Вернулся в Москву, доложил в главный штаб ВВС, а оттуда меня направили в академию им. Жуковского, где командир полка Антонец собирал наш 236-й полк. Когда формирование было закончено, нас на самолёте отправили в Саратов, где мы получили "Яки". Хорошие самолёты. Из Саратова мы перелетели под Вязьму на аэродром Двоевка. На земле было затишье, но мы всё время летали, немецких бомбардировщиков отгоняли, на разведку. Прикрывали штаб фронта. Как-то раз, пока патрулировали, я "109-й" сбил.
Получилось так. Мы четвёркой барражировали. Договорились, что идём парами, а подходя к пункту встречи, расходимся в разные стороны и делаем как бы круг на встречных курсах. И вот пока мы так летали, я посмотрел назад, а моего ведомого атакует Ме-109. Я до сих пор не могу понять, как я сумел развернуться на 180 градусов и оказаться в хвосте "Мессера". Всей душой, всем телом развернулся. Глянул в прицел, а крылья истребителя выходят за прицельный круг. Нажал на пулемётные гашетки: сбил я его или нет, вывожу. Моего ведомого и другой пары уже нет – ушли на аэродром.
Смотрю: рядом второй "109-й" кружит. Я под него подбираюсь, подбираюсь и наконец зашёл ему в хвост. Он на пикировании давай удирать! Я – за ним. Самолёт я освоил и на пикировании дал большой шаг винта и догнал его ("Як" на пикировании может догнать "Мессер"). Я стрелять – пушка не стреляет, а у пулемётов боекомплект кончился. А я ещё на земле технику говорил, что очень большой ход гашеток, и просил укоротить тросы. А он вместо укорачивания, мать его, удлинил. Немца я всё же догнал, даже рассмотрел: такая рыжая морда. Хотел таранить, но он в облаке скрылся. Потом все смеялись: "Вон твой рыжий летает!".



Истребитель Як-1. На такой машине А. Е. Шварёв сражался в небе Сталинграда.
А тот "109-й", которого я сбил, упал прямо на аэродроме у совхоза Дугино, где сидели лётчики-испытатели.
Как узнал об этом? А так. Не успел сесть, подруливаю, злой такой. Думаю: техника убью. Тут ко мне подходят, спрашивают: "Стрелял?" – "Стрелял". – "А нам уже позвонили. Твой сбитый самолёт на соседнем аэродроме лежит".
Ещё один "109-й" я сбил около Ярцева при сопровождении "Пешек" (так мы называли Пе-2). Там мы вели воздушный бой. Я стрелял по одному "109-му", но сам не видел, чтобы он падал. Представь, что я практически никогда не видел, чтобы сбитый мной самолёт упал. Почему? Потому что очередь дал и сразу смотришь вокруг, как бы тебя самого не сбили, – иначе нельзя. Но в этом случае ребята мне потом показали, где немец упал. Да и лётчики "Пешек" подтвердили, что я сбил.
Вообще самое трудное – это сопровождать. Ведущий группы отвечает за свои истребители и за прикрываемую группу. А ещё надо смотреть, чтобы самому на тот свет не отправиться. У меня 450 с лишним боевых вылетов, 120 воздушных боёв. Меня спрашивают: а что ты сбил так мало? У меня ж за всю войну только 12 лично сбитых самолётов и 2 в группе. А как иначе? Мало того, что в основном вёл оборонительные бои, не подпуская истребителей противника к сопровождаемым, так ещё смотрел, организовывал, командовал. Тут уже не до личного счёта, а когда в группе сбивали, я себе не брал.
Короче говоря, довоевались мы до того, что еле ноги унесли из этой Двоевки, когда немцы прорвали фронт в октябре 1941 года. Мы сидели в самолётах и ждали команду на вылет. А связи нет. Командир полка ходит нервничает. Потом принял ответственность на себя и дал команду "взлёт". Я взлетаю… Вправо посмотрел – Бог ты мой! Идёт колонна немецких танков! Ещё бы полчаса – мы бы там и остались. Сели в Кубинке, дозаправились и сразу дежурить. Тогда я и сбил единственного в своей боевой практике разведчика. Взлетели (помню, была кучевая облачность) и ушли в зону, где должны были прикрывать. Смотрю: вываливается самолёт. Был у немцев изумительный разведчик Do-217. Я по нему весь боекомплект выпустил. Две отменные очереди дал. Сбил я его или нет, не знаю. Сажусь. Меня все поздравляют. Оказывается, сбил его. После этого замполит и командир дивизии ПВО, которая оставалась в Кубинке, уговаривали меня, чтобы я перешёл к ним. Но я отказался, остался в своём полку.
Потери были большие, и вскоре нас вновь отправили в Саратов за самолётами, а оттуда в Тушино. Дело было к зиме. Вот из Тушина мы вылетали на отражение атак противника. Тут у нас такой был случай. Возвращаемся после вылета на аэродром. Облачность низкая, и вдруг видим: стреляет зенитка, а следом из облаков вываливается Ju-88 и падает возле взлётной полосы. Оказалось, что "Яшка-артиллерист", услышав звук самолёта, открыл стрельбу и попал.
Когда началось наступление под Москвой, нас посадили на Тростенское озеро, севернее Кубинки. Летали на лыжах на разведку, сопровождение, отражение налётов. Нагрузка на нас была очень большой. Самолётов не хватало. Я лично делал по 6 – 8 вылетов в день. Это очень тяжело и физически, и морально: ведь почти каждый вылет сопровождался боями. Правда, мы молодые были. По молодости это проще воспринимается.
– Потери в первые годы войны были большими. Не было ли страха перед истребителями противника?
– Что скрывать? Бывало. В 1943 . у меня как командира эскадрильи был заместителем Юмкин. [Юмкин Александр Иванович, старший лейтенант. Всего за время участия в боевых действиях сбил 8 самолётов лично и 1 в группе. Войну закончил в составе 111-го Гвардейского ИАП. Награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, медалями. – Примечание М.Ю. Быкова.] Как-то летим строем. Он ведёт звено. А у меня было изумительное зрение – это здорово выручало. Я говорю: "Справа группа самолётов, выше нас на 2000 – 3000". Он тут же начинает ходить туда- сюда, мандражирует. Мы в атаку, а он раз – и уходит из боя. Второй раз также. Я его приглашаю к себе: "Ты что, твою мать, боишься?!". Он объясняет, что в полёте с ним всё в порядке, а стоит сказать "немцы" – и с ним что-то происходит: такой страх охватывает, что он не в силах себя сдержать и выходит из боя. Я ему тогда говорю: "Знаешь что, будешь со мной в паре летать. Если уйдёшь, я тебя догоню и сам расстреляю". При всех сказал. Конечно, до этого никогда бы не дошло. И вот, летаем под Крымской. Держится. Прилетели – весь бледный. Говорит: "Ну ты задал мне страху, командир!". Я с ним слетал несколько раз, и он стал в результате нормально летать.
Был и другой случай зимой 1941-го под Можайском. Мы сопровождали "Илы". Взлетели шестёркой и идём сзади группы Ил-2. Видимости никакой: попали в снегопад. Кое-как сопроводили их и вернулись обратно, а вскоре прилетает командующий авиации наземной армии, которой мы подчинялись (авиация тогда была в подчинении общевойсковых армий), Синяков. Приказывает: "Построить полк !". Построили. Выходит. Он такой строгий… (Всегда выпивши ходил, и матом он не ругался, а разговаривал.)
– Кто стрелял?
А у нас под плоскостями 8 РСов вешали. Когда мы вернулись, я обратил внимание, что у одного из наших, Жуковина, нет РСов. Говорю ему: "Что молчишь? Ты стрелял?" – "Я". – "Выходи".
Вышел, дрожит. А Синяков говорит: "Вот так, засранцы, надо воевать, как он воюет!" Я думаю: что такое? А Синяков говорит, что, мол, Жуковин одним залпом сбил двух "109-х". При всех наградил его орденом Красного Знамени. Все: "Браво! Браво!". Потом спрашиваем Жуковина, как всё произошло. Он говорит: "Я посмотрел в прицел, вижу: 2 самолёта, и сразу на все кнопки нажал. Все 8 штук выпустил. И двух сбил". Вскоре установилась лётная погода, пошли вылеты с воздушными боями. Один вылет – Жуковин садится, не полетел с группой. Спрашиваю: "Что такое?" – "Барахлит мотор". Техники начинают пробовать – всё нормально. Второй раз: "Барахлит мотор, не могу лететь". Техники разбираются – всё нормально. Третий раз… Жуковин подруливает. Я говорю ему: "Не выключай!". Сам сажусь в его самолёт, взлетаю… Отпилотировал отлично. Спрашиваю его потом: "Ты что, дрейфишь, что ли?" – "Нет, командир, как тут дрейфить? Мотор не работает".
А вскоре он, также вернувшись, на посадке поломал самолёт. Его командир полка отдал под суд. Судили его, а потом в штрафной батальон направили.
И что ты думаешь? Когда я после войны уже учился в академии, мы обычно на выходные дни приезжали в Москву. И вот я иду в форме, как положено, и встречаю какого-то человека. Вижу, что должен его знать, но не могу вспомнить, кто это. Подходит он ко мне и говорит: "Что, командир, не узнаёшь? Это я, Жуковин!". Батенька ты мой, какая встреча! Я ему говорю: "Давай доедем до Монина, там мы выпьем по фронтовой". Приехали. Он мне рассказывает, что был в штрафном батальоне. Его, как лётчика, направили с группой под Вязьму с заданием угнать "109-й". Самолёт они не угнали, еле ноги унесли. Потом дали им задачу привести "языка". Пошли. Одного схватили, связали и тащат по земле. На своих минах подорвались. Ему пятку оторвало, а этого немца убило. Я его спрашиваю: "Ну как в сравнении с авиацией?". Он говорит: "Знаешь, командир, вот где я страху натерпелся. В авиации так страшно не было".
Конечно, первое время был страх перед немецкими лётчиками, перед их опытом. Когда мы сидели в Двоевке, летали над Ярцевом, я вёл шестёрку, и завязался воздушный бой, причем так получилось, что в этой группе только я один к тому моменту имел опыт ведения боя, а остальные были "зелёные". Мы встали в оборонительный круг. Ни один немец не подошёл к нам! Вернулись, сели. Я спрашиваю: "Ну, как?" – "Чёрт подери, соображают: не полезли на группу". Я говорю: "Главное – не дрейфить, не смотреть, что он немец". Один потом подошёл, признался: "Смотрю – крест, и у меня сразу дрожь". В бою надо стрелять, а у него дрожь в руках! Но всё-таки он потом пересилил себя, стал сбивать фашистов. Уверенность в своих силах даётся с опытом.
А практика была такая: если ты вышел из боя без причины, тут же "Смерш" начинает тобой заниматься. Многие попадали в их поле зрения. В частности, Привалов, однокашник мой. Он немножко дрейфил – его хотели судить. Я вступился за него, потому что видел, что он сможет себя перебороть. Судить никогда не поздно, но это же лётчик! Надо сначала попытаться поработать над ним. Я его вводил в бой, с собой брал. Объяснял, что и как. Ничего, поправился парень, войну закончил – вся грудь в орденах. [Привалов Константин Александрович закончил войну, имея на боевом счету 1 лично сбитый самолёт противника. – Примечание М.Ю. Быкова.]
Подытоживая, скажу, что в начале войны на нас, конечно, морально давило превосходство немцев в воздухе. По уровню самолётов и точности стрельбы немцы всё-таки были сильнее. Они летали свободно, а нас привязывали к определённому маршруту, изменить который мы не могли, превращаясь в мишени. Только ко второй половине войны мы уже стали ходить на свободную охоту. Свободная охота – это самые лучшие вылеты: ты летишь, ни к чему не привязан. Твоя задача – ловить ротозеев и стрелять. Ко второй половине войны во всех отношениях стало полегче.
– А если вернуться к вашей собственной первой встрече с противником… Мандража не было?
– Мандража как такового не было, хотя волнение было, конечно. Если ты замандражишь, то грош тебе цена. Здесь, наоборот, нужно проявить себя.
– А когда сами впервые сбили самолёт, не было ощущения, что там сидят люди и ты их убиваешь?
– Ничего подобного не было. Мы видели, что фашисты бомбят нашу Родину, стреляют, убивают. Каждый знал, что надо их сбивать, – и всё, причём в самолёт стреляешь просто как в летящую мишень, особенно, когда в тебе уже выработалось стремление сбивать. Если ты его не собьёшь, то он собьёт тебя или твоего друга. Значит, нужно сбивать его первым.
Иногда даже на таран хотелось пойти. Конечно, таранить немецкий истребитель на низкой высоте не было желания никогда, потому что без толку это: сам погибнешь. А вот когда мы на разведчика немецкого напали, того я пытался таранить. Это было в Вязьме осенью 1941-го. Начали драться… Он всё выше, выше… Залез на 7600, а я без кислородной маски: увлёкся и забыл, что её надо надеть. В этот момент из совхоза Дугино вылетела ещё наша четвёрка. И мы уже не столько атаковали, сколько смотрели, чтобы друг с другом не столкнуться. Однако лётчик на фашистском разведчике был, наверное, очень опытный.
Представляешь, ему уже деваться некуда: высота набирается плохо, всё больше наших самолётов вокруг. И что он делает? Поставил машину на ребро, внутренний двигатель убирает – хоп, и колом вниз. Никто не увидел, а я разглядел и понёсся за ним. Открыл огонь, когда он выходил из пике. Потом смотрю: по мне очередь. Чувствую, что попали: я же тогда прямо над ним оказался. Он прибрал газ, и я надвинулся на него. И уже подошла облачность баллов 7– 8, высота 500 – 600 метров. Ну, думаю, всё. Сейчас я тебя... Прицеливаюсь, чтобы таранить. Подходим к Ярцеву. Он в облака – хоп, и всё. Двух разведчиков я так упустил. Очень ругал себя за это.
Второй раз, когда мы одного так гоняли очень долго, он, фашист, моего ведомого подстрелил, так что у того мотор заклинило и пришлось садиться. А я продолжил погоню. Думаю: "Сейчас!". Видно уже было, что немецкий стрелок пулемёт опустил. Значит, убили его и подойти свободно можно. Начинаю подходить, и тут на высоте 6000 метров – облака. Фашист туда и сиганул...
– А первый свой орден вы когда получили?
– В Двоевке, когда уже сбил 3 самолёта. Это был орден Боевого Красного Знамени. К концу 1941-го я уже стал командиром эскадрильи. С этим назначением, кстати, забавный казус произошёл. До этого я был младшим лейтенантом. А когда назначили командиром эскадрильи, сразу дали старшего лейтенанта, и мне нужно было поехать в Москву. Но к тому моменту, как я поехал, мне уже присвоили капитана. И вот выписывают мне командировочные уже на капитанское звание. В других документах – старший лейтенант, а в удостоверении личности – младший лейтенант. Подъезжаю к Москве. Мне: "Ваши документы!". Даю. Смотрят: что-то не то. В одном документе младший лейтенант, в другом – старший лейтенант, в третьем – капитан. Задержали. Но созвонились – всё стало на свои места.
Первый раз меня сбили под Сталинградом во время сопровождения штурмовиков на аэродром Гумрак. Как говорится, стреляют по "Илу", а попадают по истребителю. Они хорошо отбомбились, но на отходе зенитный снаряд попал мне в кабину, пролетел между ног, сломал ручку управления и вылетел. Фонарь не разбил, поскольку мы их не закрывали зимой. В кабине тепло и влажно от дыхания, плексиглас запотевает, и ничего не видно. Самолёт загорелся. Скорость была у меня около 500 километров в час – мы со снижением шли. Высота метров 400 – 500. Я отстегнул поясной ремень (плечевыми мы не пользовались), ногой толкнул обрезок ручки от себя. Самолёт клюнул носом, и меня выкинуло из кабины. Не могу открыть парашют: зима, руки в перчатках не попадают в кольцо. Я зубами перчатку стянул, дёрнул – парашют раскрылся, когда до земли оставались считанные метры. Ещё бы секунда – и хана...
От динамического удара слетел один унт. Так я и приземлился в снег в одном унте. Мороз – 40°, ветер. Опустился и стою. Смотрю: тут разрывы, там разрывы. Мне пехотинцы кричат: "Ложись! Ползи сюда!". А куда "сюда", кто его знает. Потом они догадались, что я не соображаю, куда ползти. На штык тряпку привязали и начали махать. Приполз туда к ним. Меня в окоп затащили и по ходам вывели. Кровь течёт – осколком меня ранило в голову (но череп не пробило: спас меня шлемофон, наушник).
Очутился я в передовом эвакогоспитале. Эх, насмотрелся! Представляешь себе: хирург ходит весь в крови, рукава засучены, а в них вот такой нож! Подходит к кому-нибудь: "Как, браток?" Тот: "Ой, больно!". Хирург посмотрит и командует: "Побрить!". Побрили. Хирург ножом шмяк! Отрезал то, что надо, – и в таз. Кричит: "Сестра, бинтуй и отправляй!". Он делает, делает, подходит – спирта хлоп! – и опять пошёл... Говорил, что вторые сутки не спит. Наступление, раненых полно, а замены нет. Я минут 20 сидел ждал, пока меня осмотрят.
Вернусь к сопровождению штурмовиков. Дело это было нелёгким. Ты как будто привязан. Чуть засмотрелся – группу потерял. На фоне земли их не видно. А сколько у меня было случаев, когда после штурмовки одна часть группы пошла налево, вторая прямо, а нас всего-то четвёрка или шестёрка? И гадай, за кем идти. Потом приноровились. Я ставил пару слева, пару справа, которые шли метров на 300 выше группы штурмовиков, и если была возможность, ещё пару на 1000 метров выше, если вдруг кто полезет. Но немцы на рожон не лезли никогда. Если видят, что есть самолёт сверху, никогда не будут атаковать. На чём проще сопровождать "Илы"? На "Яке", конечно, проще: ведь он маневреннее, чем "Лавочкин".
"Пешки" сопровождать проще: у них высота побольше. Строй они держат. На 9 бомбардировщиков могли дать 8 истребителей. Мы идём: пара слева, пара справа, а четвёрка сзади и выше. Немцы с нами не связывались, даже если и появлялись. Ну и мы за ними не гонялись. Погонишься за ними, бросишь группу – можно и по шапке получить.
– Потери в ходе войны были постоянно: и в людях, и в технике. Как вводили пополнение?
– Когда в полку оставалось 5 – 6 самолётов, то небольшая группа лётчиков оставалась на аэродроме, а остальные на Ли-2 летят в тыл… Скажем, в Саратов, где мы "Яки" получали, или в Горький за Ла-5.
– А как лётчиков присылали?
– Жаль нам было этих молодых ребят. Ну что они налетали самостоятельно? 5 – 6 часов в училище? Приходят – начинаем их вводить в строй: это значит отрабатываем технику пилотирования, взлёт-посадку, пилотаж в зоне, потом проводим учебные воздушные бои. И только после этого по одному-два уже берём с собой на задания. И каждый знает, что за ними нужно присматривать. Хотя разные бывают ребята… Вот случай под Москвой был. Аэродром зимой укатали. Начальник батальона аэродромного обслуживания вместо катков, которых не было, использовал катушки, на которые кабель наматывают. В середину набил кирпичей, чтобы потяжелее были, и ими укатывал аэродром. Бороздил всю ночь. Эта полоса стала оранжево-красной от кирпичной пыли! Мне поручили руководить полётами (ну там, взлёт-посадка, принимать группу), а мою эскадрилью повёл на боевое задание заместитель. И вот выпускаем молодого парня с Украины. Провезли его, проверили технику пилотирования и разрешили самостоятельно выполнить полёт по кругу. Мы ему говорим: "Взлетаешь, делаешь первый разворот, второй, потом доходишь до третьего, а с четвёртого заходишь на посадку", – в общем, всё ему объяснили.
Ну, он взлетел. Сделал первый разворот и пошёл неизвестно куда. А радио ж нет, ничего не скажешь. Я – прыг в самолёт! Вылетел – и за ним, но не догнал и вернулся. Под утро звонок. Докладывает этот наш новичок дежурному, что, мол, сидит там-то, горючего нет, самолёт исправен. Оказалось, сел он на канал Волга – Москва. Представляешь?! Во как! Но он потом летал ничего, обучился.
– Удавалось ли командиру эскадрильи в начале войны подбирать себе ведомого?
– Нет. Хотя, конечно, мы старались устоявшиеся пары и звенья не разбивать. Взаимопонимание в паре или в звене – вещь очень важная, тем более что поначалу радио не было, приёмник и передатчик стоял только у ведущего группы, а у остальных только приёмники. А как они работали?! Хрипит, шумит… Радио стало хорошо работать у нас только под Сталинградом. Так что взаимопонимание в этих условиях играло исключительную роль.
– Было такое, что лётчики снимали радио, считая, что это лишний груз?
– Нет. У нас, наоборот, просили, чтобы поставили радио.
– Что считалось боевым вылетом?
– Боевым вылетом считался вылет, когда ты летаешь над территорией противника, или вылет над своей территорией, если ты ведёшь бой.
– На какой высоте в основном шли бои?
– Выше 6000 метров не забирались. Но кислородное оборудование возили. В основном 2000 – 3000.
– Было такое при сопровождении групп самолётов или штурмовиков, что если были потери от истребительной авиации, то боевой вылет не засчитывался?
– Это чепуха. Вылет засчитывался во всех случаях, но за потерю штурмовика спрашивали, причём строго. На разборе всё раскладывали по полочкам: что, как, почему. Группа прилетала – тут же, как правило, присутствовал командир полка, и ведущий делал разбор. И потом уже командир полка давал установки. Ошибок много допускали и по незнанию, и нарочно. Скажем, Липин такой у нас был. Он как-то в боевом вылете отвернул, ушёл. Я прилетаю: "Марк, в чём дело? Почему ты ушёл?". Он начал оправдываться: мол, думал то-то, то-то. Я говорю ему: "Ты прежде всего нарушил строй, ушёл со своего места. Тебе положено было там быть". Отчитал его. А он и второй раз так же делает. Третий раз – то же самое. Ну, тут ребята ему взбучку задали. После этого начал летать. Но вообще взбучки были делом редким. Это делали подальше от народа и начальства. Я, например, узнал об этом только через неделю.
В начале 1943 г., а вернее, 8 января, к нам прилетел командующий нашим истребительным корпусом генерал И.Т. Ерёменко. Вызвали меня в штаб полка. Прихожу, вижу генерала. Я хоть и был уже штурманом полка, но никогда с такими чинами не имел дела. Немножко смутился. Командир корпуса мне говорит: "Ты давай, не стесняйся, расскажи командующему, что это за самолёт "Як". Я ему рассказал, какая скорость, манёвренность и всё остальное. Погода была нелётная: высота облачности метров 50 – 70, не больше. Ерёменко меня спрашивает: "Ты сможешь слетать на разведку вот сюда, – указывает на карту, – посмотреть, есть ли движение войск или нет?" Они всё боялись, что с юга немец ударит и прорвётся к окружённой под Сталинградом группировке. Я говорю: "Смогу". Полетел один, посмотрел.

(Продолжение следует)
 
kolo-mila-yaДата: Суббота, 22 Октября 2011, 14.08.40 | Сообщение # 108
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Шварёв Александр Ефимович

Воспоминания (продолжение)

Возвращаюсь, докладываю: "Отдельные машины ходят, и всё. Скопления войск не наблюдается". Он сказал: "Спасибо", – и улетел.
К вечеру принесли сводку, в которой было сказано, что, по донесениям партизан, на аэродроме Сальск наблюдается большое скопление немецких транспортных самолётов. Наутро 9 января нам поставили задачу вылететь и разведать аэродром. Взлетали в паре с Давыдовым в темноте. Я только попросил в конце полосы костерок развести, чтобы направление выдержать. К Сальску подошли с рассветом. На аэродроме было черно от самолётов. Я насчитал 92. Мой ведомый утверждал, что их было больше ста. В любом случае очень много. Прилетели, доложили. Тут же командование поднимает два полка "Илов" из 114-й дивизии нашего корпуса. Я описал им расположение стоянок вражеских самолётов. Мне было поручено идти лидером группы. Решили, что я оставлю аэродром слева, проскочу на запад, и оттуда, развернувшись, штурмовики ударят по аэродрому.
И вот лечу на высоте 800 метров. За мной на высоте 400 – 600 метров идёт огромная колонна штурмовиков. Я время от времени набираю высоту –степь, кругом белый снег, никаких ориентиров. Сначала по компасу шёл, а когда Сальск увидел, тут уже полегче. Немножко правее взял, чтобы зайти с левым разворотом на аэродром. Вывел их. Они шарахнули бомбами и РСами. Сделали второй заход, из пулемётов ударили. Ну и всё – повёл я "Илы" на аэродром. Как потом партизаны докладывали, мы накрошили больше 60 немецких самолётов, зажгли склад с горючим и боеприпасами. Короче говоря, вылет был классический.
Прилетели, сели, собрались завтракать, а то ведь два вылета на голодный желудок сделал. Тут подбегает начальник штаба полка Пронин, говорит, что вылетает 6 "Илов" на станцию Зимовники бомбить эшелон с горючим, нужно их сопроводить. Я говорю: "У меня ни лётчиков, ни самолётов нет". Со всего полка собрали 4 самолёта и лётчиков. Мне дали какой-то самолёт. Взлетел. Чувствую, самолёт хороший, вот только фишка радио выскакивала из разъёма при каждом повороте головы. Ведущий штурмовиков повёл группу в лоб. Я знал, что Зимовники хорошо прикрыты зенитками, но подсказать ему не мог: связи не было. Встретили нас плотным огнём. Давыдова сбили, но штурмовики прорвались к станции, а эшелона уже не было...
Отбомбились по путям и постройкам. Идём обратно. И вдруг я как глянул назад, а за нами 4 четвёрки "Мессеров" жмёт – видать, мы расшевелили их своим налётом на аэродром. Немцы вообще-то к тому времени стали трусливыми, но, когда их большинство, они вояки будь здоров! Разворачиваемся, нас уже атакуют. И пошла здесь карусель! Короче говоря, четыре Ме-109 атаковали штурмовиков, ещё четыре – пару наших истребителей, а четыре – меня. И вот с этой я колбасил. Но "Як" – это такой самолёт! Я влюблён в него! Я мог стрелять по одному самолёту врага, когда меня атаковал другой, я разворачивался на 180 градусов и легко оказывался в хвосте у самолёта, который только что атаковал меня. Двоих я сбил. Виражу с оставшимися двумя. Смотрю, а указатели остатка бензина по нулям. Сзади меня атакуют. Я на боевой разворот – тут мотор и стал...


Истребитель Messershmitt Ме-109F-2. Основной противник наших лётчиков в 1941 - 1942 гг.
Иду на посадку. Смотрю: сзади заходит один фашист. Я скольжением ухожу, и вот уже на выравнивании по мне очередь. Прошла справа, потом ещё одна очередь – тоже мимо. Я на живот сел, всё нормально, там ровная местность, да ещё снежок был. Вижу: сверху самолёты заходят, чтобы добить. Куда деваться? Я под мотор. Зашёл один, стреляет. Ушёл. Второй заходит, стреляет. Такая досада была, твою мать! Хотя бы несколько литров бензина было, а то ведь на земле меня, лётчика, убивают! Как я ни прятался за мотор, всё же один бронебойный снаряд, пробив мотор, попал в ногу и там застрял. Боль невероятная. Видимо, расстреляв боекомплект, немцы улетели. Встал, смотрю: едет повозка, запряжённая парой лошадей, а в ней сидят четыре человека. Пистолет у меня был ТТ. Думаю: последний патрон – мой. Подхожу. Слышу матюги – наши! Но могли ведь и полицаи быть. Подъезжают. Говорят: "Видели, как тебя обстреляли. Хорошо, что жив остался". Я им говорю: "Мне надо попасть к врачу". – "Вот здесь недалеко госпиталь". Поехали. По дороге было далеко объезжать, они поехали напрямки. И вот мы несёмся по пашне, всё дрожит, никакой амортизации, боль невероятная. Привезли меня в госпиталь. Сёстры перевязали, но удалять снаряд не стали – говорят: "Мы не хирурги".
Наутро меня отправили в Саратов. Там в госпитале хирург как посмотрел на снаряд у меня в бедре, пригласил начальника госпиталя. Приходит такой пожилой, посмотрел, говорит: "Немедленно на операционный стол!" Положили. Ну, говорит, терпи: сейчас будет больно. И как дёрнул этот снаряд! У меня искры из глаз. Потом я месяц лечился. Когда рана стала заживать, я навёл справки, где мой полк, и из Энгельса вылетел самолётом в Зимовники. Полк оттуда уже улетел в Шахты, остался только технический состав, ремонтировавший неисправные самолёты. Руководил работами Йозеф, я его ещё с 1941 года знал. Я ему говорю: "Йозеф, давай снимай людей и делай один самолёт! Сделаешь, и я улечу".
Самолёт они сделали. Я его вечером облетал, кое-какие замечания сделал. На следующий день должен был улетать. Пошёл искать карту. Карту не нашёл, но ребята из полка ПВО рассказали, где примерно искать аэродром. Нашёл.
После ранения меня назначили на должность штурмана дивизии. Мол, подлечись, а там видно будет. А уже перед Курской битвой меня назначили командиром 111-го Гвардейского полка.
В Шахтах мы сидели, пока аэродром не подсох, а оттуда мы перелетели в Краснодар. Вели бои за станицу Крымская. Сопровождали штурмовиков, прикрывали войска. Однажды пошли сопровождать штурмовиков на аэродром у Анапы. Два полка "Илов", наш полк и командир дивизии с нами полетел на прикрытие. Вроде там обнаружили большое скопление самолётов. Но на аэродроме самолётов не оказалось, и нас перенацелили на скопление танков. "Илы" шарахнули по этим танкам и пошли домой. Прилетели, сели уже в сумерках, зарулили. И вот вылезает командир дивизии (он был такой полный), снял с себя всё, потный. Говорит: "Хорошо полетали!". Смотрим: садится Ме-109. Командир дивизии, как увидел "кресты" на крыльях, как дал дёру! Стартёр не растерялся и давай стрелять ракетами по направлению посадки. "Мессер" сел, выключил двигатель и подруливает. Мы стоим около наших самолётов. Конечно, было не особенно приятно, но мы никуда не побежали – ждём, что фашист сделает. Открывается кабина "109-го", вылезает оттуда чех. Такой здоровенный мужик! Кричит: "Братцы, своя, своя!" – и поднимает руки. [Это был лётчик-словак из эскадрильи 13. ( slovakei ) / JG-52, действовавшей в районе Майкопа. Известны несколько случаев перелёта словацких лётчиков на советскую сторону. – Примечание М.Ю. Быкова.]
Мы доложили командованию, и вскоре за лётчиком прилетели из штаба армии. А ещё в 1941 г. в Тушине был Ме-109 на ходу. Я на нём рулил, изучал его и должен был вылететь на нём, но нас перебазировали. Я говорю командиру дивизии: "Готов летать на "109-м". Изучу немножко его и полечу на разведку". Тот говорит: "Давай!". И вот мы изучили машину, где что находится, запустили, прогазовали. Решили на следующий день ещё потренироваться. А назавтра прилетел дважды Герой Советского Союза Е.Я. Савицкий, командир корпуса, и говорит: "Забираю этот самолёт, буду на нём летать!". С ним не поспоришь. Он сел, взлетел, прилетел к себе на аэродром и разбил самолёт на посадке. После войны я при встрече напомнил ему: "Что же ты отобрал у меня "109-й", а потом разбил?". Посмеялись.
Там же был такой случай. Был у нас в эскадрилье ленинградец, отличный лётчик Исаак Рейдель. [Рейдель Исаак Давыдович, Старший лейтенант, всего за время участия в боевых действиях выполнил 263 боевых вылета, в 57 воздушных боях сбил 10 самолётов лично и один в группе. Воевал в составе 112-го Гвардейского ИАП. Награждён двумя орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, медалями. – Примечание М.Ю. Быкова.] Сопровождали мы как-то раз штурмовиков, а на высоте 800 метров была плотная дымка – ничего не видно. А выше – "миллион на миллион", как мы говорили. Пара Рейделя шла выше основной группы около этой дымки, а мы ниже. Но поскольку у меня зрение было хорошее, я раньше всех увидел, что справа прямо на нас идёт шестёрка. Я только успел крикнуть: "Рейдель, отверни!". Вроде он не среагировал. Проскочили. Стукнулись они или нет, не знаю, но ребята, что шли чуть сзади, видели, что они столкнулись...
Вернулись из вылета. Рейделя нет, сбили. У штурмовиков потерь нет, а у нас один истребитель. А дня через 3 появляется Рейдель. На груди орден боевого Красного Знамени, сам в коверкотовой гимнастёрке из английского сукна и таких же бриджах, с парашютом и 4 бутылками водки. Спрашиваем: "Где костюмчик-то прикупил?". Оказалось, что в последний момент он, услышав мою команду, успел поставить самолёт на ребро и Ме-109 отшиб ему плоскость. Еле сумел выбраться из кабины и приземлиться на парашюте на своей территории. А всё остальное, включая новенький орден, получил от командующего наземной армией, рядом со штабом которой он приземлился. Вот так бывает. Столкнулся, но сбил самолёт. Думаю: как будет себя вести? По-разному люди славу воспринимают. Но ничего, летал как положено.
– А как вы считаете, какой немецкий самолёт труднее всего было сбить?
– Сбить проще истребитель, но к нему подойти очень сложно: для этого нужно выполнить целый каскад манёвров. Бомбардировщика сбить сложнее, особенно "Хейнкель-111". Это ужас какой-то! Случилось это, когда мы сидели на аэродроме у Геленджика. Сейчас там зона отдыха. Сидим в самолётах (я уже на Ла-5 летал), дежурим. С КП дают ракету, и мы взлетаем. Перехватили тройку Не-111, когда они уже бомбить начали. Я к одному с правой стороны подошёл, очередь дал, правый двигатель у него загорелся. И вот тут я допустил ошибку, за которую долго потом себя ругал. Я решил, не зная, что у "Хейнкеля" есть стрелок, защищающий нижнюю полусферу, поднырнуть под него и зайти слева. Я взял небольшое принижение, и когда переходил, по мне стрелок как двинул! Будь я на "Яке", меня бы сразу убило, а так он перебил масляную систему. Меня сразу горячим маслом обдало, я ничего не вижу. Мне ведомый говорит: "Командир, горишь! Разворачивайся влево!". Я развернулся. Он кричит: "Прыгай!"


Немецкий дальний тяжёлый бомбардировщик ( часто и разведчик ) Heinkel He-111Н-6.
С трудом вывалился из самолёта. Спускаюсь, смотрю: на море барашки волн. Бухнулся. Холодрыга ужасная. Хорошо, хоть на нас были спасательные жилеты. Я, честно говоря, на себе крест поставил, но всё же решил барахтаться до последнего. Надо отдать должное морякам: не побоялись в шторм, который был не менее 4 баллов, выйти на катере спасать меня. В какой-то момент меня подбросило на волне, и я увидел катер. Появилась хоть какая-то надежда. Подошли, но волной меня относит. Потом один здоровенный матрос, держась левой рукой за леера, правой схватил меня за шиворот и, как котёнка, перебросил прямо на палубу. Я к тому времени успел пробыть в воде минут 15 – 20 и уже закоченел. Врач меня раздел, сразу отправил в трюм. Там я принял горячий душ, меня запеленали и дали стакан спирта. Кстати, после этого купания я даже не заболел. Но, как видите, Не-111 с его мощным бортовым вооружением и возможностью стрелять практически во все стороны – это очень сложный для сбития самолёт.
– Что бы вы сказали, сравнивая уровень подготовки пилотов наших и немецких ?
– У немцев, конечно, опыта было больше, а подготовка лучше. Особенно это чувствовалось в начале войны. Когда нас пощипали, мы уже стали собраннее и начали давать сдачи, и тут немцы стали очень осторожны. Нападали на нас, только когда видели, что находятся в более выгодном положении. К концу войны немецких асов повыбивали, и стали попадаться, как говорят, "лопухи". У них и манёвр не тот, и стрельба не та. Вот тут мы их здорово начали бить, у нас самолётами пополняли быстро, и лётчики стали приходить более подготовленные.
– Как засчитывались победы?
– Это очень сложный вопрос. Я вам говорил, что, сколько я ни сбивал, практически никогда не было возможности до конца досмотреть, упал враг или нет. Надо было смотреть за теми, кто в воздухе остался, чтобы тебя не сбили, или за теми, кого ты прикрываешь. Я просто докладывал, что я стрелял. А сбил или нет – это уже ведомые говорят, им было виднее. С их слов говоришь, куда именно враг упал. Туда посылают человека. И если кто-то там из пехотинцев даёт подтверждение, то самолёт тебе засчитывают.
Конечно, самолёт, упавший на немецкой территории, засчитывать таким способом не было возможности. Здесь уже верили словам лётчиков, и то у нас был командиром корпуса М.М. Головня, так его прозвали Фомой неверующим. Базанов сбил 3 самолёта в одном бою. Головня говорит: "Не верю". Мол, раз сбил над территорией противника, то как угодно можно сказать. Но Базанов не сдаётся: "Полетели, я вам покажу, где упали". И вот они полетели. Головня увидел, тогда только засчитали.

– Как вы полагаете, приписки были?
– Чёрт его знает. В нашем полку не было. Почему? Потому что у нас была дружеская спайка. Если кто задумал щегольнуть или прихвастнуть, сразу сажали его на место. У лётчиков я такого не видел, чтобы командир кричал: я тебе приказываю! У нас была какая-то внутренняя взаимосвязь. Все знали и все понимали, что действовать надо единой командой. Каждый понимал, что не должно быть возражений, если старший по должности выбирает, кто полетит выполнять задачу, или ещё что-то. В воздухе – там вообще безоговорочное подчинение командам ведущего. Взаимоотношения у нас были хорошие.
– У вас было более чем достаточно сбитых самолётов для получения звания Героя Советского Союза, а почему Героя тогда не получили?
– На то, чтобы мне дали Героя, писали 3 раза. Последний – уже когда я уезжал в академию. Но как получалось. Только под Сталинградом написали, а меня сбили. Дальше, только написали, а меня перевели в командиры 111-го полка. А я ведь не такой, чтобы спрашивать, как-то напоминать. Было так, что сидели как-то с Давидковым. И выяснилось, что я лучше всех вижу. После этого каждый раз, когда командир дивизии летит, берёт ведомым меня. И командир корпуса Мачин тоже брал меня ведомым. Другой бы поговорил с ним, почему мне не дали Героя, но я же не из тех. Потом сидели, я прочитал директиву Главкома, как оценивать и как представлять на Героев лётчиков, в частности истребителей. Для того чтобы получить Героя, нужно было сбить 12 истребителей или 10 бомбардировщиков. И вот мы сидели ужинали, разговорились. Спрашивают: "А у тебя сколько?". У меня тогда было 12 самолётов. У нас начальник штаба Харпало был. Его спрашивают: "Кузьмич, что же ты его не представляешь?". Он отвечает: "Я давно написал. Послали, а дальше я не знаю что". На этом тогда разговор и кончился.
– В чём вы летали в годы войны?
– Регланов у нас тогда не было. Летали в комбинезонах или куртках. Я летал с орденами и удостоверением.
– Были случаи, что лётчиков, которые выпрыгивали, расстреливали в воздухе?
– Да. Белоусова Серёжу расстреляли. Как было дело? Я после Сталинграда немножко хромал, меня не особенно посылали. Серёга перед вылетом говорит: "Саша, так не хочется лететь, душа не лежит!". Взлетел. Как потом рассказывали, они встретили "Хейнкелей-111". Он одного подбил. Фашист загорелся. Серёжа стал переходить, и его тоже бортовым огнём сбили. Он выпрыгнул, раскрыл парашют, но немецкие истребители сопровождения его в воздухе расстреляли. А вот чтобы наши лётчики расстреливали выпрыгнувших немцев, я не помню. Хотя и с нашими тоже по-разному было. Вот Сергея Горелова сколько раз сбивали… Он спасался на парашюте. Приходит, улыбается, садится и опять летает. Конечно, каждый переживает, когда его собьют. Одни после этого начинают увиливать, уходить от боя, другие, наоборот, только злее становятся. Я, после того как меня первый раз сбили, стал не то чтобы злее, но решительнее, более собранным и целеустремленным. Врага уже до конца лупишь. Остервенение появилось, если так можно сказать.
– Вы что-нибудь слышали о штрафных эскадрильях?
– Штрафных эскадрилий у нас не было. Они не везде создавались.
– Забирались ли лучшие летчики в специальные истребительные группы?
– Тоже не знаю. Мы как-то обособлены были. Почему? Наша дивизия была в Резерве Верховного командования. Нас всегда посылали туда, где идут главные бои.
– Где был 111-й полк на Курской дуге: в северной полосе или южной?
– Наш полевой аэродром находился на южном фасе дуги. Воздушные бои были тяжёлыми. Конечно, такого количества самолётов, как в начале войны, у немцев уже не было. Но лётчики были очень высокой квалификации, и они на рожон не лезли. Если видят, что идёт большая группа, то они где-нибудь подстерегут того, кто отстал, собьют и тут же уходят. Хотя случались и тяжёлые бои. Но поскольку я ещё не оправился от ранения, да и организация боевых действий отнимала много времени, то я летал не очень часто.
– Знали ли вы соединения и лётчиков, против которых воевали?
– Нет, не знали. Это плохо, конечно, но тогда никакой информации у нас не было.
– Каким для вас был дальнейший ход войны?
– А дальше пошли на запад. Незадолго до взятия Киева мы дислоцировались на левом берегу Днепра. Стояла задача сделать перспективную съёмку 3 сторон города. Знаешь, что это такое? Это когда фотоаппарат смонтирован сбоку фюзеляжа и для выполнения съёмки требуется лететь фактически на бреющем полёте. У меня ведомым тогда был Саша Чабров – хороший парень, москвич. И вот мы подлетели к Киеву. Пикируем с высоты 2000 – 3000 м, выводим самолёты из пике на 50 метров, и я включаю фотоаппарат. Тут по нас как начали работать зенитки! Только щепки полетели, но не сбили. Я привез три или четыре пробоины, и Чабров столько же. Потом ещё две стороны города отфотографировали, за что получили благодарность от штаба фронта.
– Свой последний боевой вылет Китаев делал в паре с вами. Расскажите, как его сбили.
– К лету 1944 г. Китаев уже был Героем Советского Союза, имел более 30 сбитых, командовал 40-м Гвардейским ИАП, в котором я был штурманом полка. Летом 1944-го он уехал в отпуск. В это время мой полк перебазировали в Сбарож на Западной Украине. Полевой аэродром Сбарож находился на возвышенности. Из отпуска он приехал прямо туда. Мы переночевали. Утром я его ввёл в курс дела. Над аэродромом висела облачность, полётов не было. Я рассказал Китаеву, что рядом есть спиртовой завод. Говорит: "Поехали туда!". Я сначала не соглашался, но он уговорил: мол, поедем, посмотрим! Приехали. Там нам по 100 грамм дали. Я пригубил и поставил. Говорю: "Не могу пить перед полётом". Он выпил. Приехали на командный пункт. Немножко облачность поднялась. "Полетим, – говорит он. – Надо доложить командиру дивизии, что я прибыл". Я говорю: "Николай, какая необходимость сейчас лететь? До штаба всего 15 километров…". А до линии фронта километров 20 – 25. "Нет, полетим, я ему доложу!" – возражает Китаев.
Взлетели. Несмотря на облачность, видимость отличная. Летим под облаками. Слева полевой аэродром, на котором сидит командир дивизии, справа – линия фронта. Что-то горит, дым идёт, упирается в облака. Китаев говорит: "Пойдём, покажешь мне линию фронта". Я соглашаюсь, разворачиваюсь. Я иду ведущим, он – ведомым. Прошлись по линии фронта. Он предлагает: "Давай штурманём!". Я возражаю: "Какой смысл? 200 метров высота". – "Нет, пойдём!". Думаю: "Твою мать, неразумно". Но поскольку он командир полка, Герой, ещё скажет, что сдрейфил, решаю: "Чёрт с тобой, пойдём!".
Начинаем штурмовать. Очередь дал. Всё в дыму, ничего не видно. Разворачиваемся. Из дыма вышли, я ему: "Коля, ты где?". Он говорит: "Я на первом развороте". Всё ясно. Второй заход делаем… Я первым, он за мной идёт. "Коля, ты где?" – "Я на втором развороте". Всё ясно. Третий заход… "Коля, ты как?" Молчок. Говорю: "Коля, где ты есть? Я тебя не вижу, отзовись!". Виражу над этим местом, но уже не стреляю. Крутился-крутился – не отвечает. Я лечу на аэродром, где должны были сесть. Спрашиваю: "Садился Китаев?" – "Нет". Лечу к себе на аэродром, спрашиваю: "Садился Китаев?" – "Нет". Я опять на линию фронта. Нигде его нет! У меня уже горючее на исходе. Сел.
А Китаев тогда был знаменит на фронте, сам командующий 2-й Воздушной армией С.А. Красовский его лично знал.

И вот наутро к нам прилетает начальник политотдела. Сразу на меня: "О, ядрёна мать, ты трус, ты его подставил, ты сдрейфил и бросил его!". У меня от возмущения рука сама поднялась, и я ему съездил по морде. К нам подбежали, разняли, но он молодец: не пожаловался. Когда страсти улеглись, я ему рассказал, как всё было. Он говорит: "Машину мне!". Берёт техника самолёта Китаева, ещё нескольких человек и едёт на передний край. Вернулись они под вечер, мы уже ужинали. Заходит в столовую, в комнату руководящего состава. Подходит ко мне: "Саша, ты меня извини! Как вы там хорошо штурмовали! Вся пехота вам аплодирует. Мне сказали, что его сбили из танка и он сел у противника".
После войны, я уже был на II или на III третьем курсе Академии, бывший командующий 2-й Воздушной армией, тогда начальник академии, Красовский собрал руководящий состав, всех ветеранов. Мы сидим, он делает доклад, и тут вдруг открывается дверь и заходит Китаев – в кирзовых сапогах, порванных брюках, помятой куртке. У всех глаза на лоб полезли. Все молчат. Я ему говорю: "Николай Трофимович, садись!".
Потом, когда я уже в ГУКе работал, собрались заместитель командира дивизии, командир дивизии, и Китаев нам рассказал, что, когда штурмовали на 3-м заходе, его сбили, он сел на живот. Его взяли в плен. Награды у него не отобрали. Немцы заставили его летать на FW-190 на Западном фронте. Сделал он два вылета, но, по его словам, ни в кого не стрелял, в облака уходил, и всё. Потом, после войны, он полгода проходил проверку. На лётной работе его не восстановили, и получал он самую минимальную пенсию, как бывший в плену. Мне удалось ему помочь отвоевать пенсию 120 рублей (это тогда была самая большая пенсия).
Однажды бывший смершевец нашего полка, уже уволившийся в запас, заехал ко мне. Посидели, выпили, он мне рассказал, что, когда Китаев был в отпуске, его пригласили в органы и поставили задачу оказаться в плену у немцев, а оказавшись в плену, пойти на сотрудничество с немцами и сообщать, что делается в авиационных частях. Я не верю: "Не может быть, чтобы Герой Советского Союза дал себя сбить и садился на живот! Ведь при такой посадке очень маленький процент, что ты останешься жив". Но потом командир нашей дивизии мне подтвердил, что Китаев действительно получил такую задачу. А как ещё у него могли сохраниться все ордена? И почему его, сотрудничавшего с немцами, так мало держали в лагерях?

(Окончание следует)
 
kolo-mila-yaДата: Среда, 26 Октября 2011, 03.05.09 | Сообщение # 109
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Шварёв Александр Ефимович

Воспоминания (окончание)

– Вернёмся к годам войны. Куда вас перевели после Окопа?
– После Окопа мы перелетели в Тирасполь, который между собой прозвали "Тирасгрязь". Там повоевали. Потом пошли по польской границе. Чехословакия у нас осталась слева.

Когда началась Краковская операция, мы прикрывали наши войска. Мачин, командир корпуса, был на командном пункте на передовой. Прилетаю я с восьмёркой. Мачин связался со мной, говорит: "Задача вам сесть в Кракове". Я удивляюсь: "Как сесть? Мы же не готовы, не собрались". –"Ничего, – отвечает. – Все ваши вещи привезут потом". Ладно. Спрашиваю: "Кто там есть на аэродроме?" – "Передовая команда, связывайтесь с ней". Подлетели. По радио связались. Я спрашиваю: "Садиться можно?" – "Можно, садись".
Распускаю восьмёрку, начинаю садиться. Только я сел – слышу: один взрыв, второй, третий. Оказывается, немцы пронюхали, что мы садимся, и сделали миномётный налёт. Когда сели, то 2 самолёта попали на воронки. Зарулили, сообщили о происшедшем командованию. Через 2 – 3 дня должны были привезти наши вещи. Ночевать пошли в костёл, что стоял неподалёку. Принял нас ксёндз очень хорошо. Накрыл для лётчиков стол, поставил польской водки. Мы посидели, поговорили, выпили. На 2-й день он нас опять пригласил. Посидели… Самогон кончился, показалось мало. Где взять? Он нам говорит: "Если будет машина, то я могу поехать на ликеро-водочный завод". Мы дали "полуторку". Ксёндз сел и поехал с нашим товарищем. Привозят они целый ящик бутылок: вина, ликёр. А я ликёр попробовал, но пить не стал – противно. На следующий день мы улетели на свой аэродром, оставив 2 повреждённых самолёта. Дня через 2 – 3 докладывают, что эти 2 самолёта готовы. Мне говорят: мол, ты там всё знаешь, лети, забирай их. Сели к вечеру. Заходим в столовую, а там ходят официантки все заплаканные. Мы их спрашиваем: "Что такое?". Оказалось, весь состав, Гвардейского полка (видимо, имеется в виду случай с 91-м Гвардейским ИАП. – Прим. А. Драбкина) отравился метиловым спиртом, который они взяли с того же завода.
В Берлинской операции я уже не участвовал. Тогда мне в 3-й раз приказали ехать в академию. Я до этого всё отказывался. Но тут приехали и сказали: "Что ты всё бунтуешь? Собирайся и завтра на Ли-2 улетай!". Я и улетел.
– Были ли лётчики суеверны?
– Некоторые были. Например, не брились с утра, но я был не суеверный, хотя и брился с вечера – просто мне так было удобнее. К примеру, многие боялись 13-го числа. Я сам не верил и говорил: "Бросьте вы ерундой заниматься!". Наоборот, если кто отказывался 13-го числа лететь, я соглашался. И, как правило, в этот день всё проходило отлично. У нас был помощник командира полка, Кацин, тот летал с собачкой Тузиком. Злая собака… Боже упаси дотронуться до планшета, который оставил сам Кацин!
– Как строился боевой день?
– По-разному было. Скажем, когда мы сидели на Тростянском озере, деревня, где мы жили, была в 3 километрах от аэродрома. Снегопад тогда был такой, что никакая машина не проедет. Ходили пешком в лётном обмундировании. Обычно на аэродром приходили с рассветом. Соответственно, за час – полтора до рассвета мы вставали, умывались. Кофейку попили и пошли на аэродром. На аэродроме мы подходили каждый к своему самолёту, убеждались, что он готов. После этого собирались в землянке и ждали команды на вылет. Пока ждали, мы, как правило, изучали какие-нибудь документы, а если длительно не летаем, то могли прослушать какую-нибудь лекцию по технике, по тактике. В последние годы войны все особенно понимали, что надо обучать лётчиков. А то, к примеру, как в бою определить дистанцию, с которой можно стрелять? У меня уже был опыт, я передавал его молодым. Объяснял, что когда ты видишь номер, то это будет примерно метров 300 – 400 до самолёта. А стрелять нужно метров с 20 – 50, когда видишь уже заклёпки.
Конечно, сидя в землянке, мы частенько и просто разговоры вели, и анекдоты рассказывали. В карты нам тогда запрещали играть: считалось, что это буржуазная привычка. Зато мы играли в домино или шахматы.
Вообще когда сидишь до получения задания, то состояние расслабленное. Но когда поставили задачу, то каждый уже прорабатывает в уме все свои действия от взлёта до цели. Скажем, меня как ведущего волновало, чтобы группа была в сборе, когда взлетаем. Потом мы становимся на курс, идём. Тут уже на моей совести ориентировка, осмотрительность. Ещё до полёта на земле, как правило, отрабатываются варианты: что делать, если встречается группа выше тебя, справа, слева, сзади, какие действия, чтобы плотнее строй был. Мандража при получении задачи никогда не было, но волнуешься, конечно. Подходишь к машине, тебя встречает техник. Моим техником долгое время был Цыганков Георгий Сергеевич. Он был выше меня на голову, очень добросовестный, изумительный человек. И вот техник докладывает, что самолёт готов, все проверено, оружие заряжено. Если есть вопросы, то спрашиваешь. Он тебе помогает надеть парашют, сесть в кабину. Пристёгивает ремнями. Потом протирает стекло, чтобы на нём не было никаких точек. А как сел в кабину на вылет – всё пропало, ты уже нацелен на работу двигателя, всех приборов. Командуешь. Дальше взлетели и пошли. И там ты уже задумываешься только о том, как лучше выполнить задание.
– Во время вылетов и перед ними отказов материальной части не было?
– Были отказы. Если какая-то неисправность была у самолёта, её устраняли, и опытный лётчик должен был облетать самолёт после этого. Трудно ведь предсказать однозначно, как будет вести себя в воздухе машина после ремонта. Как правило, такая работа ложилась на меня как на командира эскадрильи.
Бывало, что и во время вылетов что-то в самолёте отказывало. Скажем, на озере Тростянском у меня был случай. Наши самолёты на лыжах были, тормозов не было. Я облётывал самолёт, и между 3 – 4-м разворотом на высоте примерно 800 метров отказал регулятор шага винта Р-7, лопасти встали на большой шаг, и тяга упала. Я нахожусь между 3 – 4-м разворотом, высота 800 метров. Аэродром – вот он! Круг не сделаю: не хватит высоты. Я – на крыло, скользить. Проскользил, выровнял, сажусь, но скорость немножко была выше: сел и покатился. Качусь и смотрю: впереди уже кусты, начинается берег. Тормозов нет. Что ты сделаешь? Даю ногу, разворачиваюсь… Неприятно ужасно! Но всё обошлось.
– В годы войны сколько вам максимально приходилось делать вылетов в день?
– На западе и в Крымской станице 7 – 8 вылетов с боями (это очень тяжело). Как правило же, 2 – 3 вылета (это уже нормально). Боевой день заканчивался для нас с сумерками. После этого ужин, 100 грамм, привели себя в порядок. Задача на завтра ставилась также вечером, и мы сразу ложились спать, потому что вставать надо было с рассветом. Иногда приезжали передвижные киноустановки, показывали какой-нибудь фильм. С удовольствием шли смотреть. Приезжали иногда к нам и артисты. Но это в дневное время.
Иногда по вечерам бывали и танцы под гармошку, особенно когда стабильная линия фронта и идёт всё размеренно. Ребята не терялись, находили подруг. Обычная жизнь. Тем более что в полку были девушки: стрелки-радистки, оружейницы.
– Кормили хорошо?
– Нормально. Я, например, никогда не был голодным. Ну, может, кое-где и не совсем хватало. Например, под Сталинградом. Там мы прилетели, сели на левом берегу… Как сейчас помню, совхоз им. Кагановича. Пока этот совхоз разворачивался, дали нам сухой паек, и то мы неприхотливый народ. Что есть, то и едим. Желудок полный – пошли летать.
– 100 граммов давали только после боевых вылетов или всегда?
– Всегда. Некоторым не хватало, старались искать ещё. Вот у нас был один товарищ. Он в один день сделал 2 вылета, потом пришёл с друзьями в столовую. Они выпили, посидели, где-то достали ещё… Показалось мало. Уже все покушали, уходят. Я им сказал: "Ребята, идите спать!" – "Да, да, командир". Я ушёл, а они остались. Официантки просят их: "Освобождайте – будем убирать". – "Нет, давайте ещё водки!". У нас водку старший повар всегда распределял. Пожилой, солидный человек. Говорит он им: "Братцы, нет больше у меня". Те разбушевались и этого повара взяли и бросили в котёл. До чего дошло! Выпили и потеряли над собой контроль. Главное, что наказали за это не их, а меня, переведя в 40-й Гвардейский полк штурманом полка.
А вообще 100 грамм, если ими ограничиться, – это средство расслабления. Выпив, меньше думаешь о проблемах, покушаешь – и скорее спать.
– Случалось, что выпивали перед вылетом?
– У нас такое бывало. Я вам расскажу несколько случаев. Сам я только один раз в жизни выпил перед вылетом, когда мы получали самолёты. В полёте я себя так плохо чувствовал – ужас! Всё соображал, всё делал, как положено, но голова не та. После этого я никогда перед вылетом ни грамма не пил и другим не давал. Если были попытки, то запрещал.
А вот другой вариант. Сидели мы в Переславле-Хмельницком. Мне командир корпуса Головня ставит задачу. Мол, в Пирятине (это на север километров 60) аэродром. Туда пригнали 12 самолётов Ла-5, а мы, 12 лётчиков, должны поехать и их забрать. Команда техников уже уехала. Ну, наутро и я встаю. А с нами был Герой Советского Союза Иван Н-в. У него как раз была такая особенность: если он не выпил и летит, это курица. Но если выпил, то дерётся будь здоров! И вот мы в Пирятине переночевали… Всё вроде нормально. Принимаем самолёты. Четвёрку одну выпускаю, вторую выпускаю, третью я уже добираю сам. Взлетели.
Прилетаем, сели. Я спрашиваю: "Все сели?" Нет. Село только звено Горелова. Спрашиваю: "А Н-в?" Нет, не сел. В Переславле-Хмельницком аэродром расположен так, что между ним и дорогой растут тополя метров под 30 – 40 высотой, а посадка как раз на эти тополя. Смотрим: садится звено Н-ва… Первый, второй, третий, и он садится последним. Заходит на посадку, решил пойти на бреющем, удивить народ. Прижал так. А потом смотрит: деревья. Как хватанёт ручку! Хоп – и сорвался в штопор. Бух! Ну, думаю, всё, конец Герою Советского Союза Н-ву. Но нет: его почтальон нашёл. Рассказывает: "Смотрю, лежит вверх ногами, хрипит. Спрашиваю – не отвечает. Я взял какую-то железяку, разбил фонарь, вытащил его. Тут подъехала "скорая помощь". У него кровь идёт изо рта. На машину – и увезли".
К вечеру ребята съездили. Врач приехал, доложил, что без памяти. На следующий день поехали опять. Поехали с комиссаром. Приезжаем. Новожилов уже руками машет, что-то бормочет. Врач сказал, что у него была потеря сознания. Н-в собрался с силами, кричит: "Сестра, дай водки!". Те водки не могут дать. Наливают стакан воды и дают ему. Он выпивает: "Хороша водка, но слабоватая!". Такие дела… Вот был единственный человек, который пил перед вылетами. Но тогда он выпил слишком много и стукнулся. После этого выжил, но уже не летал.
– А если сравнивать самолёты, на которых вы летали, – какой лучше? Что вы можете сказать о каждом?
– Я летал сначала на "МиГах", потом сел на "Як", потом на Ла-5 и Ла-7. И мне трудно сказать, какой самолёт лучше, потому что у каждого есть свои преимущества и недостатки.
Скажем, "МиГ" – отличный самолёт, начиная с высоты 4000 и выше, а на более низкой высоте это, как говорят, корова. Вот первый его недостаток, а второй – вооружение. Отказ вооружения был едва ли не постоянным явлением. И третье – прицелы у нас были никудышные. Поэтому мы уже били наверняка, прямо вплотную. Представляешь себе: летишь, и ты должен рассчитать на одну четверть этого радиуса, или на две четверти, или на три четверти. И мы уже плюнули на всё – подходим, когда уже видим все знаки, тогда стреляем. Били наверняка. Прямо вплотную...
"Як" – это манёвренный самолёт, лёгкий. Им можно ворочать буквально как захочешь. Сколько раз я выворачивался из таких положений, в которых меня должны были точно сбить, но выходил! В 1941 году летали на лыжах, тут манёвренность их падала значительно.
Ла-5 тоже манёвренный, он не уступал даже немецкому FW-190, у него тоже был звездообразный двигатель. В чём преимущество? Звезда всегда предохраняла от лобовых атак, то есть у Ла-5 хороший заслон и броня спереди. Двигатель воздушного охлаждения, двухрядная звезда. И ты идёшь на "хейнкелей", не боясь. Правда, обзор, особенно вперёд, на Ла-5 хуже, чем на "Яке", но приспособились маневрировать.

Если же сравнивать вооружение, то здесь разные варианты были. Но в основном на "Яки" 20-мм пушку ставили. А на Ла-5 одну 20-мм пушку и 2 пулемета. Этого было, в принципе, достаточно. Хотя на Ла-7 было уже 2 пушки. Я первый получил десятку Ла-7 на Горьковском автозаводе и в Жешув перегнал. Для нас это был шедевр, а не самолёт. На Ла-5ФН с форсированным двигателем мне также приходилось летать. Тоже хорошая машина. Когда мы тренировались, нам под него бомбы вешали. И когда я летал на Краков, тоже с бомбами. И всё. А так мы летали как истребители.
– Не жарко в кабине было?
– Жарковато. Что интересно, у меня был такой случай со шторками, которые регулируют обдувку. Из Окопа мы взлетели и полетели за линию фронта. Шли на высоте 7000 метров, а на высоте примерно 1000 метров шла группа. И вот мы с командиром полка (им был Китаев, хороший лётчик) пикируем. Я слышу: у меня что-то такое как бухнет! Но лечу нормально, вроде ничего не произошло. Повоевали мы до исхода горючего. Прилетаем в Окоп, садимся. Смотрю: у меня все боковые щитки оторваны. И голый двигатель. Оказывается, я шторки не закрыл, когда пикировал, и такой воздушный напор был, что они все разлетелись.
– Плексиглас на кабинах был хороший?
– Хороший. Видно было хорошо. Мы только мучились до самого конца войны, что у нас прицела нормального не было.
– На самолётах что-нибудь рисовали?
– Да, звёздочки мы рисовали… Правда, не все. А картинки и надписи были дорогим удовольствием для нас. Не всякому удавалось даже, чтобы тебя сфотографировали…
– А было такое, что когда у лётчика счёт приближается к 15, то, чтобы ему присвоили звание Героя, на него начинала работать группа?
– Это бывало. Не то что группа работала специально на него. А летит он в группе… Сбивает группа фашиста. И все говорят: мол, давайте, мы ему отдадим – пусть представляют его к Герою. Это боевая дружба. А потом он уже сам другому отдаёт. Всё было делом добровольным. Договаривались сами между собой, обычно начальство даже и не знало. Потом никаких обид на этой почве никогда не было.
– Когда война окончилась, она вам продолжала сниться?
– Она до сего времени снится. Понимаешь? Постановка задач, бои, друзья – и те, что погибли тогда, и те, что только сейчас умирают.

(Из книги Артёма Драбкина «Я дрался на истребителе». – М., 2006)
 
kolo-mila-yaДата: Понедельник, 31 Октября 2011, 23.40.31 | Сообщение # 110
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Ржавский Никита Харитонович



Родился в 1916 году в селе Першемарьевка, ныне Славянского района Донецкой области, в семье крестьянина. Окончил 2 курса рабфака. С 1938 г. в Красной Армии. Окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу лётчиков.
На фронтах Великой Отечественной войны с июля 1941 г. Командир звена 153-го истребительного авиационного полка (5-я смешанная авиационная дивизия, 23-я армия, Ленинградский фронт) лейтенант Н.Х. Ржавский совершил 283 боевых вылета, в том числе 81 - на штурмовку живой силы и техники противника. 7 декабря 1941 г. погиб при выполнении боевого задания. 10 февраля 1943 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Награждён орденами Ленина (дважды).
Похоронен в братской могиле у деревни Суоранда Всеволожского района Ленинградской области. В память о Герое в деревне установлен обелиск.



15 октября 1941 г. отмечался своеобразный юбилей младшего лейтенанта Никиты Харитоновича Ржавского. О том, что он совершил 200-й боевой вылет, писали не только ленинградские газеты, но даже "Известия".
200 боевых вылетов менее чем за 4 месяца войны – это много даже для напряжённого 1941 года. Во всяком случае, в 153-м истребительном авиационном полку такой боевой счёт был только у Никиты Ржавского. Когда командир полка Миронов поздравил его с рекордом, лётчик даже смутился. Ни о каких рекордах он и не думал. Давно прошло время, когда он заботился о них. Впрочем, так ли уж давно? Всего лет 5 тому назад в цехе металлоконструкций Ново - Краматорского завода, где он работал слесарем-сборщиком, их бригада действительно боролась за производственные рекорды. А теперь он, младший лейтенант Никита Ржавский, думает лишь о том, чтобы не давать покоя врагу.
И всё-таки поздравление Миронова обрадовало лётчика. Миронов был для него не просто командиром полка – этот человек знал толк в боевых делах. Он воевал ещё зимой 1940 г. на Карельском перешейке, воевал мужественно. Тогда же его наградили Золотой Звездой Героя. Похвала такого человека говорила о многом, и прежде всего о том, что бывший слесарь-сборщик Ржавский неплохо справляется со своими обязанностями лётчика-истребителя. Но если быть точным, его, как и всех лётчиков полка, скорее следовало именовать лётчиком-штурмовиком.
Штурмовка всегда была тяжёлым и опасным делом, а в 1941 г. особенно. Бронированных "Илов", прозванных летающими танками, было ещё очень мало. Роль штурмовика в первые месяцы войны часто выполнял истребитель И-153, известный больше под названием "Чайка". Вооружение истребителя пополнили реактивными снарядами, а если требовалось, "Чайка" брала с собой ещё и бомбы, так что её удары были весьма чувствительными.
В журнале боевых действий рядом с фамилией Никиты Ржавского каждый день появлялись записи о разбитых автомашинах с боеприпасами, сожжённых цистернах с горючим, подавленных огневых точках, уничтоженных на аэродроме самолётах врага.
...Немцы готовили налёт на Ленинград. Ржавский с 5 боевыми товарищами нанёс удар по вражескому аэродрому. 15 самолётов сгорели на земле. Ржавский ушёл от цели последним. Он заметил, что 2 вражеские машины пытаются взлететь. Подняться в воздух им не удалось: Ржавский зажёг их на взлёте.
Через 2 месяца после 200-го вылета Никиты Ржавского у товарищей снова был повод поздравить его. Он совершил 275-й боевой вылет. Был этот вылет обычным, таким же, как многие другие, разве только погода стояла похуже. Когда-то такую погоду считали нелётной.
Ржавский вылетел, "проутюжил" вражеские траншеи, заставил замолчать зенитный пулемёт и уже решил вернуться, как вдруг за железнодорожным полотном заметил вражеских танкистов, возившихся у своих машин. Бомбы и снаряды он уже израсходовал. Но в пулемётах ещё оставались патроны. Их надо было беречь как неприкосновенный запас: мало ли что может случиться ! Однако Ржавский всё же атаковал танкистов. Атаковал так внезапно, что они не успели даже укрыться за бронёй своих машин.
Потом за эту атаку лётчику порядком досталось. Узнав, что он вернулся на аэродром без единого патрона, командир строго спросил:
– А если бы вас атаковали истребители противника?
– Что вы, товарищ командир! – простодушно ответил Ржавский. – Они в такую погодку не летают. Ленинградские облака и ленинградский туман не по ним. Я и решил: незачем возить боеприпасы домой.
Таким был 275-й боевой вылет Никиты Ржавского – обычный, будничный и всё же героический...

http://airaces.narod.ru/all11/rzhavsky.htm
 
Гость-Нижняя КрынкаДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 18.56.52 | Сообщение # 111
Группа: Прохожий





На сайте поселка Нижняя Крынка (ВВВ.500РУ.РУ), на 6-й странице ПАМЯТИ (переход по страницам - в самом низу каждой страницы) информация о выпускнике Луганской летной школы ЛУЦЕНКО АЛЕКСЕЕ АНДРЕЕВИЧЕ. Он чемпион Советского Союза 1959 и 1960 годов по вертолетному спорту, рекордсмен мира. Там же его фото во время учебы с 1941 года
 
СаняДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 19.17.01 | Сообщение # 112
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Гость-Нижняя Крынка,
Quote (Гость-Нижняя Крынка)
На сайте поселка Нижняя Крынка (ВВВ.500РУ.РУ), на 6-й странице ПАМЯТИ (переход по страницам - в самом низу каждой страницы) информация о выпускнике Луганской летной школы ЛУЦЕНКО АЛЕКСЕЕ АНДРЕЕВИЧЕ.


Луценко родом оттуда?


Qui quaerit, reperit
 
Гость-Нижняя КрынкаДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 19.32.17 | Сообщение # 113
Группа: Прохожий





ВВВ.500ru.ru/pamyat/pamyat6/Scan10177-1280+1.jpg
Это фото Луценко Алексей Андреевич-чемпион СССР 1959 и 1960 годов по вертолетному спорту и рекордсмен мира, окончивший ЛЛШ.

А это сама страница http://www.makeyevka.dn.ua/ua....27.html



НЕ ЖЕЛАЕТ САЙТ ПРОПУСКАТЬ ССЫЛКИ. По этой причине и написал так

Добавлено (03 Ноябрь 2011, 19.32.17)
---------------------------------------------
Он родился и закончил в 1941 школу в поселке Нижняя Крынка (сейчас она города Макеевки Советский район Донецкой области)
 
СаняДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 19.48.36 | Сообщение # 114
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Гость-Нижняя Крынка,
Quote (Гость-Нижняя Крынка)
НЕ ЖЕЛАЕТ САЙТ ПРОПУСКАТЬ ССЫЛКИ. По этой причине и написал так


Кто не дает зарегистрироваться?Для гостей большие ограничения!


Qui quaerit, reperit
 
ГостьДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 19.53.18 | Сообщение # 115
Группа: Прохожий





Я так и понял. Регистрироваться было лень- ради одного сообщения. Да я и к авиации имею то отношение, что моя свадьба была в ВВВАУШ. Я думаю, что немного помог
 
СаняДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 19.55.38 | Сообщение # 116
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Гость,
У нас открытые форумы и не только пишут имеющие отношение к авиации,но и все,кто хочет общаться для души и для дела памяти авиации из далекого нашего прошлого!


Qui quaerit, reperit
 
Гость-Нижняя КрынкаДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 20.02.33 | Сообщение # 117
Группа: Прохожий





Я думаю, что хозяин (АДМИН) сам решит, нужны ли ему эти фотки и информация на его форуме или нет и загрузит если нужно и, что нужно. А если нет - то сотрет. Тем более не хелательно такую интересную информацию в теме загружать не тем чем нужно. Спасибо.
 
СаняДата: Четверг, 03 Ноября 2011, 20.09.37 | Сообщение # 118
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Гость-Нижняя Крынка,
Хорошо,разберемся!


Qui quaerit, reperit
 
kolo-mila-yaДата: Пятница, 04 Ноября 2011, 15.25.54 | Сообщение # 119
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Остапенко Иван Петрович



Родился 14 октября 1923 г. в селе Долгенькое, ныне Изюмского района Харьковской области (Украина), в семье крестьянина. Окончил зоотехникум. С 1940 г. в Красной Армии. В 1942 г. окончил Ворошиловградскую военно-авиационную школу пилотов.
С июля 1942 г. в действующей армии.
К июлю 1944 г. командир эскадрильи 7-го Гвардейского штурмового авиационного полка (230-я штурмовая авиационная дивизия, 4-й штурмовой авиационный корпус, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) гвардии капитан И.П. Остапенко совершил 103 боевых вылета на штурмовку железнодорожных эшелонов, оборонительных сооружений, скоплений войск противника. В воздушных боях лично сбил 3 и в составе группы 4 самолёта противника.
23 февраля 1945 г. за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
После войны продолжал службу в ВВС. В 1948 г. окончил Военно-Воздушную академию. С 1963 г. служил в Ворошиловграде. Гвардии полковник И.П. Остапенко умер 14 февраля 1964 года. Его именем названы улицы в Ворошиловграде и Харькове, пионерская дружина школы в селе Долгенькое.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды (четырежды), медалями.
* * *
Это произошло 24 июня 1944 г. в районе Белостока, когда Иван Остапенко, ведущий группы "Илов", уничтожил вражеский железнодорожный эшелон и вышел на новую цель – железнодорожный мост, прикрытый плотным зенитным огнём.
Штурмовик содрогнулся от сильного удара: 3 вражеских зенитных снаряда попали в мотор. Пламя проникло в кабину. На лётчике загорелось обмундирование. Огонь обжигал лицо, руки. Пилот перестал видеть. Но пока его не покинуло сознание, он тянул горящий самолёт на свою территорию. Вдруг машина резко накренилась вперёд и камнем пошла к земле. Больше он уже ничего не помнил. Воздушный стрелок Владимир Пименов вытащил лётчика из разбитой кабины в бессознательном состоянии и быстро укрыл в лесу.
Самолёт упал на вражеской территории, и в любую минуту можно было ждать "гостей". Как только Остапенко очнулся, Пименов сделал ему перевязку, и они лесом стали пробираться к переднему краю своих. Кто знает, хватило бы сил у лётчика, получившего серьёзные ожоги, преодолеть расстояние в полтора десятка километров… Но случай помог. К месту падения советского штурмовика вышли партизаны. Они и доставили лётчиков к своим.
Более 2 месяцев пролежал Иван Остапенко в госпитале. А когда выздоровел, снова сел за штурвал Ил-2.
К лету 1944 г. на счету Ивана Остапенко уже было около 100 боевых вылетов. Он громил врага на Дону и Северном Кавказе, на Кубани и в Крыму.
Первые боевые задания молодой лётчик выполнил ещё летом 1942 г. Его отвага и мастерство сразу обратили на себя внимание опытных воздушных бойцов. 5 декабря 1942 г. Совинформбюро сообщило, что 5 советских штурмовиков вступили в бой с 11 вражескими самолётами юго-восточнее Нальчика. Среди наших пилотов был и старший сержант И.П. Остапенко. Советские лётчики уничтожили 4 вражеских самолёта, подбили 4 машины и вернулись на свой аэродром без потерь. После этого воздушного боя Иван Остапенко писал матери Пелагее Акимовне и брату Фёдору: "Как же их не бить, если они сами лезут в прицел?".
Лётчик-штурмовик лично уничтожил и вывел из строя 23 танка, 25 самолётов, более 100 автомашин, несколько барж и до 600 вражеских солдат и офицеров. Он провёл более 30 воздушных боёв, лично сбил 3 самолёта противника и 4 – в составе группы.
За мужество и воинскую доблесть командир эскадрильи 7-го гвардейского Севастопольского ордена Ленина штурмового авиационного полка 230-й штурмовой авиационной дивизии гвардии капитан И.П. Остапенко был награждён 6 орденами и несколькими медалями. А 23 февраля 1945 г. Президиум Верховного Совета СССР присвоил ему звание Героя Советского Союза. Об этом Иван Петрович узнал, будучи уже слушателем командного факультета Краснознамённой Военно-Воздушной академии Вооружённых Сил СССР имени Чкалова.
Окончив академию, И.П. Остапенко занимал ряд командных должностей. За умелое обучение и воспитание личного состава в послевоенный период Иван Петрович был награждён 3 орденами и удостоен 46 благодарностей.
Военный лётчик 1-го класса, гвардии полковник И.П. Остапенко несколько лет работал в Ворошиловградском авиационном училище, которое сам окончил в суровом 1942 г. Он передавал боевой опыт новому поколению советских лётчиков. В декабре 1962 г. за безаварийную эксплуатацию боевой техники И.П. Остапенко был награждён золотыми именными часами и выдвинут на руководящую должность в отдел боевой подготовки Воздушной Армии.
И.П. Остапенко ожидала интересная работа. Но 14 февраля 1964 г. несчастный случай преждевременно оборвал его жизнь. Он ушёл из жизни в самом расцвете сил. Похоронен Герой в Ворошиловграде. Боевые друзья установили на его могиле памятник. Одна из улиц города носит имя И.П. Остапенко.
В Ворошиловграде живет жена Героя Антонина Ивановна – медицинский работник. Сын Александр служит в ракетных войсках.
Память Ивана Петровича Остапенко чтят его земляки. В средней школе села Долгенькое Изюмского района, где он когда-то учился, оборудовали стенд, материалы которого рассказывают о мужественном лётчике. Один из пионерских отрядов школы носил имя Героя.

(Из материалов сборника "Подвиги во имя Отчизны". – Харьков: Прапор, 1974)

http://airaces.narod.ru/all15/ostapenk.htm
 
kolo-mila-yaДата: Вторник, 08 Ноября 2011, 22.01.03 | Сообщение # 120
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
Сигов Дмитрий Иванович



Родился 1 (14) мая 1914 г. в селе Крестище, ныне Советского района Курской области, в семье рабочего. По окончании начальной школы, в 1928 г., с матерью, братом и сестрой уезжает в Макеевку, где в шахте работал его отец. По окончании 7 классов и 2 курсов рабфака в Донецке, работал помощником машиниста. Одновременно учился в аэроклубе. В 1934 г. по путёвке комсомола поступает в Ворошиловградское военное авиационное училище, которое оканчивает в 1936 г. В звании лейтенанта начинает военную службу в истребительной авиации Дальнего Востока.
Участник боёв с японскими милитаристами на озере Хасан в 1938 г., на реке Халхин-Гол ( Монголия ) в 1939 г.
Зимой 1939 – 1940 гг. принимал участие в советско-финляндской войне.
С 23 июня 1941 г. старший лейтенант Д.И. Сигов на фронтах Великой Отечественной войны. Служил в составе 131-го ИАП, летал на И-16 и ЛаГГ-3. В октябре 1941 г. был тяжело ранен.
В воздушных боях над бурным Тереком бессмертную славу обрёл лётчик-истребитель Дмитрий Сигов. Однажды группа истребителей, которую он возглавлял, вылетела на сопровождение штурмовиков. На подходе к цели они встретили 15 Ме-109F. Восьмёрка Сигова смело вступила в бой с противником и сбила 3 "Мессера". Остальные вражеские истребители оставили попытки воспрепятствовать действиям штурмовиков. В этой схватке лидер наших "ЛаГГов" лично сбил одного "Мессера".
Много раз водил в бой своих однополчан Дмитрий Иванович Сигов и всегда возвращался с победой.
Заместитель командира 131-го истребительного авиационного полка (217-я истребительная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, Закавказский фронт) капитан Дмитрий Сигов совершил 123 успешных боевых вылета, в 52 воздушных боях лично сбил 11 и в составе группы – 5 самолётов противника.
Капитан Д.И. Сигов погиб 26 октября 1942 г. при отражении налёта вражеской авиации на аэродром города Беслан в Северной Осетии. Похоронен в братской могиле осетинского села Тулатово.
Указом от 13 декабря 1942 г. «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» капитану Сигову Дмитрию Ивановичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Награждён орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (дважды).
Героя Советского Союза Д.И. Сигова чтут как на родине, так и в городе его юности, и в далёкой Сибири. Его именем названы улицы в Донбассе, Северной Осетии и в Новосибирске, школы, спортивные сооружения.
* * *
Некоторую информацию о Д.И. Сигове можно найти в воспоминаниях бывшего техника 131-го истребительного авиационного полка В.М. Синайского.
«Среди молодых лётчиков были хорошие пилоты, но многие не понимали серьёзности положения. Помню, как после одного воздушного боя старший лейтенант Щербинин в приангарном здании, где висели силуэты самолётов вероятного противника (это были немецкие самолёты), глядя на Ме-109 сказал: "Я бы схватился с ним. Я бы ему!". Я посмотрел на Токарева: его лицо, обычно доброжелательное, стало суровым. Он перебил Щербинина и сказал:
– Что вы "Мессеру"?! Что вы можете ему противопоставить? Вы виражите в лучшем случае на "тройку". А стреляете? Как вы стреляете? Норматив на 120 патронов – 3 попадания по конусу – удовлетворительно, до 10 – хорошо, свыше 10 – отлично. Вы же из 10 не выходите! Если бы вы стреляли, как Сигов (а Сигов делал 60 пробоин), вот тогда вы могли бы говорить. Да научитесь ещё виражить, как Сигов. Что вы можете противопоставить "Мессеру"? У "Мессера" пушка и крупнокалиберные пулемёты, "Мессер" бронирован, он не легко уязвим, скорость его на 100 километров больше, чем у И-16. Что вы ему противопоставите? Бросьте вы это самохвальство!..
И, обращаясь к молодым пилотам, сказал: "И вы, особенно молодые, не увлекайтесь. Вы смотрите, вам есть у кого учиться. Учитесь у Сигова. Вы знаете, что Сигов на Халхин-Голе сбил 5 японских самолётов, а одного японского истребителя пригнал на свой аэродром и посадил. [ М.Ю. Быков в своих исследованиях эти победы не подтверждает.] Вот вам пример! А вы из десятки не выходите".
Первый день войны прошёл совершенно спокойно. На следующий день пришёл приказ: двум эскадрильям вернуться на Украину прикрывать ДнепроГЭС и Кривой Рог, а две другие, 1-ю и 2-ю, направили в район Тирасполя и Бендер.
Основная наша задача состояла в том, чтобы помогать южной группе войск прикрывать и главным образом оберегать мост Тирасполь – Бендеры. Вокруг этого моста шли непрерывные воздушные бои. Первый самолёт был сбит, как и следовало ожидать, Сиговым. Он упал на нашей территории. И к нему мы ходили целой экскурсией. Это было очень убедительно: оказывается, немецкие самолёты можно сбивать. Молодые лётчики после первых столкновений с бомбардировщиками убедились, что пулемёты ШКАС калибра 7,62-мм малоэффективны. Честно говоря, мы ударились в пессимизм. Что же это такое? Стреляют, стреляют, а никакого результата нет! А Сигов показал, что надо уметь стрелять – не просто стрелять, а стрелять по уязвимым местам самолётов противника.
А потом, когда завязались воздушные бои над мостом Бендеры – Тирасполь, то Давидков, Токарев, Сигов и другие показали, что на И-16 можно успешно бороться и с "Мессерами", и с бомбардировщиками противника. Даже группой в 2 раза меньше, чем противник, наши лётчики успешно отражали их налёты. Бои шли на нашей территории, поэтому, как правило, мы их видели. И результаты были хорошо известны, зафиксированы землёй.
В июле был очередной прорыв фронта. Немцы ввели в прорыв румынский кавалерийский корпус, и ему противостоял один наш стрелковый батальон, к тому же потрёпанный в бою. Наземное командование обратилось к командованию Армии с просьбой помочь. Те дали указание действовать на свой страх и риск, чтобы помочь стрелковому батальону. Давидков послал разведку. Полетел Сигов. Вернулся, помню, – улыбается, смеётся.
"Что такое?" – "Румыны идут с духовым оркестром. Распустили знамёна. Колоннами. Походным маршем". – "Давидков, что, они с ума сошли?" – "Не знаю, сошли или нет. Маршируют по голой степи… Мы им покажем!" – "Навесить PC! Сам поведу!"
20 машин с PC, всего 160 PC. Давидков повёл. Пришёл на бреющем, сходу ударили PC по всей этой массе, а потом начали достреливать из пулемётов. Давидков вернулся, полетела очередная группа. Двое суток наши гоняли этот румынский кавалерийский корпус по степи. На 3-й день мы перелетали на У-2, и пришлось лететь над этим побоищем. Лететь ниже 200 метров нельзя было – трупный запах. Потом приехал генерал-лейтенант Корнеец, построил полки сказал: "Вы разгромили 5-й румынский королевский кавалерийский корпус. Прорыв ликвидирован".

http://airaces.narod.ru/all15/sigov.htm
 
Авиации СГВ форум » ИСТОРИЯ АВИАЦИ И ПВО » Авиационные училища СССР » Ворошиловградское высшее военное авиационное училище
Поиск: