Леон Вощик – один из последних живых свидетелей функционирования лагеря для военнопленных Шталаг ХХС в Торуне. Он жил с родителями почти напротив главных ворот в лагерь. Был учеником немецкой начальной школы. После занятий они с братьями и друзьями играли рядом с лагерем, хотя временами их забавы могли стоить жизни. А вообще немецкие охранники не реагировали на играющих детей.
Леон помнит начало строительства лагеря в Глинках, которое производилось в 1940-1942 годах силами британских пленных под началом немецких мастеров. В строительстве также участвовали частные торуньские фирмы и обычные жители города, желающие немного подзаработать. Бараки были поставлены на деревянных сваях, так что несмотря на неровности рельефа, они находились на одной высоте. Вся территория была огорожена колючей проволокой на деревянных опорах. Колючая проволока была так же закопана в землю, чтобы предотвратить подкопы. С внутренней стороны забора был установлен дополнительный ряд заграждений, так, чтобы нельзя было подойти непосредственно к внешней ограде. Кроме того были сторожевые вышки, а вся территория в ночное время освещалась лампами. Осенью 1941 г. начали прибывать первые эшелоны с советскими пленными. Первое время русские жили под открытым небом, пока их бараки достраивались. Лагерь был разделен на английский и русский сектора (поздней добавился итальянский). Для каждого из них была отдельная кирпичная кухня. Англичане еще имели клуб, в котором стояло пианино. Там выступали лагерные музыкальные коллективы и театр. Перед клубом стояли высокие гимнастические турники. Англичане с удовольствием играли в бейсбол, футбол и устраивали боксерские матчи. Летом разбивали небольшие овощные огороды и загорали на шезлонгах. В начале плена они немного голодали, но вскоре до них стали приходить регулярные посылки из Красного Креста. Чего в них только не было: толстые плитки шоколада, какао, кофе, консервированная аргентинская говядина, табак, печенье, изюм и сухое молоко. Жители Торуня и даже немцы могли только мечтать о таких деликатесах. Леон со своей компанией выменивали их на муку и хлеб.
Бараки были либо общие, либо разделенные на отдельные комнаты. В коридоре на полках был разложен инвентарь для командных игр. Внутри стояли большие печи, так называемые козы. В каждом бараке стоял насос для набора необходимой воды. Были так же библиотека, швейная мастерская и «вошебойка» для вновь прибывших пленных.
Русские спали в таких же бараках. У каждого был свой шкафчик для одежды. Кровати были сколоченны из досок, а так называемые бумажные матрасы были набиты соломой. Однако они не получали посылок. Там был страшный голод. Польские крестьяне подвозили сельхозпродукты, однако этого все равно было мало. Немцы не были готовы принять такое большое количество советских пленных. Леон подкармливал как мог этих бедолаг (хотя у самого дома было негусто). Вечерами ходил с товарищами к немецким казармам выпрашивать остатки хлеба. Немцы готовы были делится. Леон бежал с хлебом к русским. Оставлял его в обговоренном месте. За это он получал от них самодельные игрушки, а однажды один русский, увидев его рваные ботинки, спросил размер обуви. На следующий день Леона ждали красиво сделанные в лагерных условиях ботинки.
Каждое утро колонны пленных выходили на работу в разных частях города. Большинство из них следовали в район Ключиков. Там фирма Сименс начала строительство новой железнодорожной станции, паравозного депо, водонапорной башни и других объектов, которые сохранились в очень хорошем состоянии и по сей день. На чердаке сейчас можно увидеть отпечатавшиеся в бетоне следы военных ботинок пленных. Англичане выполняли более легкую работу, в то время как русские засыпали песком болота. Многие из них упали в глубокие котлованы и ни у кого не было сил их вытащить. Смертность среди русских все возрастала, холод, голод, тяжелая работа, отсутствие необходимых медикаментов делали свое… Немцы вывозили их на телегах на кладбище в Малой Нешавке. Хоронили их в пронумерованных общих могилах. В центре был установлен большой деревянный православный крест (после войны местные его распилили и продали как дрова).
В 1943 году в лагерь прибыли итальянцы. Пленные были полностью экипированы. Не было только огнестрельного оружия в кобурах. Офицеры имели сабли. Среди них был военный священник – капеллан. Он мог свободно покидать лагерь. Ходил в костел на Подгуже и служил там мессы на итальянском языке. Подгужане слушали их с интересом. Брату Леона он отдал при обмене свою медаль за Первую мировую войну. Капеллан остался жить на Подгуже в течении некторого времени после окончания войны.
«…Однажды, играя с товарищами рядом с лагерем, услышали пронзительные крики избиваемого русского пленного, доносившиеся из немецкой казармы. Мы просто не могли их больше терпеть. Набрали камней и обкидали ими казарму. Крики умолкли, а из казармы выскочили немцы в поисках виновных. Тогда мы побежали изо всех сил в направлении полигона. Бегство удалось, но как мы позднее решили, это был очень легкомысленный поступок с нашей стороны. У немцев был рядом вольер для сторожевых собак, которые легко могли взять наш след. На следующий день того русского вывел из лагеря немецкий солдат и заколол штыком…
Наступил январь 1945 года. Немцы эвакуировали лагерь на Запад. Остались толькое непригодные к маршу русские. Теперь лагерь принадлежал нам. Мы бегали по всей его территории, играли в прятки и т.п.
Появились русские, а вместе с ними и польские солдаты. Как радостно было видеть их польские мундиры и четырехугольные фуражки, однако… у них вообще не было патронов к винтовкам. Но зато были мы… Мигом сбегали на полигон, место, где шел бой за Торунь. Сколько могли набили в карманы патронов, набрали пулеметных лент и бегом обратно к нашим солдатам. Они окружили нас и с радостью стали срывать с наших шей пулеметные ленты. Стало страшно, что они оторвут нам головы в своем энтузиазме … вскоре они отправились на фронт.»