| Pilot5360 | Дата: Среда, 07 Марта 2018, 11:06:11 | Сообщение # 1350 |
Группа: Поиск
Сообщений: 37
Статус: Отсутствует
| Выставляю биографию прадеда. В условиях практически полного отсутствия информации, прочные факты биографии заменял на картины жизни страны во время мира и войны. Что-то экстраполировал из опыта других военнопленных. Прошу подправить меня, если я где-то написал не точно или не правильно.
Гребенюк (Гребенник) Марк Андреевич
Марк Андреевич родился 29 марта 1905г. на х. Гребенники села Минковка Валковского уезда Харьковской губернии в небогатой крестьянской семье. Отец его был украинец, а мать русская (в девичестве Корзунова).
Село Минковка основано в XVII веке. По преданию село названо по имени первого поселенца казака Мины. В Минковке родился советский украинский писатель В.П. Минко, который написал автобиографическую повесть «Моя Минковка». Из неё мы можем узнать, как жило население Минковки и его округи в начале 20-го века. В 1900-х г.г. оно было центром волости, в которую входило 2 села и 76 хуторов. В Минковке была Покровская церковь и начальная школа при ней.
Марк рос обычным деревенским мальчишкой. Был он невысокого роста, коренастый. До революции не было всеобщего начального образования, однако, Марку, судя по всему, удалось поучиться в начальной школе. Крестьяне неохотно отдавали детей в школу, так как на селе каждая пара рабочих рук была на счету, а школа хоть и не надолго отвлекала ребёнка от работы по хозяйству.
В.П. Минко вспоминал, что учителю приходилось буквально упрашивать крестьян отдавать детей в школу. И не безуспешно: почти все мальчики в Минковке и не мало девочек все же ходили в школу. Правда, половина из них до 3-го, последнего года обучения не досиживали. Про таких говорили: «Пройшов два класи i третiй калiдор …».
В школе у Марка проявились математические способности, и кроме того он выработал у себя красивый и аккуратный почерк. Наверное, поэтому, когда в начале 30-х гг. в Минковке организовали колхоз, Марк стал работать в колхозе счетоводом и бухгалтером. Электрического освещения на селе тогда не было и в помине – читать и писать приходилось при свете керосиновой лампы. Марк рано испортил зрение и из-за этого был признан ограниченно годным к военной службе.
Детство и юность Марка пришлись на эпохальные события русской истории: Первая мировая война, революции (февральская и октябрьская) 1917г., оккупация немецкими войсками Харьковской губернии, гражданская война с её разорением и сменой властей. Минковцам пришлось испытать голод и холод, пережить расправы банд и эпидемии (в период революции и гражданской войны людей косил тиф).
В 20-30-е г.г. жизнь на селе проходила не менее бурно. Шло восстановление деревни после военной разрухи, бедствий голода 1923 – 1924 г.г., которое ускорилось с началом «Новой экономической политики» (НЭП). В деревне вновь начала складываться система рыночных отношений, развивалась кооперация. Казалось, ушли в прошлое принудительные заготовки и непосильные налоги.
Однако уже в 1927 г. правительство начало сворачивать НЭП, а к осени 1929 г. произошел его полный слом. Советская власть грубо свернула рыночные отношения, перешла к командно-репрессивной системе управления и взяла курс на насильственную и сплошную коллективизацию. 7 ноября 1929 года в газете «Правда» № 259 опубликована статья Сталина «Год Великого перелома», в которой 1929 год был объявлен годом «коренного перелома в развитии нашего земледелия»: «Наличие материальной базы для того, чтобы заменить кулацкое производство, послужило основой поворота в нашей политике в деревне… Мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса».
Образование колхозов шло очень трудно и обернулось массовыми репрессиями против хозяйственных крестьян (кулаков), неурожаями, принудительными хлебозаготовками и как следствие бунтами и восстаниями. Массовый голод, охвативший в 1932 - 1933 годах обширные территории СССР, входившие в состав Украинской ССР, Российской СФР (включая Казахскую АССР, регионы Центрального Черноземья, Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири) и Белорусской ССР, также стал следствием этой политики.
Тем не менее, к концу 30-х г.г. новые коллективные формы хозяйствования прочно вошли в оборот крестьянской жизни на Украине. К тому времени Марк работал в колхозе «им. Чапаева», вместе с женой Марфой Никитовной, воспитывал сыновей Николая (1930 г.р.), Григория (1936г.р.) и дочь Анастасию (1939 г.р.).
22 июня 1941г. в мирную жизнь советских людей вторглась война. Не смотря на упорное сопротивление советских войск, враг стремительно продвигался вглубь страны. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г., с 23 июня была объявлена мобилизация военнообязанных 13 возрастов (1905 – 1918 гг. рождения) в 14 военных округах из 17. Когда же надвигающаяся катастрофа стала очевидна, 10 августа ГКО издал постановление о мобилизации военнообязанных 1904 – 1890 годов рождения и призывников 1922 – 1923 годов рождения на территории Кировоградской, Николаевской, Днепропетровской областей и районов западнее Людиново – Брянск – Севск Орловской области.
В середине сентября немецкие войска нанесли тяжёлое поражение Юго-Западному фронту. В сражении под Киевом войска Юго-Западного фронта понесли колоссальные потери – личный состав, попавший в окружение и плен, исчислялся советским командованием более чем в 450 тысяч человек.
Фронт стремительно приближался к Харькову.
Марк был призван Валковским районным Военным Комиссариатом Харьковской области 23 сентября. Последнее письмо от него пришло домой в октябре 1941г. совсем незадолго до оккупации района немецкими войсками (Валковский район был оккупирован немцами 19 октября 1941г.). В нём он сообщил жене, что обучается по специальности «связист». К сожалению, письмо это было утеряно, а ведь оно могло стать ключом к разгадке фронтовой биографии Марка.
Больше никаких вестей от него не поступило – Марк Андреевич пропал без вести и домой не вернулся. В семье не осталось даже его фотографии.
Лишь однажды, после войны односельчанин, который был призван вместе с ним и вернулся домой, рассказал сыну Марка Николаю следующее.
Группа мобилизованных, в которой был Марк Андреевич, шла пешком к назначенному месту сбора – г. Валуйки Воронежской (ныне Белгородской) области. Однополчанин рассказал, что по прибытии их погрузили в эшелон, который двинулся в сторону Москвы. Где-то в Тульской области эшелон попал под бомбёжку. Началась паника. Односельчанин видел, как вагон, в котором ехал Марк Андреевич, был уничтожен прямым попаданием авиабомбы. Больше он его не видел.
После окончания войны районными военкоматами по всей стране была проведена работа по сбору сведений о не вернувшихся с войны военнослужащих, которые были призваны этими военкоматами. Она проводилась путём подворового опроса родственников. На основании сведений из военкоматов картотека потерь министерства обороны пополнилась карточками, составленными по результатам опроса. В таких карточках могла присутствовать запись «переписка прервалась в декабре 1942 г.», а номер воинской части обычно отсутствовал. Если же в карточке, составленной на основании донесения из военкомата, был указан номер воинской части, то к нему следует относиться, как к вероятному, предположительному, ибо этот номер указан родственниками при подворном опросе по письмам с фронта. Дата пропажи военнослужащего в этом случае устанавливалась военкомом методом прибавления трёх месяцев к дате последнего письма (три месяца были рекомендованы Директивой МВС СССР).
В донесениях послевоенного периода (1946г.) Валковского районного Военного Комиссариата Харьковской области в Управление по учету пропавшего без вести рядового и сержантского состава (г. Москва) числится более 300 человек. Среди них и Марк Андреевич.
С появлением в 2007г. электронного архива Министерства обороны Российской Федерации банк данных «Мемориал» (http://www.obd-memorial.ru) возникла возможность восстановить судьбы и места захоронения участников Великой Отечественной войны.
В 2013г. друг семьи нашёл Марка Андреевича в банке данных «Мемориал» среди имён военнослужащих – узников фашистских лагерей. Вот только фамилия его была указана как Гребенюк, а не Гребенник.
В банке данных «Мемориал» нашлась персональная карточка военнопленного Гребенюк Марка Андреевича – узника лагеря для военнопленных Stalag 318/VIII F (344) Lamsdorf.
Лагерь этот существовал с июля 1941г. и располагался на северо-востоке Польши около деревни Ламбиновице (польский: Łambinowice) округа Ныса Опольского воеводства. Он был создан на территории, где во время Первой мировой войны немцы содержали военнопленных стран Антанты. Поскольку Верхняя Силезия до Первой мировой войны принадлежала Германии, сохранилось и немецкое название местечка – Lamsdorf (Ламсдорф).
Карточка военнопленного представляет собой стандартный бланк формата DIN A4, отпечатанный в типографии на немецком языке. Такая персональная карточка должна была заполняться на каждого советского военнопленного. Из карточки следует, что 6 июля 1942г. в районе г. Острогожска Воронежской области Гребенюк Марк Андреевич попал в немецкий плен.
В карточке военнопленного Марк указан солдатом 108 стрелкового полка. Номера дивизии, в которую входил полк, нет.
Сейчас установить номер этой дивизии практически невозможно. Следует учитывать, что это мог быть номер запасного полка, и если солдаты из маршевой роты сразу попадали в бой, многие просто не знали или не помнили номер части, в которую их прислали. Кроме того, в плену данные части мог с ошибкой записать писарь, а мог ошибиться и сам пленный. И тогда 108-м полком мог стать и 1008, и 1087 или, например, 1087 полк и т.д. Если эшелон попал под бомбёжку, солдат мог быть ранен, потом госпиталь и далее путь его становился неизвестным.
108 стрелковые полки были в разных дивизиях в разное время, но в других местах. Тем не менее, в банке данных «Мемориал» есть бойцы, попавшие в плен в районе наступления немецких войск против Брянского и Юго-Западного фронтов летом 1942г., служившие в 108 сп. Например, Субратов Григорий Никифорович, попавший в плен 09.07.1942г. в д. Бабкино нынешней Белгородской области (содержался, как и Марк Андреевич, в лагере шталаг VIII F (318) в г. Ламсдорфе), Николаев Николай Васильевич, попавший в плен 05.07.1942г. в г. Воронеже, Скоморохов Василий Яковлевич, попавший в плен 02.07.1942г. с г. Старый Оскол, также умерший в шталаге VIII F (318). Есть в базе данных и боец из 108 полка, похороненный в г. Острогожске, но принадлежности полка в донесении нет.
Вполне вероятно, что Марк мог служить в 108 запасном стрелковом полку 33 запасной стрелковой бригады. Такое предположение вполне накладывается на факты, которые сообщил о Марке односельчанин. Эшелон с мобилизованными из Валковского района ехал в сторону Москвы. Точно известно, что весною 1942г. четыре полка (99, 108, 127, 362) 33 Муромской запасной стрелковой бригады находились в Муроме, в г. Кулебаках – 127 зсп, в пос. Мордовщики – 99 зсп. Возможно, конечным пунктом его назначения был г. Муром Нижегородской (сейчас Владимирской) области.
Из наградного листа командира 108 запасного стрелкового полка 33 запасной стрелковой бригады Куликова П.Г. известно, что к октябрю 1942г. полк отправил фронтам 250 маршевых рот численностью 72293 человек.
Среди них мог быть и Марк Андреевич. Попав на фронт в период ожесточенных боёв и отступления, он мог и не знать часть, на пополнение которой был направлен.
Последняя надежда – запрос в Центральный архив министерства обороны (ЦАМО) в г. Подольске, который будет сделан в ближайшее время, однако, ответа оттуда можно ждать до полугода и больше.
Сегодня точно известно только одно – Марк попал в плен в ходе немецкого наступления, начавшегося 28 июня 1942г. против войск Брянского и Юго-Западного фронтов, которое в немецких планах получило название операция «Блау» («Голубая»).
Операция «Блау» являлась частью стратегического плана немецкого командования на 1942г., согласно которому главный удар крупные силы вермахта должны были нанести на южном крыле восточного фронта. Цель наступления: полностью выключить Донбасс из военно-экономического баланса России, отрезать подвоз нефти по Волге и захватить главные базы нефтяного снабжения на Кавказе. Сосредоточив на юге Восточного фронта все свои резервы, правители «третьего рейха» рассчитывали на то, что потеря Донбасса и кавказской нефти ослабит Советский Союз и обеспечит Германии возможность успешно продолжать войну, а выход немецких войск в Закавказье нарушит связь СССР с зарубежными странами через Кавказ и Иран. Более того, нацисты не без оснований надеялись на то, что прорыв германских войск в Закавказье позволит им втянуть Турцию в войну против СССР.
В соответствии с планом операции «Блау» немецким войскам в конце июня 1942г. предстояло нанести два удара по сходящимся направлениям: один – из района северо-восточнее Курска на Воронеж, другой – из района Волчанска на Острогожск. Таким образом, немецкое командование рассчитывало разгромить советские войска на воронежском направлении, окружить их западнее Старого Оскола, выйти на Дон на участке от Воронежа до Новой Калитвы и захватить плацдарм на его левом берегу.
Вторую операцию (условное наименование «Клаузевиц») планировалось провести силами группы «Вейхс» и 1-й танковой армии. По замыслу немецко-фашистского командования, подвижные войска группы «Вейхс», достигнув Воронежа, должны были повернуть на юг и нанести удар на Кантемировку, в тыл войскам Юго-Западного фронта.
Задачей же ударной группировки, находившейся в районе Славянок, Артемовск, Краматорск, был прорыв советской обороны в стыке Юго-Западного и Южного фронтов. Далее, развивая удар на Кантемировку, 1-я танковая армия Клейста должна была завершить окружение основных сил Юго-Западного фронта, а затем быстро продвинуться в двух смежных направлениях – на Кавказ и Сталинград.
Рано утром 28 июня армейская группа «Вейхс» начала наступление на воронежском направлении из района северо-восточнее Курска. Сконцентрировав на узком участке крупные силы, немцы прорвали оборону советских войск на стыке 13-й и 40-й армий Брянского фронта. В течение следующего дня войска правого фланга 40-й армии вели упорные оборонительные бои, сдерживая противника на р. Кшень.
Для ликвидации прорвавшейся группировки Брянский фронт получил в качестве усиления 3 танковых корпуса, истребительную и штурмовую авиацию. Ставка ВГК отдала приказ войскам фронта контрударом остановить наступление противника. Однако из-за сложившихся впоследствии событий контрудар нанесён не был.
За два дня немцы продвинулись на 35 – 40 км в направлении на Воронеж. Управление войсками 13-й и 40-й армий было нарушено, организованный ввод в сражение танковых корпусов из-за отсутствия устойчивой связи с ними штаба Брянского фронта был сорван, попытка остановить продвижение ударной группировки армейской группы «Вейхс» на Воронеж не имела.
30 июня 1942 года 6-я армия Вермахта начала наступление в полосе Юго-Западного фронта из района Волчанска. Прорвав оборону на стыке 21-й и 28-й армий и развивая успех в северо-восточном направлении, противник через 2 дня вышел к реке Оскол и захватил плацдармы на ее восточном берегу. Оставляя упорно обороняющиеся сильные арьергарды, и выводя из-под удара основные силы, советские войска начали отход. К этому времени группа «Вейхс» достигла линии Касторное, Старый Оскол.
Управление войсками 21 и 28-й армий в результате атак авиации на командные пункты было нарушено. С выходом противника 2 июля в районы Старый Оскол и Чернянка основные силы 40-й армии Брянского фронта и 21-й армии Юго-Западного фронта оказались под угрозой окружения, а вскоре их положение резко ухудшилось.
В ночь на 3 июля противник замкнул кольцо вокруг основных сил 40-й и 21-й армий западнее Старого Оскола. Ведя тяжёлые бои, окружённые дивизии и бригады прорывались на восток отдельными частями и подразделениями. Попытки выхода проходили неорганизованно, при плохом обеспечении боеприпасами, при отсутствии единого командования. Между Брянским и Юго-Западным фронтом образовалась брешь. Для вражеских войск открылся путь к Дону и Воронежу. Воспользовавшись этим главные силы группы «Вейхс» устремились на Воронеж, а 6-й немецкой армии – на Острогожск и Коротояк.
На воронежское направление из Резерва Ставки ВГК были срочно направлены 60-я, 6-я и 63-я армии. Одновременно в районе Ельца с целью нанесения контрудара по вклинившемуся противнику были сосредоточены 5-я танковая армия, усиленная 7-м танковым корпусом, и 1-я истребительная авиационная армия резерва Ставки ВГК.
6 июля 1942 года войска Вермахта форсировали Дон, ворвались в Воронеж и захватили большую его часть. В связи с контрударом 5-й танковой армии из района южнее Ельца по левому флангу армейской группы «Вейхс», немецкое командование было вынуждено отозвать часть танковых сил из группировки, наступавшей вдоль Дона. Это несколько ослабило наступающую мощь немецкого наступления на юг.
В упорных боях наши войска, усиливаемые резервами Ставки, приостановили дальнейшее наступление противника и организовали оборону на рубеже Дросково, Рамонь, Воронеж, по реке Дон до Лиски и далее Каменка, Валуйки.
Параллельно с выходом к Воронежу немецко-фашистское командование решило форсировать операцию «Клаузевиц». Эта операция должна была осуществляться ударами 4-й танковой и 6-й армий из района Острогожска и 1-й танковой армии из района Артемовска в общем направлении на Кантемировку.
Для предотвращения вражеского наступления по тылам своих войск командование Юго-Западного фронта перебрасывало в район Острогожск, Алексеевка дополнительные резервы. В тоже время рубеж севернее Острогожска должны были оборонять части трёх укреплённых районов (117, 53 и 52) и 22 тк. Эти соединения должны были создать прочную оборону по р. Потудань с задачей воспрепятствовать вражескому наступлению и распространению противника в юго-восточном и южном направлениях. Однако оборонительные рубежи здесь не были подготовлены.
Немцы преодолели тыловой оборонительный рубеж и 5 июля передовые части 6-й немецкой армии заняли Острогожск и Алексеевку (30 км Юго-Западнее Острогожска), и начали развивать наступление дальше на юг вдоль правого берега Днепра. К исходу 6 июля они достигли района Каменки. 21-я армия оказалась расчленённой на 2 части и войска её отходили отдельными частями и подразделениями на восток севернее и южнее р. Потудань.
В этой обстановке немецкое командование решило окружить и уничтожить основные силы Юго-Западного и часть сил Южного фронтов. Для этого оно наносило удары по сходящимся направлениям: один – из района Каменки, другой – из района Славянск, Артёмовск в общем направлении на Беловодск.
В создавшейся обстановке Ставка ВГК уже 6 июля приняла решение на отвод войск Юго-Западного и правого крыла Южного фронтов из задуманного немцами мешка на восток и одновременно приступила к сосредоточению свежих сил и подготовке обороны на подступах к Сталинграду и Кавказу.
В ночь на 7 июля войска 28, 38, 9-й армий Юго-Западного и 37-й армии Южного фронтов начали отход. В тот же день, 7 июля, в наступление перешли 4-я танковая и 6-я армии немцев, нанося удар вдоль правого берега Дона на Кантемировку. Развивая наступление, войска противника 9 июля вышли в район Кривоносовка (25 км восточнее Ровеньки) и Михайловка (35 км южнее Россоши) и вынудили наши соединения отойти на левый бег реки Дон на участок Лиски, Павловск. У противника появились предпосылки к дальнейшему наступлению на Ростов и Сталинград.
Впереди наши войска ждали не менее тяжёлые испытания, но к судьбе Марка они уже не имели прямого отношения – утро 8 июля 1942г. он встретил в немецком плену. Местом пленения Марка г. Острогожск можно считать только условно. Часто в карте военнопленного местом пленения указывали общее операционное направление немецких войск на какой-либо населённый пункт. Поэтому о том, где в этой массе сражающихся, умирающих, отступающих солдат и офицеров Брянского и Юго-Западного фронтов был Марк Андреевич, теперь уже не скажет никто. Можно лишь приблизительно проследить его дальнейший путь в плену до попадания в шталаг VIII F (318).
И был этот путь, скорее всего, таким: захваченные в плен красноармейцы направлялись немцами сначала в Aufgangslager (дивизионные и корпусные приемные лагеря), а оттуда – в Armeekriegsgefangenensammelstelle (армейские сборные пункты). Далее путь пленников лежал в транзитные, или пересыльные лагеря – «дулаги» (Durchgangslager).
В южном секторе фронта крупные дулаги располагались в Днепропетровске, Кременчуге, Бобруйской, Ново-Украинке и Кривом Роге. Из этих лагерей отправка в Германию производилась в первую очередь.
В них военнопленных подвергали фильтрации по признакам национальности, профессии и степени лояльности. Квалифицированные пленные – металлурги, строители, работники транспорта, лесной промышленности и просто физически крепкие и здоровые подлежали направлению в Германию для трудоиспользования. В их число попал и Марк.
Теперь ему с товарищами предстояла дорога, которая сама по себе была серьёзным испытанием на выживаемость. Судить о том, чем фактически был для военнопленного переезд из ОКХ в ОКВ, то есть из России в Рейх, можно из следующего фрагмента из воспоминаний бывшего военнопленного Ф.Я. Черона (при этом стоит отметить, что везли его не осенью или зимой, а в конце августа, то есть в сравнительно благоприятное время года):
«На железнодорожной станции Баля Подляска стояло несколько десятков товарных вагонов. Дали нам по куску хлеб, приблизительно 500 грамм. Для нас был большой праздник … Несколько часов держали на станции. Перед вечером начали загонять нас в вагоны. Говорю загонять, потому что когда в вагон входило, скажем, 50 человек, то прикладами и руганью туда вгоняли ещё столько же. Не считал и не помню, сколько нас было в вагоне. Помниться только, что сначала мы не могли сидеть. Можно было только стоять. Никаких нар не было. Когда вагон набивали до отказа, закрывались двери на большие засовы и замок. Оставалось только по одному маленькому окошку с обеих сторон вагона. Жара в вагоне стала нестерпимой. Несколько человек от духоты и тесноты потеряли сознание. Начали кричать, чтобы открыли двери. Никто не внимал нашим крикам. Но если крики не прекращались, то дверь сильным рывком открывалась, то сыпались удары палок или прикладов на головы тех, кто стоял впереди. Поэтому кричать перестали … Иногда для устрашения стреляли по вагонам.
Параш в вагон не дали. Воды тоже не дали. Стояли мы в запертых вагонах около двух часов … От жары многие истекали потом. Воды не было, и никакие просьбы не увенчивались успехом. По небольшим делам делали в баночки и умудрялись выливать через заплетённые проволокой окошки. Постепенно все пришли в состояние полного изнурения от тесноты, жары, голода и жажды. Примирились, притихли и завяли с безразличием в глазах. Поезд тронулся, и под его толчки мы стали «утрясаться». Как ни странно, кое-кто сумел сесть на пол. Но всем места не хватало. Пришлось всем сидеть и стоять по очереди.
Несколько человек совсем не могли стоять, и их положили в один угол вагона. У одного была дизентерия. Организм больше не усваивал пищи. Вонь в вагоне уже никого не трогала. Казалось, что все мы обречены на смерть.
Рано утром после многих стуков и ругани открыли вагоны на какой-то станции. Узнав, что в каждом вагоне есть умершие, немцы приказали их вынести и положить рядом с вагоном. В нашем вагоне умерло три человека.
Потом поочередно, по вагонам, приносили воду в вёдрах. Это был наш завтрак. Хлеб, оказывается, нам дали на два дня. Те, у кого были банки, запаслись водой. (Затем ещё день пути и разгрузка в огороженном колючей проволокой пространстве). Мы оказались одни и под открытым небом. Так нас и оставили на ночь, не дав ни воды, ни пищи. Под утро холод донимал, и не было спасения. Утром дали первый раз за два дня граммов 200 хлеба и тёплую водичку, заправленную какой-то травой …».
Вряд ли путь Марка Андреевича, который ехал в лагерь в августе 1942г., сильно отличался от того, что описал Ф.Я. Черон.
В отличие от других эсэсовских лагерей – Освенцима, Майданека, Треблинки – лагерь № 318 в Ламсдорфе был подчинен германскому верховному командованию и непосредственно VIII военному округу в Бреслау и предназначен только для военнопленных.
Лагерь имел типичную для большинства шталагов планировку. Периметр из колючей проволоки был оснащён – через каждые 200 метров – наблюдательными вышками. У входа несколько административных зданий, в которых размещалась канцелярия, охрана, переводчики, полицаи. Многие десятки бараков для военнопленных (вместимостью 200 – 250 человек), нанизанных на несколько широких осевых проездов, составляли примитивную геометрическую планировку, центром которой служил пищеблок.
По режиму и отношению к его узникам он практически ничем не отличался от концентрационных лагерей. В 1945г., после освобождения Ламсдорфского лагеря советскими войсками Северо-Западного фронта в нём были обнаружены приказы, распоряжения и инструкции бреславского военного округа, на основании которых лагерная комендатура творила расправу над военнопленными.
Например, в памятке об использовании труда советских военнопленных, изданной в Бреслау 15 августа 1941г., говориться: «… 10) Русские военнопленные прошли школу большевизма, их нужно рассматривать как большевиков и обращаться с ними, как с большевиками... Поэтому нужно с самого начала обращаться со всеми русскими военнопленными с беспощадной строгостью...».
Беспощадная строгость по отношению к советским военнопленным в лагере поддерживалась голодом, непосильным трудом, истязаниями, штыком и расстрелом.
Марк прибыл в Ламсдорф где-то в конце августа 1942г. Косвенно о времени поступления в лагерь можно судить по прививкам, которые были сделаны Марку 25-го августа от оспы, а затем 28 августа и 1 сентября от туберкулёза.
При поступлении в лагерь военнопленных каждому военнопленному присваивался персональный номер, который заменял ему отныне и имя, и фамилию. Теперь при перекличках он должен был отзываться только на этот номер и в русском произношении, и в немецком. Этот же номер был выбит дважды на небольшой пластинке – жетоне (металлическом или пластмассовом) размером 5×3 см.
Назывался этот жетон Erkennungsmarke, носили его на верёвочке на шее словно нательные крест. Горизонтальная линия с пробитыми щелями, идущая посредине жетона, давала возможность легко отломить его нижнюю половину в случае смерти заключённого. Эта часть жетона сдавалась в архив вместе с карточкой военнопленного для регистрации факта смерти, а вторую половину вкладывали в ротовую полость умершего военнопленного перед захоронением.
Марк получил в лагере номер 37289. Этот номер был записан и его в личную карточку военнопленного.
После процедур оформления в лагере военнопленного ожидало неизбежное направление в ту или иную рабочую команду. Отныне главным его предназначением становилось Arbeitseinsatz – трудоиспользование.
На практике это выглядело так: крупные концерны и мелкие предприниматели, а также крестьяне направляли свои запросы в арбайтсамты (подразделения службы труда), которые обрабатывали их и передавали дальше – в земельные ландсарбайтсамты. Те в свою очередь получали сведения из шталагов и военных округов и, по мере необходимости и поступления, распределяли рабочую силу между потребителями.
Следствием этого было формирование рабочих команд (Arbeitskommando) – разнокалиберных (численностью от 15 до 1000 человек) временных трудовых коллективов. Часть их них размещалась в самом главном лагере шталага или в его лагерном отделении (особенно если они располагались возле большого производственного объекта). Большинство же направлялось из шталагов в рабочие лагеря (Arbeitslager) или в так называемые производственные лагеря (Firmenlager) для размещения заключенных в непосредственной близости от конкретных рабочих мест.
Но, где бы военнопленные не работали, и, где бы фактически не проживали, всё равно повсюду они оставались приписанными к тому или иному конкретному шталагу. Здесь они были зарегистрированы, отсюда получали приказы и наказания, через них шла вся касающаяся их деловая переписка. Шталаги тем самым являлись для них в прямом смысле базовыми, опорными центрами.
В одном из служебных помещений перед входом в шталаг VIII F (318) размещался филиал бюро по распределению рабочей силы г. Оппельн. Это бюро занималось распределением рабочей силы на различные работы.
12 сентября Марк был направлен в рабочую команду Кdo 147В Lithandragrube. Команда 147В работала на шахте Lithandra (Lithandra-Hillebrand). Слово grube в названии этой рабочей команды переводится как «шахта».
Попадание в ту или иную команду мало что значило для узников Ламсдорфа – абсолютное большинство лагерных рабочих команд трудились на угольных шахтах. Сам лагерь и создан был как шахтерский.
Это, конечно же, не случайно. Лагерь находился практически в центре Верхнесилезского промышленного района. Именно здесь, в одном из крупнейших промышленном районов Западной Европы, было расположено индустриальное сердце Польши, которое в то время вынуждено было работать на «тысячелетний» гитлеровский рейх. Здесь расположены значительные запасы угля, а на севере Силезской возвышенности имеются крупные залежи железной руды. В этом районе насчитывалось несколько сот промышленных предприятий, в том числе и военных – авиационные, танковые, автомобильные и другие заводы.
На работы посылались команды в г. Катовицы в шахты «Макс», в шахты «Кенигслаурахютте», в шахты «Негвилевундшгрубе», в шахты в г. Гинденбург, в шахты в Войтенгрубе и в другие города Верхней Силезии: округа Нейсе, Оппельн, Фалькенберг, Нойштадт, Лиопшиц, Ратиор, Коузель. Рабочие команды посылались на цементный завод в г. Оппельн, на заводы фирмы «Фарбениндустри» в г. Нейдебрюк, в Нойштадт для фирмы «Эхнер и К0». В шахты посылались команды по 400-600 человек, на фабрики и заводы – по 90-100 человек.
Шахта Lithandra (Lithandra-Hillebrand), на которой работал Марк Андреевич, находится в городе Руда Слёнска (польск. Ruda Śląska буквально «Руда Силезская»). Шахта эта работает и поныне.
Жили узники рабочей команды Кdo 147В Lithandragrube где-то вблизи от шахты, рядом со своим рабочим местом. Расстояние между Ламбиновице и Руда Слёнска – более 100 км и не позволяло проделывать этот путь ежедневно.
Перед первым спуском в шахту с вновь прибывшими проводился примитивный инструктаж. Чтобы облегчить усвоение военнопленными трудовых задач немцы выпускали простейшие немецко-русские словари. Как правило, это была книжечка небольшого формата, снабженная рисунками. Под рисунком орудия труда или отдельной трудовой операции было написано его название на русском и немецком языках.
Для задействованных на добыче угля был выпущен Russisch-Deutsches Bilder-Wörterbuch für den Steinkohlenbergbau (Русско-немецко словарь картинок для каменноугольной промышленности).
Дальше жизнь рабочих команды шла по строго заведённому распорядку. Рано утром их будили, вели на завтрак, который состоял из какой-нибудь баланды. Затем они шли на работы. В инструменталке брали инвентарь, в том числе тяжелые карбидные лампы. После этого пленных загоняли в клетку, спускали по стволу в шахту и только вечером, уже в темноте поднимали с глубины.
Характер работы в шахте зависел от состояния породы. Если она была прочной и не разваливалась, пленные работали на бурении камня. После бурения дыры взрывали, так пробивался штрек. Затем загружали камни на вагонетки. Толкали их вручную по узкоколейной линии, сами же и выгружали. После взрыва штреки заполнялись пылью, людям приходилось работать внутри в сплошной пыли. Абсолютно не соблюдались правила техники безопасности.
Где пласт угля разваливался, там устанавливали качающиеся транспортеры. В таком случае работали на подаче угля на эти транспортеры. Добытый уголь подавался вручную лопатой. По транспортёру он поступал к стволу шахты, а оттуда поднимали на поверхность.
Выполняли пленные и многие другие работы: закрепление штреков железными и деревянными стойками, забивка лавы породой земли с мусором.
Рабочий ресурс советского военнопленного на тяжёлых производствах позволял продержаться пять – максимум шесть месяцев. Единицы выдерживали этот режим дольше. Те, кто не в состоянии были больше работать, отсылались обратно в лагерь и к ним относились как к отработанному материалу.
Узник шталага Ламсдорф Сергей Воропаев, который вёл дневник, оставил подробное описание жизни и работы на шахте. Этот дневник ныне хранится в Костанайском областном историко-краеведческом музее России (Сергей Воропаев умер 23 марта 1945г., через несколько дней после освобождения лагеря советскими войсками).
Первая запись в дневнике сделана 29 марта 1944 года: «Тревожно. Жизнь изломана. Сам искалечен. Ночь. Только что вернулся с работы, хочется жрать. Но, увы, нечего, 0,7 л. брюквенного бульона заменили ужин. Ложусь спать». 2 апреля 1944 год «Ночь. Только что вернулся с работы. Слишком измучился. Тонн 30 выкидал угля. Дорогой, я только пленный и не хочу ежечасно получать пощечин, пинков, разнообразных ударов… .» 4 апреля 1944 г. «...Запах весны. Но огромная облачность на душе. Сегодня 9 часов работать. Задумал великую мысль в будущем – свободу. Вернулся с работы, отработал адский день. Да! Здоровье подорвано, сегодня целый день ломит кости. Больно. В 23 года старик». 6 апреля 1944 г. «…Опять работали 9 часов. …Один немец аузир (надзиратель) встал с палкой в руках и погонял. Одна минута простоя стоит палки. Так что кидай и кидай. У меня зачесалась спина, я послал руку назад и давай, было, чесать, но палка-змея поднялась над моей головой. Удар был устранён возобновлением работы. Вчера на моих глазах этот надзиратель избивал двух товарищей. Сопротивления, конечно, не последовало, ибо это невозможно. Это стоит жизни».
С. Воропаеву вторит Евдоким Сухопаль, 1909 года рождения, уроженец Черниговской области, Ново-Басанского района, деревня Ново-Басан – узник лагеря Ламсдорф, который выжил и впоследствии рассказывал:
«... Люди до того были изнурены непосильным физическим трудом и истощены от недостатка питания при такой нагрузке, что умирали прямо в шахте, как мухи. Не было ни одного дня, чтобы 5 – 6 человек не умерли прямо в шахте, а порою и в казарме. Администрация лагеря один-два раза в месяц обновляла состав нашей команды новыми силами, привезенными из лагеря Ламсдорф, а истощенных и измученных работой увозили обратно в лагерь ... Через 5 месяцев работы на шахте из нашей команды в 150 человек осталось около 25 человек, а остальные в большинстве умерли прямо в шахте и по пути в лагерь ...».
История Марка это подтверждает: 18 февраля 1943г., через 5 месяцев с начала работы, его, заболевшего, вернули в лагерь и поместили в лагерный лазарет, откуда он уже не вышел.
В карточке военнопленного записан диагноз Марка – Ödemkrankheit (водянка). Водянка – это патологический процесс, при котором в подкожной клетчатке и пространстве между тканями накапливается транссудат (избыточная жидкость).
У военнопленных водянка развивалась на фоне длительного хронического голодания, тяжёлых условий труда, отсутствия сколько-нибудь удовлетворительной одежды и отопления в помещениях, и как следствие хронических нарушений в работе почек, печени и органов кровообращения.
Фактически никакого медицинского обслуживания советских военнопленных в лагере Ламсдорф не было. Медицинские учреждения лагеря для советских военнопленных (санчасть, лазарет, туберкулезный блок) по своему санитарному состоянию и режиму ничем не отличались от остальных блоков лагеря, но были значительно хуже, являясь «блоками смерти», в которых попавшие туда больные-военнопленные, будучи предоставлены самим себе, погибали без всякой медицинской помощи от болезней и голода.
Практиковалось только один вид лечения – лежанием.
Что это был за лазарет видно из показаний бывшего «караулмайстера» лагеря Генкеля Йозефа, который позднее сообщил: «... Больных пленных посылали в специальный барак, так называемый «кранкен баракен», туда их бросали на солому на пол, где они умирали. Я никогда не видел, чтобы больному пленному делали какую-нибудь перевязку или же давали лекарство... Я видел, как на кладбище проезжали два воза, нагруженные трупами голых пленных и покрытые палаткой. Трупы эти были так худы, что видны были кости...».
Дата выпи
|
| |
| |
